Проповедником он не станет. В 1678 году заявил: «Кафедра проповедника – не для меня», и покинул Сток-Ньюингтон, не доучившись и повздорив из-за этого с отцом. Почему младший Фо отказался «идти по проторенной церковной линии», остается только гадать. То ли он не чувствовал в себе призвания клирика. То ли, будучи сыном раскольника, понимал, что в текущей ситуации ему, при всех его способностях и знаниях, на духовной стезе не преуспеть. А может, он, человек с детства азартный, увлекающийся, хотел испытать себя в мирских делах, в жизни, которая не ограничена церковной кафедрой и потребует от него способностей куда более разносторонних.
Как бы то ни было, в 1678 году, неполных девятнадцати лет, Даниель покидает Ньюингтон. И в этом же году – вряд ли это случайное совпадение – на корабль впервые в жизни садится его alter ego, моряк из Йорка Робинзон Крузо. И выпускник богословской семинарии, и выдуманный им литературный персонаж вопреки родительской воле подчинились своему природному влечению, толкавшему обоих – перефразируем сказанное в романе – «к злоключениям, которые выпали на их долю».
Глава II«Воскресный джентльмен»
Злоключения Даниеля Фо – впереди. Ближайшие же несколько лет его бурной жизни, с 1678-го по 1685-й, пусть и беспокойные, зато увлекательные. Эти годы выпускник Ньюингтона живет, как говорится, «полной жизнью». Полной и заранее предначертанной: Джеймс начинал точно так же.
Торгует – торговлю называет своим любимым занятием. Много лет спустя в «Плане английской торговли» провозгласит: «Что такое Англия без своей торговли?» Женится. Путешествует. Начинает писать.
К торговле он еще только примеривается, пока же, по отцовской протекции, записан в цех мясников, а еще подвизается переписчиком в оптовой галантерейной фирме. Джеймс Фо рассудил как отец Петруши Гринева: «Пускай его послужит!».
Заработок у начинающего галантерейщика невелик, и тем не менее двадцатитрехлетний Даниель заводит семью, находит себе подругу жизни, девушку довольно невзрачную, зато из богатой семьи и его круга. Двадцатилетняя Мэри Таффли – дочь состоятельного бочара, отец дает за ней почти четыре тысячи фунтов приданого, будет что вложить в дело, рассудили, должно быть, жених и будущий свекор.
Брачное свидетельство датировано 28 декабря 1683 года:
«Чарльз Лодуик, пастор церкви святого Михаила в Корнхилле, удостоверяет, что Даниель Фо, двадцати трех лет, того же прихода, холостяк, купец, берет в жены Мэри Таффли, приход святого Ботольфа, Олдгейт, девицу двадцати лет, незамужнюю, с согласия ее отца».
Не проходит и четырех лет, а Мэри Фо, урожденная Таффли, трижды разрешается от бремени, всего же детей у четы Фо будет семеро. Старшую дочь нарекли Ханной, вторую дочь – она умерла в младенчестве, – как мать, Мэри, а старшего сына, родившегося в 1685 году, – так же, как прадеда и отца, Даниелем.
Своим Даниелем Мэри Фо чаще всего недовольна, ворчит: верно, бережлив, трудолюбив, сметлив, зарабатывает вроде бы неплохо, но денег всё равно не хватает; хоть и энергичен, но витает в облаках, любит сочинять стишки, увлекается политикой, вечера просиживает в таверне с дружками. Отношения между супругами не складываются, супруга бранится, супруг помалкивает, в споры с женой не вступает, знает, что, говоря словами Герцена, «бугор собственности и стяжения не был у него развит». Да и дома бывает редко – весь в делах. Каких – Мэри неведомо, да она и не вникает. А то возьмет и вовсе уедет, и надолго; куда – жена не расспрашивает.
Действительно, мужем Даниель был неважным, а вот детей любил, играл с ними, воспитывать их считал своей первейшей обязанностью. Учить – в первую очередь Закону Божьему – почитал неотменимым родительским долгом, не зря же отец сажал его что ни день переписывать Пятикнижие. Рассуждал:
«Мало водить детей в школу – потребно еще знать, в какую школу отдать, каким наукам учить и как, разобраться, к чему твой отпрыск способен и склонен».
Спустя годы изложит свои представления о воспитании детей в «Семейном наставнике» – наставником, проповедником Дефо был всегда, и в молодые годы тоже. Проповедником без кафедры и паствы.
Сам же лелеял, и тоже с самого детства, две склонности: к путешествиям и к сочинительству. В 1683 году пишет первое свое сочинение «Трактат о турецком вопросе». Был ли этот трактат напечатан или нет – неизвестно. Известны обстоятельства: турецкие войска захватывают Венгрию, входят в Австрию и окружают Вену. Виги довольны: католическая Австрия вот-вот падет. Довольны – но не все. Даниель, убежденный виг, как пресвитерианину-раскольнику и положено, смотрит на дело иначе: пусть уж лучше австрийские католики расправятся с венгерскими протестантами, чем мусульманская Оттоманская империя уничтожит и протестантов, и католиков; и те, и другие – христиане как-никак.
К этому же 1683 году относится и его первое плавание по торговым делам. Фо больше не переписчик у галантерейщика, он встал на ноги и, на паях с братьями Станклиф, чем только не торгует: и духами, и вином, и мясом, и галантереей, и табаком, который вывозит из Испании и Португалии, из стран Леванта, с которыми также активно взаимодействует. Причем торгует не в розницу, по мелочи, а оптом, его склады находятся в Корнхилле, тогдашнем финансовом и торговом центре Лондона.
Знаем мы об этом путешествии, как и о первом его сочинении, немного. Знаем, что первое время, как и его герой Робинзон, мучается морской болезнью, причем когда его корабль даже не вышел еще в открытое море. Что по пути в Испанию от пиратов еле ноги унес.
«Случилось со мной такое приключение, – вспоминал писатель. – Наш корабль, державший курс на Роттердам, был захвачен алжирскими разбойниками, напавшими на нас еще в наших водах, при самом выходе из Темзы, неподалеку от Гарвича».
Напали, ограбили – и отпустили. По другой же версии, пленников не отпустили, а освободила береговая охрана. Вел себя Фо, однако ж, смело, несмотря на неопытность и молодые годы, не струсил, держался молодцом.
Не раз за его кораблем, равно как и за кораблями, им зафрахтованными, гнались пираты из марокканского города Сале, порта на атлантическом побережье Марокко, печально знаменитого «пиратского гнезда», считавшегося в те годы центром морского пиратства. Это их, марокканцев, Дефо называет «алжирскими разбойниками»; марокканцы, алжирцы – какая разница.
Справиться с «турецким пиратом из Сале» не представлялось возможным, против них предпринимались целые экспедиции, в Англии печатались списки захваченных пиратами моряков – всё напрасно.
«…Нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежавший маврам… капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника», – читаем в начале «Робинзона Крузо».
К слову: среди многочисленных и разнообразных трудов Дефо есть и двухтомная «История пиратства», написанная незадолго до смерти. Каких только экзотических историй за Дефо не числится: и история чертей, и история привидений, и история черной магии. Любимым пиратом Дефо был непобедимый Уолтер Рэли, гроза морей, который в XVI веке доставил немало неприятностей «французу» и «испанцу» и снарядил экспедицию за золотом, отправившись на другой край света, в устье реки Ориноко. Золота, увы, не добыл (а, возможно, его припрятал), и по возвращении был посажен в Тауэр и обезглавлен: с государственным заданием не справился.
Пройдет несколько лет, и Дефо предложит королю Вильгельму осуществить этот проект; он дотошно изучит описания путешествий Рэли, а много позже, в 1720 году, выпустит «Историческое известие» о странствиях великого пирата и даже подготовит для «Компании южных морей» специальную брошюру с тщательно разработанным планом отправки в устье Ориноко нескольких кораблей английского флота.
Еще знаем, что в Испании торговал он успешно, задержался надолго, изъездил всю страну, побывал на корриде, которую подробно, однако без особого удовольствия, описал. Спустя годы чуть было не согласился занять место торгового агента в Кадисе. Почему отказался – опять же неизвестно; когда его спрашивали, ссылался на Провидение, Промысл Божий – они, мол, всё решают.
По слухам, в бытность свою в Испании получил он выгодное предложение отправиться в Африку в «гвинейский вояж», то есть заняться работорговлей, но отказался: «гвинейский купец» из Дефо получился бы вряд ли, хотя к работорговле он относился, как мы вскоре увидим, неоднозначно. Отправляя в Англию и из Англии корабли с товаром, давая ссуды на судостроение, зарабатывал юный Фо неплохо, хотя и сильно рисковал: корабли не раз тонули или же попадали в руки «джентльменам удачи» вроде его героя капитана Боба Синглтона, – на таком бизнесе недолго и разориться (что, к слову, вскоре и произойдет). И даже как-то раз, по слухам, дрался на дуэли. С кем, из-за чего, из-за кого – Бог весть. Одно можно сказать точно: жив остался.
Испанцев полюбил, о чем, не жалея эпитетов, напишет в «Дальнейших приключениях Робинзона Крузо»: они и благородны, и честны, и мужественны, и справедливы, даром что католики. Испанцев – но не португальцев.
«В общем, в плавании с португальцами я научился кое-чему, главным же образом научился быть бродячим вором и плохим моряком; а смею сказать, что во всём мире для обоих этих дел не сыскать учителей лучше португальцев», – читаем в «Капитане Синглтоне».[8]
Побывав в Испании и в соседней Португалии, а на обратном пути еще и во Франции, Германии, он много потом ездил по Англии, добрался и до Шотландии, в которой бывал неоднократно и которую, истинный пресвитерианин, полюбил на всю жизнь. Любовь была взаимной: в Эдинбурге Дефо уважали, к нему прислушивались и, в отличие от отечества, не преследовали. Полюбил настолько, что одно время подумывал даже перебраться туда с женой и детьми, подальше от лондонских парламентариев, министров и кредиторов. Поездки по стране всю жизнь будет считать своим долгом, иной раз – и секретным государственным заданием; в «Великом законе о субординации» напишет: