– Да. Если бы он не был евреем, то я позволил бы себе его проклянуть – разумеется, в приличных выражениях, – ответил Ганс без тени улыбки.
– Наши встречи стали еще более сдержанными, чем прежде. Если так будет продолжаться и дальше, то еще два года я не смогу узнать, как она ко мне относится. Вот так обстоят дела. По-моему, мы с тобой не обидели друг друга. Придется мириться с невольным соперничеством и надеяться… неизвестно на что. Но я уверен: наша дружба выдержит подобное испытание.
– Нет, не выдержит! – горячо воскликнул Ганс и, бросив кисть и палитру, сунул руки в карманы куртки и обернулся так резко, что Деронда отпрянул в изумлении. – Наша дружба… моя дружба не выдержит испытания. Я не могу вести себя как неблагодарный негодяй и завидовать твоему счастью. Ты – самый счастливый парень на свете. Если Майра и любит кого-то, кроме брата, то тебя и только тебя.
Ганс упал на стул и смерил Деронду взглядом, который никак нельзя было назвать нежным. Придя в себя после потрясения, Деронда неуверенно проговорил:
– Это твой великодушный вымысел, Ганс.
– Настроение мое далеко от великодушия. Поверь: осознав это, я вовсе не обрадовался, тем более (а скорее тем менее) что в то время полагал, будто твое сердце принадлежит герцогине. И вот, черт возьми, милый сюрприз! Ты оказался евреем, влюбленным в еврейку. Все сходится наилучшим образом!
– Будь добр, поведай, на чем основан твой вывод, – попросил Деронда, не веря внезапному счастью.
– Не спрашивай. Матушка все видит и понимает. Главная интрига заключается в том, что Майра жутко ревнует тебя к герцогине, так что чем скорее ты откроешься, тем лучше. Ну вот: я заработал пару очков и имею право бранить тебя за то, что получил заслуженную награду. Невозможно представить большей удачи.
– Да благословит тебя Бог, Ганс! – промолвил Деронда и подал руку, которую Мейрик пожал в торжественном молчании.
Глава XI
Стремление Деронды признаться в любви не могло получить импульса более действенного, чем заявление Ганса о необходимости избавить Майру от мук ревности. Даниэль отправился к Эзре с твердым намерением попросить разрешения поговорить с Майрой наедине. Если его любовь будет принята, он получит полномочия жениха и в будущем сможет защитить избранницу от посягательств бесстыдного отца. Пока Деронда не замечал в манерах Лапидота признаков беспокойства, однако опасался открытого конфликта, в котором Эзра и Майра могли оказаться беспомощными жертвами.
Его предчувствия стали бы еще тяжелее, если бы Деронда знал, что происходит в сознании отца. Суета и бесцельная болтовня, которые доставляли мучения Эзре, в глазах Лапидота являлись результатом жестокого самоограничения, вынести которое он мог только в надежде на скорое, причем хорошо обеспеченное освобождение. Он надеялся, что рано или поздно представится по-настоящему удобный случай получить крупную сумму: например, одолжить у Деронды или даже украсть, и с любопытством смотрел по сторонам, пытаясь понять, где Майра хранит деньги и ключи. Однако со свойственной ей практичной дальновидностью Майра доверила все деньги – кроме небольшой суммы на мелкие расходы – попечению миссис Мейрик. Лапидот оказался в невыносимом положении умалишенного, от которого прячут все, что можно, обеспечив самым необходимым. Он искреннее полагал, что дочь обращается с ним дурно, и считал себя вправе распоряжаться ее заработком так же свободно, как распоряжался яблочным пирогом. Трудные поиски средств внушили ему мысль, что семья обрадуется его исчезновению, а Деронда согласится выдать значительный аванс – лишь бы избавиться от нежелательного постояльца. Однако, несмотря на привычную бесцеремонность, Лапидот все еще испытывал к импозантному другу сына чувство, напоминающее благоговейный страх, а потому откладывал обращение к Деронде на неопределенный срок.
В тот день, когда Деронда явился, полный решимости объясниться с Майрой, Лапидот пребывал в состоянии крайнего нетерпения и даже не захотел присутствовать при чтении еврейских рукописей. Посидев немного, он вышел прогуляться, оставив друзей вдвоем, чему они вовсе не огорчились. Майры дома не было, однако она должна была вскоре вернуться. Глаза Деронды светились от предвкушения увидеть в поведении избранницы нечто особенно приятное, о чем раньше он и не смел мечтать, а в разговоре с Эзрой проявлял не свойственную ему шутливую фамильярность.
– Эта комнатка слишком мала для вас, Эзра, – заметил Деронда, прервав чтение. – Пора перебраться в лучшее жилище. И на правах более сильной стороны, – добавил он, улыбнувшись, – я поступлю так, как сочту нужным.
– Меня здесь устраивает абсолютно все, кроме собственного тяжелого дыхания. Но ты мог бы жить в просторном дворце, а из-за меня остаешься здесь и чувствуешь себя как в тюрьме. И все же я не могу сказать тебе: «Иди».
– О, без вас даже самый роскошный дворец через пару дней покажется тюрьмой, – возразил Деронда. – Для меня нет ничего лучше этой комнаты. К тому же здесь я представляю себя как на Востоке, куда планирую отправиться. Вот только сниму галстук и кольцо. С тех пор как вернулся домой, я постоянно ношу это кольцо в галстуке, но оно такое тяжелое, что иногда позволяю себе его снять. – Он положил галстук и кольцо на маленький стол за спиной Эзры. – Ну вот, теперь дело пойдет успешнее.
Они снова погрузились в работу. Деронда читал отрывок из средневекового сочинения на иврите, а Эзра внимательно слушал, время от времени делая комментарии.
Ни один из них не заметил, как Лапидот вошел в комнату и сел в сторонке. Его блуждающий взгляд очень скоро остановился на мерцающем кольце. Во время прогулки воображение трудилось над заманчивой картиной заграничного путешествия, требующего некоторой суммы наличных денег. Если поделиться замыслом с Дерондой, то можно плавно подвести его к вопросу о конкретном размере помощи. Однако опасность заключалась в том, как бы не попросить слишком много, но и не пожалеть, попросив слишком мало. Собственные желания Лапидота границ не имели, но он не знал о границах щедрости Деронды. Кольцо, вызывающее корыстную зависть, заманчиво блеснуло, приглашая к легкой добыче. Если тихо положить кольцо в карман и незаметно удалиться, то на вырученные деньги можно уехать за границу. До сих пор он ни разу не опускался до воровства, зная, что это преступление преследуется законом. В то же время, если взять кольцо у почти родственника, который наверняка согласится сделать куда более щедрый подарок, то это вряд ли может считаться кражей. Более щедрый подарок оставался предпочтительным, и Лапидот, оставив на время идею с кольцом, решил дождаться ухода Деронды, последовать за ним и смело исполнить тщательно продуманный замысел. Он подошел к окну и сделал вид, что смотрит на улицу, хотя на самом деле представлял кольцо, которое находилось у него за спиной. Он все еще собирался подождать Деронду внизу, однако по пути к двери, поддаваясь непреодолимой силе желания, схватил кольцо. Оказавшись на лестнице, торопливо надел шляпу и покинул дом. Дойдя до площади, Лапидот окончательно решил как можно быстрее продать кольцо и подняться на корабль.
Поглощенные чтением, Деронда и Эзра едва ли заметили его отсутствие, однако вскоре вернулась Майра и они прервали свое занятие. Когда Деронда встал и подошел к ней, чтобы поздороваться, она, странно смущаясь, произнесла:
– Я зашла только для того, чтобы дать Эзре новую микстуру. Мне пора к миссис Мейрик: надо кое-что отнести.
– Пожалуйста, позвольте вас проводить, – настойчиво попросил Деронда. – Эзра устал, а у меня от жары расплавились мозги. Я тоже хочу увидеть миссис Мейрик. Можно мне пойти с вами?
– О да, – ответила Майра, невольно покраснев.
Эзра тем временем откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, оставаясь во власти только что прочитанных рукописей. Деронда некоторое время стоял неподвижно и обдумывал предстоящую прогулку, но потом вспомнил, что снял галстук и извинился:
– Прошу прощения, я не успел привести себя в порядок.
Он подошел к столу и, не сдержавшись, изумленно воскликнул:
– О господи! А где же кольцо?
Он наклонился и начал искать его на полу.
Майра тут же оказалась рядом и спросила:
– Вы его сняли и положили на стол?
– Да, – ответил Деронда, пока еще не представляя другого объяснения, кроме того, что кольцо упало и затерялось на пестром ковре.
Однако Майре мгновенно пришло в голову другое объяснение. Побледнев, она подошла к брату и тихо спросила:
– Отец здесь был?
Эзра кивнул в ответ и встретил взгляд сестры с выражением ужасного понимания. Майра вернулась к Деронде и торопливо спросила:
– Не нашли?
Услышав тревогу в ее голосе, он ответил:
– Должно быть, я положил кольцо в карман, – и принялся исследовать карманы.
– Напрасно ищете! Вы положили кольцо на стол, – заявила Майра и поспешила прочь из комнаты.
Деронда пошел следом. Майра заглянула в гостиную, открыла дверь в спальню, обратила внимание на вешалку, где обычно висела отцовская шляпа. Еще больше побледнев, она в отчаянии сжала руки и, испытывая глубочайшее унижение, повернулась к Деронде. Завладев ее ладонями, он с благоговением произнес:
– Майра, позвольте думать, что этот человек не только ваш отец, но и мой; что отныне мы будем вместе переживать и горе, и позор, и счастье. Я скорее готов принять вашу печаль, чем самую светлую радость другой женщины. Умоляю, скажите, что не отвергнете меня, что позволите разделить вашу жизнь. Обещайте стать моей женой – сейчас же, немедленно. Я так долго сомневался, так долго скрывал чувства… Скажите же, что отныне и впредь я могу открыто проявлять и доказывать свою любовь.
Майра не сразу перешла от страдания к блаженному пониманию, что в минуту печали и стыда Даниэль Деронда вручает ей высший дар, который мужчина способен принести женщине. С первых его слов она ощутила спокойствие, объяснив доброту Деронды его чувствами к Эзре, однако постепенно всем ее существом овладело восторженное сознание счастья. Когда же Деронда умолк, она не смогла произнести ни слова, а лишь приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы, как будто это был самый естественный ответ. Потом они долго стояли, глядя друг на друга и держась за руки, пока Майра не прошептала: