– Значит, давайте поженимся через десять дней, – заключил Грандкорт.
– Что в таком случае обычно говорят женщины? – лукаво осведомилась Гвендолин.
– Соглашаются, – ответил застигнутый врасплох жених.
– Тогда я не согласна! – заявила Гвендолин, натягивая перчатки и насмешливо глядя на Грандкорта.
Сцена импонировала обеим сторонам. Более примитивный и грубый поклонник уже перестал бы восхищаться остроумием и прелестью дамы сердца и перешел к физическим действиям, чем разрушил бы очарование момента. Грандкорт предпочитал драму, поэтому, чувствуя себя хозяйкой положения, Гвендолин с каждой минутой становилась все веселее и с удовольствием играла роль царицы. Возможно, если бы Клезмер увидел ее в эти минуты бессознательной игры, то оценил бы способности намного выше.
Когда же они помчались галопом, восторг подсказал поспешить со свадьбой – ведь тогда это восхитительное развлечение станет неотъемлемой частью жизни. Гвендолин больше не спорила с собой относительно того, что уже было решено в принципе, и согласилась назначить свадьбу через три недели, несмотря на трудности за такой короткий срок приготовить приданое.
Лаш хотя и не получил формального сообщения о помолвке, по множеству признаков без труда догадался о важном событии. Однако он хотел услышать от патрона хоть что-нибудь и после нескольких дней молчаливого ожидания потерял терпение, чувствуя, что грядущие изменения неминуемо затронут его лично, и желая узнать, в чем именно будут заключаться перемены. Прямо сопротивляться этому браку было уже не в его интересах. Лаш мог бы без труда доставить Грандкорту массу неприятностей, но тем самым навредил бы себе. Конечно, он не отказался бы немного расстроить мисс Харлет, но ведь неизвестно, что ждет впереди. Упрямое своеволие Грандкорта ничуть не удивило Лаша, и все же его причуда в отношении этой девушки представила патрона в новом свете – как личность обреченную, ведомую зловещим предопределением. Оставалось одно: пожалеть, что от рождения наделенный огромным богатством человек испортил собственную жизнь намного быстрее, чем это было необходимо. Возражая против брака, Лаш заранее представлял его негативные последствия.
Грандкорт не ленился сам писать письма и отдавать распоряжения, вместо того чтобы по обычаю поручать подобные дела Лашу, да и вообще демонстративно игнорировал его услужливость; даже завтракать предпочитал в одиночестве, в своей комнате, нарушив многолетнюю традицию. Однако трудно было избежать встречи с глазу на глаз, и однажды после обеда Лаш поспешил воспользоваться редкой возможностью и спросил:
– И когда же состоится свадьба?
Грандкорт устроился с сигарой в кресле возле камина, где дубовые поленья неистово пылали, покрываясь приятным глазу тонким налетом пепла. Обитое красно-коричневой бархатной парчой кресло создавало благородный фон для бледного лица с правильными чертами и тонких изящных рук. Если бы не сигара, его образ вполне мог бы появиться на портрете Морони[35] – так он был неподвижен и величественно-безмолвен. Однако на вопрос Лаша Грандкорт ответил без обычного промедления:
– Десятого.
– Полагаю, вы намерены остаться здесь.
– Ненадолго съездим в Райлендс и вернемся ради охоты.
Последние слова Грандкорт произнес нарочито протяжно, словно собирался сказать что-то еще. Лаш подождал несколько минут и уже собрался задать следующий вопрос, когда патрон мягко продолжил:
– Тебе стоит подыскать новое место.
– Что? Я должен уйти отсюда? – уточнил Лаш, решив продолжать разговор с невозмутимым спокойствием.
– Что-то в этом роде.
– Невеста возражает против моего присутствия. Надеюсь, ей удастся справиться со всем, что делаю я.
– Ничем не могу помочь, если ты чертовски неприятен женщинам, – ответил Грандкорт тоном утешительного извинения.
– Точнее, одной женщине.
– Это не имеет значения, так как речь идет именно о ней.
– Полагаю, после пятнадцати лет службы меня не выставят за дверь без приличной компенсации.
– Ты наверняка успел что-нибудь припрятать и скопить.
– Чертовски мало. Занимался тем, что припрятывал и копил для вас.
– Получишь триста фунтов годовых, но будешь обязан жить в городе и решать вопросы всякий раз, когда понадобишься. Я буду ограничен в средствах.
– Если вы не собираетесь проводить зиму в Райлендсе, я мог бы отправиться туда.
– Пожалуйста, если хочешь. Мне абсолютно все равно, где ты будешь, – лишь не маячь перед глазами.
– Премного благодарен, – поклонился Лаш, приняв отставку намного легче, чем ожидал, поскольку втайне надеялся, что Грандкорт не сможет без него обойтись.
– Постарайся собраться побыстрее, – предложил Грандкорт. – Должны приехать Торрингтоны, да и мисс Харлет почтит меня своим присутствием.
– С удовольствием. Может быть мне удастся принести пользу, отправившись в Гэдсмер?
– Нет. Я сам туда собираюсь.
– Что касается вашей ограниченности в средствах, вы не думали о том плане…
– Оставь меня в покое, будь добр, – едва слышно перебил его Грандкорт, бросил сигару в камин и вышел из комнаты.
Вечер он провел в тишине маленькой гостиной. И хотя на столе лежали различные новые издания, которыми джентльмены обычно окружают себя, но никогда не читают, Грандкорт в задумчивости сидел на диване, воздерживаясь от любой литературы, будь то политической, комической, циничной или романтической. Он был погружен в свои мысли, но не из любви к размышлению, а благодаря отвращению к какому бы то ни было усилию.
Этим вечером мысли Грандкорта напоминали круги на темной поверхности воды, исчезающие и вновь возникающие в результате скрытых от глаз импульсов. Главный импульс исходил от образа Гвендолин, однако рожденные им мысли не имели ничего общего с любовью. Характерно, что Грандкорт нисколько не тешил себя мыслью, что Гвендолин его любит, что любовь поборола ревнивое негодование, заставившее ее сбежать в Лебронн. Напротив, он считал, что мисс Харлет, несмотря на усердное внимание с его стороны, совсем его не любит. Если бы не постигшая семью внезапная бедность, скорее всего она бы ответила на предложение отказом. С самого начала он находил какую-то раздражающую прелесть в той игривой манере, с которой мисс Харлет ловко уворачивалась от его ухаживаний. Теперь же ей пришлось смириться, вопреки всему, и опуститься на колени, подобно вышколенной для выступлений на арене лошади, против своей воли. В целом понимание мотивов Гвендолин доставило Грандкорту больше удовольствия, чем завоевание девушки, с самого начала искренне к нему расположенной. И все же он не мог отрешиться от привычной уверенности в том, что ни одна избранная им женщина не могла остаться равнодушной к его чарам. Казалось вполне вероятным, что со временем Гвендолин полюбит его глубже, чем он ее. В любом случае ей придется подчиниться. Грандкорту нравилось думать о ней как о будущей жене, чья гордость и сила характера позволяли командовать всеми вокруг, кроме него самого. Его не привлекла бы женщина, полная нежной покорности, взволнованной заботы и преданного послушания. Он намеревался властвовать над женщиной, стремившейся властвовать над ним и, возможно, добившейся этого, если бы на его месте был другой мужчина.
Потерпев неудачу в разговоре с Грандкортом, Лаш решил обратиться к сэру Хьюго, чтобы тот дал ему работу: легкую, достойную джентльмена и прилично оплачиваемую, – поэтому написал следующее письмо, адресованное в Лондон, на Парк-лейн, где, как ему было известно, семейство обосновалось, приехав из Лебронна:
«Дорогой сэр Хьюго!
После нашего возвращения домой свадьба абсолютно решилась и должна состояться менее чем через три недели. Событие тем более опасное для Грандкорта, что недавно матушка мисс Харлет потеряла все свое состояние, и теперь ему придется изыскивать средства для содержания миссис Дэвилоу вместе с четырьмя дочерьми. Мне точно известно, что Грандкорт испытывает недостаток в деньгах и, если не появится новый план, найдет их каким-нибудь глупым способом. Я собираюсь немедленно покинуть Диплоу и ничего не смогу сделать. Осмелюсь посоветовать, чтобы мистер Деронда, пользующийся, насколько я могу судить, вашим полным доверием, приехал сюда с кратким визитом согласно приглашению (в доме должны собраться гости). Вы же, со своей стороны, подробно объясните ему, чего хотите и на какие условия готовы согласиться. Пусть мистер Деронда представит Грандкорту предложение исключительно как вашу личную инициативу, ни словом не упоминая об особой нужде в деньгах. Прежде я сообщил ему в форме догадки, что вы можете пожелать выплатить крупную сумму за его долю в Диплоу, но если мистер Деронда выступит с конкретным предложением, дело примет совсем иной оборот. Даю десять к одному, что в течение некоторого времени Грандкорт не проявит видимого интереса, однако предложение отложится в его сознании. Хотя в настоящее время он высоко ценит здешнюю охоту, но, думаю, вскоре проникнется отвращением и к соседям, и к окрестностям, тем более что мысль о деньгах будет постоянно тревожить его даже без дополнительных напоминаний. Готов держать пари на ваш несомненный успех. Поскольку меня не ссылают в Сибирь, а оставляют в пределах досягаемости, вполне вероятно, что со временем я смогу принести вам более конкретную пользу, однако в настоящее время не представляю посредника лучше мистера Деронды. Ничто не способно повергнуть Грандкорта в настроение более мрачное, чем стряпчие, без приглашения сующие под нос свои бумаги.
Надеясь, что поездка в Лебронн наполнила вас здоровьем на всю зиму, остаюсь, дорогой сэр Хьюго, искренне вам преданным.
Сэр Хьюго получил письмо за завтраком и сразу передал Деронде, который, хотя и имел собственную квартиру в городе, почти всегда находился у баронета. В отсутствие молодого компаньона разговорчивый сэр Хьюго скучал, даже не имея особых причин любить его. Привязанность сэра Хьюго к Деронде ничуть не страдала от глубоких различий во взглядах и вкусах. Возможно, от этого она лишь крепла – точно так же, как, приобретая особую пикантность от разногласий, крепнет взаимная привязанность между мужчиной и женщиной. Сэр Хьюго ник