– О чем ты хочешь поговорить с Мордекаем?
– О том, что будет ему очень интересно, – ответил Деронда, слегка ущипнув мальчика за ухо. – Но ты пока не поймешь.
– А ты сможешь повторить вот это? – Джейкоб тут же принялся декламировать стихи на иврите, легко справляясь с причудливой смесью горловых и назальных звуков и ритмично кивая, чтобы показать слушателю, кто из них двоих умнее.
– Если честно, то нет, – старательно сохраняя серьезный вид, ответил Деронда. – Я не смогу произнести ничего подобного.
– Я так и думал, – заявил Джейкоб и исполнил короткий триумфальный танец, после чего достал из карманов свои сокровища и тут же спрятал обратно, словно желая сказать: «Посмотрел – и хватит». Затем распахнул дверь мастерской и заявил: – Мордекай, вот твой молодой щеголь.
Подслушанная в речи отца фраза, по его мнению, удачно венчала выступление на иврите.
Мама и бабушка немедленно отозвали не в меру бойкого мальчика, а Деронда вошел в мастерскую и закрыл за собой дверь. Он заметил, что на полу появился небольшой ковер, возле камина – кресло, да и сам камин горел намного ярче, чем обычно, – очевидно, в знак расположения к гостю. Едва Мордекай поднялся, чтобы его встретить, Деронда с изумлением обнаружил на его лице выражение торжественного ожидания, словно письмо прямо обещало откровение о судьбе потерянной сестры. Несколько минут оба молчали. Наконец Деронда придвинул свободное кресло к столу и сел рядом с Мордекаем.
– Вы пришли, чтобы сказать нечто такое, чего жаждет моя душа, – со страстной уверенностью проговорил старик.
– Я действительно должен сообщить вам кое-что очень важное и, надеюсь, радостное, – ответил Деронда.
– Отныне вы все знаете, – изрек Мордекай, наклонившись вперед и сжав руки. – Теперь вы мне как брат, сосавший грудь моей матери. Наследие моих отцов принадлежит вам. Сомнение больше не разделяет нас.
– Я не узнал о себе ничего нового, – возразил Деронда. Разочарование казалось неизбежным, и он не желал поддерживать в Мордекае напрасную надежду.
Старик бессильно откинулся в кресле, на миг утратив интерес к тому, что предстояло услышать. Весь день сознание его лихорадочно готовилось к одному-единственному известию. Удар оказался болезненным, и он закрыл глаза.
– Но я познакомился с человеком, в котором вы заинтересованы, – после короткой паузы мягко продолжил Деронда. – С человеком, тесно связанным с вашей покойной матушкой. – Деронда хотел постепенно подготовить Мордекая, однако заметив, что тот нервно вздрогнул, тут же пояснил: – Ваша матушка и вы любили этого человека больше всех на свете.
Мордекай судорожно схватил Деронду за руку. Его объял ужас, и Деронда это почувствовал. Когда Даниэль снова заговорил, голос его дрожал:
– Ваша молитва услышана: Майра спасена. Ваша сестра достойна матушки, которую вы глубоко почитаете.
Мордекай снова откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и принялся что-то едва слышно бормотать на иврите, после чего погрузился в умиротворенное молчание. Наблюдая за ним, Деронда представил, что мудрец разговаривает с каким-то невидимым, но глубоко любимым собеседником: в чертах лица появилась чистая благость, какая появляется на лицах людей после смерти. В эту минуту он впервые стал похож на Майру.
Как только Мордекай снова проявил готовность слушать, Деронда поведал ему историю сестры, однако, рассказывая о побеге, постарался как можно более туманно коснуться поведения отца, сосредоточив внимание на желании Майры вернуться в Англию, чтобы найти мать. Скрыл он и намерение девушки утопиться, а также собственную роль в ее спасении: просто описал дом приютивших ее друзей, с которыми он разделил интерес и заботу. Закончил Деронда рассказом о глубоких чувствах Майры к матери и брату, причем здесь постарался не упустить ни одной детали.
– Я отправился на их поиски, – с улыбкой пояснил Деронда, – и обнаружил этот дом: имя Эзра Коэн стало для меня самым важным в мире. Признаюсь, что долгое время я испытывал страх. Думаю, теперь вы простите мой вопрос о дочери старшей миссис Коэн. Меня очень волновало, какими окажутся родственники Майры. Однако, узнав, что ее Эзра скрывается под именем Мордекай, я обнаружил достойного брата.
– Мордекай – мое настоящее имя: Эзра Мордекай Коэн.
– Существует ли родство между вами и этой семьей? – уточнил Деронда.
– Только такое, которое связывает всех детей Израиля. Но душа моя исполнена признательности добрым людям, дающим мне кров и поддержку из сострадания, которое живет еще в еврейских сердцах. Я смиряюсь с их невежеством и в то же время испытываю глубокую благодарность: так легче осознавать духовную бедность еврейского рабочего народа, от которого нельзя многого требовать.
– Но ведь вы не чувствуете себя обязанным жить у них и впредь, когда появились более близкие вам люди? – спросил Деронда. – Мне кажется справедливым – разве не так? – что вы должны жить вместе с сестрой. Больше того, я уже нашел вам квартиру неподалеку от ее друзей. Прошу, позвольте мне это сделать, чтобы получить возможность часто вас навещать в часы, когда Майра будет занята. Таково мое эгоистичное желание. Но главная причина заключается в том, что Майра непременно захочет присматривать за вами, а вы, со своей стороны, должны согреть и защитить ее братским присутствием. У вас будут книги. Я мечтаю учиться у вас и вместе с вами гулять, смотреть на реку и деревья. В новой квартире вы обретете покой, в котором со временем будете все больше и больше нуждаться. Таковы мои притязания теперь, когда мы нашли друг друга.
Деронда говорил тоном искренней, нежной мольбы, как с почитаемым старшим братом. Мордекай слушал сосредоточенно, устремив на него внимательный взгляд, а когда Деронда умолк, некоторое время хранил молчание, но потом с жаром заговорил:
– И вы еще заставляете меня сомневаться в том, что родились евреем! Разве с самого начала мы не соприкоснулись невидимыми фибрами наших душ? Разве не задрожали вместе, как листья с одного ствола, питаемого общим корнем? Я – один из толпы бедняков; я болен; я умираю. Но наши души сроднились помимо нас. В ваших жилах течет кровь Израиля.
Деронда сидел неподвижно, чувствуя, как пылает лицо. Ни отрицать слова Мордекая, ни согласиться с ними он не мог. Он надеялся услышать более определенный ответ. Наконец, после долгой паузы Мордекай твердо произнес:
– Я исполню ваше желание. Знаю, что моя матушка – да пребудет с ней вечное благословение в наших душах! – пожелала бы того же. Я приму то, что приготовила ваша любящая доброта, и дом Майры станет моим домом. – Он немного помолчал и грустно добавил: – Но мне будет жаль расстаться с этой семьей. Вам придется самому сообщить им о моем уходе: у меня не хватит духу.
– Я предчувствовал, что вы возложите эту обязанность на меня. Пойдем сейчас же? – предложил Деронда, радуясь столь решительному согласию.
– Да. Не стоит откладывать то, что необходимо сделать, – заключил Мордекай и, встав с видом человека, которому предстоит исполнить тяжкий долг, добавил: – Только не говорите о моей сестре больше, чем это необходимо.
Войдя в гостиную, Мордекай обратился к вездесущему Джейкобу:
– Попроси отца прийти, а за магазином пусть присмотрит Сара. – Затем повернулся к старшей миссис Коэн и пояснил: – Мой друг хочет кое-что сказать.
Упорное стремление Мордекая называть джентльмена своим другом выглядело эксцентричной причудой, и женщины, улыбнувшись, любезно пригласили Деронду занять лучшее место.
Вскоре явился Коэн с пером за ухом и, довольно потирая руки, громко заявил:
– Итак, сэр! Я рад, что вы снова оказываете нам честь, посетив нашу мирную обитель.
Сияя от радости, он оглядел собравшихся. Надо заметить, что, когда все расселись возле камина, получилась композиция, достойная кисти мастера: в одном конце молодая мать качала завернутую в красное одеяльце малышку, а в другом – старуха держала на коленях Аделаиду Ребекку. Коэн стоял чуть в стороне. К его ногам прижался Джейкоб. Фигуры Мордекая и Деронды расположились в центре. Мордекай держался в тени, стремясь скрыть волнение. Огонь из камина бросал яркие отсветы на его задумчивое лицо.
– Я только что рассказал Мордекаю о событии, которое должно изменить всю его жизнь, – начал Деронда. – Надеюсь, вы согласитесь, что событие это радостное. Поскольку он считает вас своими близкими друзьями, то хочет, чтобы я сразу все объяснил.
– Нашлись состоятельные родственники, сэр? – предположил Коэн.
– Нет, не совсем, – с улыбкой возразил Деронда. – Но очень дорогая сердцу Мордекая родственница желает с ним соединиться. Это чудесная и очаровательная младшая сестра, готовая позаботиться о его благополучии и комфорте.
– Замужняя, сэр?
– Нет, не замужняя.
– Но со средствами?
– Она наделена талантами, которые обеспечат ей средства к существованию. Квартира для Мордекая уже готова.
Несколько мгновений стояла тишина, а потом старуха со слезами в голосе проговорила:
– Так-так! Значит, ты, Мордекай, от нас уходишь.
– Туда, где нет детей, как здесь, – подхватила младшая миссис Коэн.
– Ни Джейкоба, ни Аделаиды, ни Евгении! – запричитала старуха.
– Ай-ай-ай! Теперь вся учеба сына пойдет прахом. Придется отдать мальчика в школу, и для него настанут тяжелые времена, – решительно заявил Коэн.
Для внимательного Джейкоба слова отца прозвучали подобно приговору, поставив ужасную точку в траурном объявлении. При мысли об уходе Мордекая на подвижном лице отразилась недоверчивая печаль: ребенок не мог представить, что отныне жизнь навсегда изменится, однако упоминание о «тяжелых временах» сомнений не оставило, и он разразился громкими рыданиями. Аделаида Ребекка всегда плакала за компанию с братом, и сейчас с поразительной готовностью поддержала его горе. Дружный рев разбудил малышку, и та отозвалась сердитым криком, требуя, чтобы ее вынули из колыбели. Ситуация требовала активного вмешательства: не в силах терпеть пронзительные вопли, Мордекай протянул руки к Джейкобу, который даже среди слез и рыданий не забывал вертеть головой, демонстрируя всем свое горе. Напрасно пытавшийся утешить сына отец отпустил его, и мальчик сразу оказался в объятиях друга. Тот молча его привлек и крепко прижался щекой к кудрявым черным волосам. Однако Коэн почувствовал, что хозяин дома должен принести извинения за общую слабость и беспорядок, и обратился к Деронде, повысив голос: