На столе перед миссис Мейрик лежала книга Эркманн-Шатриана под названием «История рекрута». Она только что закончила читать вслух, а Мэб, выпустив из рук работу и подавшись вперед, воскликнула:
– По-моему, это самый чудесный роман в мире!
– Конечно, Мэб! – насмешливо отозвалась Эми. – Все новое и интересное непременно кажется тебе лучшим.
– Это трудно назвать романом, – возразила Кейт. – Скорее приближенная к нам мощным телескопом история жизни. Мы видим лица солдат, слышим, что они говорят, даже как бьются их сердца.
– Мне безразлично, как ты назовешь эту книгу, – снимая наперсток, поморщилась Мэб. – Хоть главой из «Откровений». Главное, что после ее прочтения хочется сделать что-нибудь хорошее, значительное. Очень всех жалко. Я становлюсь похожей на Шиллера – тоже готова обнять и расцеловать весь мир. Но пока я должна поцеловать тебя, мамочка! – Она горячо обняла миссис Мейрик.
– Всякий раз, когда ты приходишь в восторг, Мэб, работа обязательно падает на пол, – скептически заметила Эми. – Было бы неплохо закончить наволочку, не испачкав ее.
– Ох-ох-ох! – простонала Мэб, наклоняясь за вышивкой и наперстком. – Лучше бы я ухаживала за тремя ранеными рекрутами!
– Если будешь так болтать, обязательно разольешь их бульон, – не осталась в долгу Эми.
– Бедная Мэб! Не дразни ее, – заступилась мать. – Передай мне свою вышивку, детка. Продолжай переживать, а я тем временем займусь бело-розовым маком.
– Ну, мама, ты ехиднее Эми, – заключила Кейт, оценивая собственную работу.
– Ох-ох-ох! – снова простонала Мэб. – Хочу, чтобы случилось что-нибудь невероятное. Не могу сидеть на месте. Пожалуй, надо поиграть гаммы.
Мэб подошла к фортепиано и открыла крышку, остальные весело рассмеялись. В этот момент перед домом остановился кеб, а спустя секунду послышался стук дверного молотка.
– Боже мой! – испуганно пробормотала миссис Мейрик. – Уже одиннадцатый час, и Фиби легла спать.
Она поспешила в холл.
– Мистер Деронда! – услышали девочки ее голос, а Мэб сжала руки и громким шепотом провозгласила:
– Ну вот видите, и случилось невероятное!
Кейт и Эми в изумлении отложили работу и прислушались, однако ответ Деронды прозвучал так тихо, что слов разобрать не удалось, а миссис Мейрик тут же закрыла дверь гостиной.
– Понимаю, что я самым неожиданным образом испытываю вашу доброту, – продолжил Деронда, кратко изложив суть просьбы. – Но представьте, какую беспомощность я ощущаю с этим юным созданием на руках. Я не могу поручить ее чужим людям или привести в дом, полный слуг, поэтому полагаюсь на вашу милость. Надеюсь, вы не сочтете мой поступок непростительным.
– Напротив. Доверившись, вы оказали мне честь. Вполне понимаю ваши затруднения. Прошу, приведите свою подопечную в дом, а я тем временем подготовлю дочерей.
Деронда вернулся к экипажу, а миссис Мейрик вошла в гостиную и сказала:
– Мэб, тебе придется кое о ком позаботиться. Только не о раненых рекрутах, а о бедной девушке, которая в отчаянии хотела утопиться. Мистер Деронда в последнюю минуту успел ее спасти. Не зная, что делать дальше, он решил довериться нам и привез ее сюда. Он сказал, что она иудейка, но чрезвычайно образованная: знает итальянский язык и разбирается в музыке.
Крайне удивленные, девочки поднялись из-за стола, и на лицах их читалось глубокое сострадание. Только Мэб застыла в благоговейном страхе, как будто в исполнении ее желания было нечто сверхъестественное.
Тем временем Деронда открыл дверцу экипажа и произнес:
– Я привез вас к самым добрым людям в мире. Здесь есть девушки – такие же, как вы. Это счастливый дом. Разрешите проводить вас к ним?
Забыв о шляпе, девушка послушно подала руку и последовала за ним. Деронда привел ее в освещенную комнату, где в ожидании застыли четыре миниатюрные обитательницы дома. Вид бедняжки тронул бы и менее чувствительные сердца. В первую минуту незнакомка растерялась от яркого света, но увидев перед собой добрые лица, начала успокаиваться.
– Должно быть, ты очень устала, бедное дитя, – проговорила миссис Мейрик.
– Мы позаботимся о тебе, накормим тебя, мы будем тебя любить! – закричала Мэб и, не в силах сдержать порыв, схватила маленькую ладошку.
Тепло добрых сердец согрело растерянную душу: незнакомка слегка отошла назад, чтобы лучше рассмотреть ласковые лица, и тревога отступила. На миг она перевела взгляд на Деронду, словно относя всю милость на его счет, а потом снова посмотрела на миссис Мейрик и проговорила с решимостью:
– Я чужестранка. Иудейка. Вы можете подумать, что я плохая.
– Нет, мы уверены, что ты хорошая, – ни на миг не усомнившись, выпалила Мэб.
– Мы не думаем о тебе ничего плохого, бедное дитя. У нас ты в безопасности, – заверила миссис Мейрик. – Присядь. Тебе надо поесть и отдохнуть.
Незнакомка снова посмотрела на Деронду.
– Вам нечего бояться у этих добрых людей. Можете оставаться здесь, – сказал он.
– О, я ничего не боюсь. По-моему, это мои ангелы-хранители.
Миссис Мейрик хотела ее усадить в кресло, но бедняжка, словно устыдившись, что до сих пор не назвала свое имя, слегка отстранилась и заговорила:
– Меня зовут Майра Лапидот. Я приехала издалека, из Праги, совсем одна. Спасалась бегством от ужасной жизни. В Лондоне я мечтала отыскать маму и брата. Меня забрали у нее в раннем детстве. Увы, ничего не получилось. Дома, в котором мы жили, больше нет, и где она теперь, я не знаю. Я здесь давно, а денег было немного. Вот почему мне так плохо.
– Наша мама тебя пожалеет! – закричала Мэб. – Смотри, какая она добрая!
– Присядь, – попросила Кейт, а Эми бросилась на кухню, чтобы заварить чай.
Майра больше не сопротивлялась, а с безупречной грацией опустилась в кресло и, сложив на коленях изящные руки, со спокойным почтением взглянула на новых подруг. С беспокойством наблюдавший за развитием событий Хафиз подошел к ней, задрав хвост, и принялся доверчиво тереться о ноги. Деронда почувствовал, что пора уходить.
– Можно мне прийти завтра, например в пять, чтобы узнать, как у вас дела? – обратился он к миссис Мейрик.
– Да, пожалуйста. К этому времени мы успеем как следует познакомиться.
– До свидания, – произнес Деронда, подходя к Майре и протягивая ей руку.
Майра встала и, глядя в глаза своему спасителю, с благочестивой страстью проговорила:
– Да благословит вас Бог наших отцов. Да избавит вас от всех зол, как вы избавили меня. Я не верила, что на свете может жить такой добрый человек. Прежде никто не считал меня достойной лучшей доли. Вы нашли меня в нищете и горе, но дали лучшую долю.
Не в силах произнести ни слова, Деронда молча поклонился и поспешил удалиться.
Часть третья. Девушки выбирают
Глава I
Назвать Деронду романтиком было бы ошибочно, однако под спокойной, сдержанной внешностью скрывалось пылкое воображение, легко находившее в обыденных событиях повседневности и поэзию, и романтику. Возможно, в наши дни поэзия и романтика наполняют мир так же щедро, как в прошлые века, но существовали флегматичные натуры, во все времена считавшие их глупым заблуждением. Они с легкостью находят себе место в одной комнате с микроскопом и даже в железнодорожном вагоне: убивает их лишь пустота в головах людей. Разве может все сущее на свете, начиная с далекого небесного свода и заканчивая теплой грудью вскормившей нас матери, донести поэзию до сознания, не знавшего ни благоговейного страха, ни нежности, ни чувства товарищества?
Спасение Майры стало для Деронды событием столь же волнующим, как испытания, выпавшие на долю Ореста[26] или Ринальдо[27]. До глубокой ночи он заново – столь же подробно, как наяву – проживал события необыкновенного вечера с того момента, когда впервые заметил девушку на берегу реки. Даниэль раскрыл книгу и попытался отвлечься, однако между строками проступали картины видения – он видел не только то, что случилось в действительности, но и дополнял воображением возможные варианты развития событий. Стремление Майры найти мать возбудило живой отклик в тайных переживаниях Даниэля. Сочувствие подсказывало помочь ей в поисках: если ее мать и брат по-прежнему находились в Лондоне, то можно было принять меры, чтобы их обнаружить, – но думая о родственниках Майры, Деронда испытывал смешанные чувства, которые так часто терзали его в отношении собственной матери.
Желание Даниэля увидеть мать или узнать о ее судьбе неизменно сопровождалось страхом, поэтому, представляя, что может ожидать девушку, он в первую очередь подумал о том, что встреча с матерью и братом после долгих лет разлуки может обернуться не радостью, а катастрофой. Майра говорила, что ее мать и брат люди хорошие, однако не исключено, что эта истина существовала лишь в ее невинной страждущей памяти. За прошедшие с момента расставания десять-двенадцать лет обстоятельства могли измениться к худшему. Несмотря на ярко выраженную склонность вставать на сторону жертв человеческих предрассудков, да и вообще всех гонимых, Деронда никогда не интересовался жизнью евреев. Больше того, известные о них факты – как о тех, кто гордо расхаживал в богатых одеждах, так и о тех, кто ютился в темных переулках, – обычно не вызывали иных чувств, кроме отвращения. В отношении получивших хорошее образование, обладавших тонкими манерами евреев он считал вполне естественным, что эти люди отказались от своей религии, желая слиться с народом той страны, где родились и живут. Презрение к иудею как таковому он считал недостойным, однако ему казалось, что не знающее различий презрение к народу в целом должно отозваться на каждом представителе этой расы, который заслужил осуждение личными качествами и справедливо считался недостойным сыном Адама. Интересно, что мало знакомые с теологией жители Карибских островов видят в воровстве обычай, связанный исключительно с христианскими принципами, и, возможно, готовы объяснить свои взгляды жизненным опытом. Деронда не мог не слышать неприглядных историй о характере и занятиях иудеев. Хотя он решительно протестовал против заключения о настоящем на основании прошлого, все же, подобно другим сторонникам данной концепции, ни разу не позаботился составить собственное мнение о современных евреях – помимо того, что они сохранили добродетели и пороки своего многострадального народа. И вот сейчас, когда страдания Майры заставили его пристально взглянуть на реальное положение дел, поиски еврейки средних лет и ее сына показались задачей не просто сложной, но и во многих отношениях неприятной. Разумеется, изысканная утонченность и очарование самой девушки создавали благоприятное мнение о ее ближайших родственниках, но Деронда считал, что нужно подождать, пока не выяснится что-нибудь еще: возможно, через миссис Мейрик удастся получить важные сведения из уст самой Майры. Вспоминая голос, манеру речи, внешность, окутывающую девушку священным покрывалом очаровательной чистоты, Деронда все больше думал о том, что мать и брат могут оказаться недостойными этого нежного образа. Воображение рисовало сменявшие друг друга картины того, что могло произойти: он представлял себя на грязной улице в сопровождении представителя полиции; мысленно входил в темную комнату и видел неопрятную растрепанную женщину с ястребиными глазами, лишь отдаленно напоминавшую утонченную дочь; попадал в мерзкий квартал и ощущал терпкое дыхание