Так почему же смакует? Почему бестрепетно, вчуже, как бы со стороны фиксирует хроникер происходящую трагедию? И даже прибегает к литературным «красивостям»: «Смерть была всесильной повитухой, и дети, прямиком из чрева матери, отправлялись в могилу». «У кого сердце не надорвется с печали видеть, как дети, цвет грядущего поколения, припадают к грудям уже умерших матерей».
А потому, что чуму лондонцы – заслужили.
«Чума, – не сомневается богобоязненный шорник (а вместе с ним, надо полагать, и Дефо), – есть карающая длань Господня… <…> …столь разрушительный удар навлекло на нас Божественное Провидение».
Когда рассказчик делится этой мыслью с перепуганными, обезумевшими от горя и боли горожанами, над ним смеются, потешаются, показывают на него пальцем. Он же непоколебимо уверен: лондонцы мор и глад заслужили. Вот почему в описание страждущих, гибнувших и обезумевших рассказчик вкладывает не больше эмоций, чем в статистические таблицы. Историческая хроника приобретает, таким образом, еще один ракурс – назидательной притчи с многочисленными отступлениями о бренности человеческой жизни: за грехи те́рпите, еще хуже будет, если не покаетесь. Этого мотива в дневниках беспечного, циничного вертопраха Сэмюэля Пипса нет и в помине.
А вот «Записки кавалера, или Дневник военных действий в Германии и войны в Англии с 1632 по 1648 год» историческим трудом никак не назовешь. Назидательной притчей – и подавно. Приняты «Записки», меж тем, были весьма благосклонно – и тогдашними критиками, и будущими биографами. «Образец исторического сочинения». «Одно из самых блестящих военных воспоминаний, написанных на любом языке».
И, расхваливая, в очередной раз спорили: факт это или вымысел? В самом ли деле полковник Эндрю Ньюпорт (кстати, фигура вполне реальная, сын шропширского джентльмена, дослужившийся в конце жизни до места специального уполномоченного на таможенной службе) с 1630 года путешествовал по Европе, побывал в Вене, был свидетелем осады и разграбления Магдебурга, служил под началом шведского короля Густава Адольфа, а потом – английского короля Карла I? От него что же, действительно остались воспоминания о ратных подвигах, и эти мемуары случайно попали к Дефо? Действительно ли Дефо и на этот раз, как в «Дневнике чумного года», выступает в скромной роли публикатора?
Одни не верили ни одному слову из воспоминаний Ньюпорта, участника исторической битвы при Вустере в 1651 году на стороне английского короля, который, потерпев поражение от «железнобоких» Кромвеля, взошел на эшафот. Другие не менее убедительно доказывали, что рукопись кавалера Ньюпорта и впрямь попала в руки Дефо (в предисловии автор подробно описывает, где он нашел эти записки, что, впрочем, зная Дефо, еще ничего не означает), ведь не стал бы Дефо, пиши он от своего имени, воевать с любимыми шотландцами, называть их «продажным племенем», как это делает мемуарист. С другой стороны, откуда в историческом сочинении о гражданской войне взялись свифтовская «Сказка бочки», увидевшая свет в 1705 году, и свифтовский же журнал «Экзаминер»?
Чем не очередная история про мальчика и волков. Мальчик много раз, пугая взрослых, кричал: «Волки! Волки!», когда никаких волков не было и в помине. Когда же волки на самом деле появились, никто мальчику не поверил. Вот, дескать, и Дефо в кои-то веки написал правду, ничего не присочинил, а ему не верят. Что же в данном случае значит «написал правду»? Скорее всего, в «Записках кавалера», как в романах Вальтера Скотта или в нашей «Капитанской дочке», исторический фон достоверен, тогда как герой – хоть он и списан с реально существовавшего человека – вымышлен. И так ли уж важно, сочинил ли писатель этот военный мемуар сам или же записал его с чужих слов, а потом лишь незначительно видоизменил, подвергнув литературной обработке? Так ли уж важно, кто автор шекспировских сонетов или «Тихого Дона»?
Гораздо важнее, что «Записки кавалера» не зря получили «хорошую прессу» – они увлекательны, живо написаны, а обычно свойственного Дефо религиозного морализаторства и назидательности так мало, что и впрямь поневоле задумываешься: Дефо ли автор «Записок»? Некоторыми несуразностями – следствие того, что Дефо пишет много и быстро, – вполне можно пренебречь, в «Робинзоне Крузо» их ведь, как выяснил Гилдон, тоже немало. Ньюпорт, к примеру, называет себя кавалером еще до службы в войсках Карла I. В одном месте герой утверждает, что старины чуждается; в другом – что у него есть вкус «ко всему древнему и прекрасному».
Написанные, как и «Дневник чумного года», от первого лица, «Записки кавалера» состоят из двух неравноценных частей. В первой, более удачной, Ньюпорт (если это Ньюпорт) воюет, как уже сказано, на стороне шведского короля Густава Адольфа (фигура которого давно вызывала у Дефо интерес, он пишет про короля не впервые); во второй – на стороне Карла I, сначала против шотландцев, а потом против парламентских войск. Первая часть написана ярче, динамичнее, чем вторая: образ бездарного военачальника – Карла I – Дефо-Ньюпорта явно не вдохновляет, ведь Ньюпорт – человек дела, циничный, хладнокровный наемник, воюет он исключительно ради денег, а не против Кромвеля, кто победит, ему, в общем-то, безразлично. В королевской армии ему многое не нравится: в войсках засилье клерикалов, у кавалеров нет слаженности, взять хотя бы отчаянного рубаку, племянника короля принца Руперта, для которого война идет не под девизом «Бог и король», а «Грабь что подвернется под руку»; Руперт сам себе голова, он ни с кем и ни с чем не считается, как, собственно, и Ньюпорт.
О Густаве же Адольфе Дефо всегда был высокого мнения, вот и в «Записках» автор – кто бы он ни был – не забывает процитировать своего кумира: «Мой давний герой, славный Густав Адольф, любил говорить: “Если вынудить противника, против его желания, идти в атаку, – то победа, считайте, у вас в кармане”».
Густав Адольф был не единственным государственным и военным деятелем, к которому Дефо относился с большим уважением. Отдавал он должное и двум противоборствующим монархам – шведскому королю Карлу XII и Петру Великому, придерживаясь принципа «писать о противоборствующих сторонах с равным и беспристрастным уважением». Прием в «Истории войн нынешнего монарха Карла XII, короля Швеции, с того времени, как он впервые высадился в Дании, и до его возвращения из Турции в Померанию» использован, по существу, тот же, что и в «Записках». Войны Густава Адольфа описывает английский офицер на службе у шведского короля; историю войн Карла XII – шотландский джентльмен. «Писано шотландским джентльменом на службе у шведского короля» – читаем на фронтисписе. Этот шотландский джентльмен, как и Ньюпорт, души в своем герое не чает: «Мой герой одержал победы, о которых потомки будут слагать легенды, покуда историческая летопись не превратится в роман», – говорится в предисловии. Уже превратилась?
А вот к Петру Великому у Дефо отношение неоднозначное. Петр импонирует Дефо своим государственным мышлением, презрением к условностям, и в то же время писатель видит в Петре потенциального противника Англии, предостерегает соотечественников от русской морской экспансии, призывает бояться русских – они-де «отчаянны и отважны, они не из тех, кого легко победить», русские «безрассуднее испанцев». Называет Петра то «неутомимым правителем», восхищается его умом, прозорливостью и бешеной, бьющей через край энергией, превозносит преобразования, им затеянные, «величие русского императора, его бескрайние владения, великолепие его двора и его неограниченную власть»[30]. А то – «нехристем», «сибирским медведем», чьи «плоды ума писаны кнутом», за что ему пришлось еще весной 1713 года приносить извинения русскому посольству после публикации в «Обозрении».
В «Беспристрастной истории жизни и деяний Петра Алексеевича, нынешнего царя Московии, от его рождения до настоящего времени, с описанием его путешествий и переговоров в разных европейских странах» мы видим всё тот же прием, знакомый по «Запискам кавалера» и «Истории войн нынешнего монарха Карла XII»: Дефо «попала в руки» рукопись британского офицера на службе у русского царя. Офицер этот участвует в сражениях русско-шведской войны, в том числе и под Полтавой, где Петр прославился решимостью и отвагой.
Кавалер восхищается полководческим талантом Густава Адольфа; британский офицер, в свою очередь, отдает должное самодержцу Петру: «Покажите мне в Европе еще такого государя, который, не имея прежде ни одного корабля, за три года построил бы целый флот!» Дефо можно обвинить, мягко говоря, в непоследовательности: в «Истории войн Карла XII» он придерживается шведской точки зрения на войну с Россией, в «Истории жизни Петра Алексеевича» – русской, прямо противоположной. Не менее беспристрастно, чем войны Петра, описывает английский офицер столкновение русского императора с сыном Алексеем, суд над царевичем и слухи о его смерти.
Не обошлось и тут без апокрифа, согласно которому Дефо, оказавшись в 1723 году в Париже, встретил в книжной лавке возле Нового моста двух высоких, видных офицеров, одного он принял за русского дворянина в форме французской инженерной школы, второй был «лиловым негром», абиссинцем Ибрагимом – арапом Петра Великого Абрамом Петровичем Ганнибалом. Разговорились: Петр назвался русским офицером, Дефо – португальским коммерсантом…
Скажем прямо: монархи – что шведский, что английский, что русский – удаются Дефо меньше, чем убийцы и грабители, жизнь и преступления которых писатель описывает с куда большим вдохновением; они – как видно, еще со времен Ньюгейта, – вызывают у него неподдельный, какой-то даже болезненный интерес.
Парадокс: добропорядочный, законопослушный, набожный член общества, всегдашний миротворец, автор морализаторских притч, который не может простить мужу, что тот, напившись, избивает жену, или собственной дочери, если та ложится спать, не прочитав на ночь молитву, – не скрывает своего восхищения, описывая таких кровавых, безжалостных и в то же время дерзких и предприимчивых головорезов, как француз Картуш, Джонатан Уайлд или Джек Шеппард. Всё это – герои пятитомного «Ньюгейтского календаря», выходившего с 1700-го по 1820 год, где во всех подробностях описывались скандально известные преступления. Многие беллетристы – возможно, и Дефо – черпали из этого «Календаря» материал для своих сен