огда не думал о себе неодобрительно, однако на людей и общество смотрел как на зверинец, а потому гордился тем, что Деронда обладал иными взглядами и, если бы нашел благодарных слушателей, вполне мог сказать: «Вы видите этого прекрасного молодого человека. Такого встретишь не каждый день, правда? Некоторым образом он принадлежит мне. Я воспитал его с нежного возраста, но вам не удастся с легкостью отнести его к конкретному разряду. Он обладает собственными понятиями и так же далек от меня в его возрасте, как Северный полюс от Южного». Деронда эту привязанность поддерживал женской нежностью и уступчивостью в житейских мелочах, но в то же время обладал истинно мужской твердостью суждений и независимостью взглядов.
Прочитав письмо, Деронда молча вернул его, внутренне поморщившись от бесцеремонной манеры, с которой Лаш вмешивался в семейные дела.
– Что скажешь, Дэн? Думаю, поездка будет приятной. Ты уже много лет не видел Диплоу, а если отправишься туда на следущей неделе, сможешь славно поохотиться, – предложил сэр Хьюго.
– Не хотел бы ехать по такому поводу, – ответил Деронда, сосредоточенно размазывая масло по куску хлеба. Поездка в Диплоу означала для него лишь неприятную необходимость, и смириться с ней он мог только по просьбе сэра Хьюго.
– По-моему, Лаш правильно оценивает ситуацию. К тому же жалко упускать удобный случай.
– Если поездка кажется вам важной для достижения цели, то это меняет дело, – проговорил Деронда. Он понял, что баронету идея понравилась.
– Не удивлюсь, если ты встретишь там азартную красавицу, Диану из Лебронна, – весело предположил сэр Хьюго. – Когда они поженятся, придется пригласить ее в Аббатство, – добавил он, обращаясь к леди Мэллинджер, как будто супруга тоже прочитала письмо.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – призналась та, поскольку не прислушивалась к разговору, а наслаждалась первыми глотками кофе и думала о неудачных манжетах на рукавах платья и необходимости вести Терезу к дантисту.
– Я имею в виду, что Грандкорт собирается жениться на девушке, которую ты видела в Лебронне. Не помнишь? Мисс Харлет? Она играла в рулетку.
– Боже мой! Разве для него это хорошая партия?
– Смотря что понимать под словом «хорошая», – с улыбкой пояснил сэр Хьюго. – Правда состоит в том, что ни у нее самой, ни у семьи ровным счетом ничего нет, так что Грандкорту придется войти в расходы. Однако для меня это очень кстати, так как если я решусь выложить некую сумму, он может отказаться от наследования Диплоу. Тогда поместье останется нашим, и после моей смерти ты сможешь утешиться, отправившись туда, где тебе будет хорошо.
– Не говори о смерти таким легким тоном, дорогой.
– Тон вовсе не легкий, Лу, поскольку за отказ мне придется заплатить крупную сумму – не меньше сорока тысяч фунтов.
– Но с какой стати нам нужно приглашать их в Аббатство? – удивилась леди Мэллинджер. – Мне не нравятся женщины, которые играют в рулетку подобно леди Крэгстон.
– Ну, недельку как-нибудь потерпишь. К тому же будущая миссис Грандкорт совсем не похожа на леди Крэгстон, поскольку играла совсем мало, точно так же, как я не похож на маклера, хотя и принадлежу к партии вигов. Я хочу поддержать с Грандкортом добрые отношения и показать поместье во всей красе, чтобы он меньше думал о Диплоу. Пока не знаю, удастся ли склонить его к сделке. Если Дэн согласится туда съездить, то сможет забросить наживку, чем окажет мне огромную услугу.
– По-моему, Даниэль не слишком жалует мистера Грандкорта. Разве не так? – заметила Луиза, вопросительно взглянув на Деронду.
– Все равно не удастся избежать встречи со всеми, кого не жалуешь, – ответил Деронда. – Поеду в Диплоу, раз этого хочет сэр Хьюго, тем более что делать все равно нечего.
– Вот славный малый! – воскликнул довольный баронет. – Даже если визит не покажется тебе приятным, ты получишь полезный опыт. В годы молодости ничто не проходило мимо меня, и тебе тоже следует изучать людей и их манеры.
– Да, но я уже видел и Грандкорта, и кое-какие из его манер, – возразил Деронда.
– На мой взгляд, манеры не слишком приятные, – вставила леди Мэллинджер.
– И все же он имеет успех у женщин, – иронично заметил сэр Хьюго, – а года в двадцать два – двадцать три был необыкновенным красавцем, как и его отец, но, в отличие от отца, не выбрал в невесты богатую наследницу. А если бы в придачу к моей земле – черт его подери! – женился на мисс Эрроупойнт, то получил бы целое княжество!
Обдумывая предстоящее путешествие, Деронда испытывал меньшую неприязнь, чем когда давал согласие. История замужества молодой леди из Лебронна его заинтересовала, а рассказ Лаша о побеге от того самого человека, чье предложение она впоследствии приняла, пролил новый свет на ее игру в рулетку. Возможно, именно внезапный переход от лихорадочного блеска светской жизни к угнетающей бедности подтолкнул ее к браку, прежде ненавистному. Все это говорило о натуре увлекающейся, любящей борьбу, а подобные существа неизбежно вызывали сочувствие Даниэля – возможно, из-за боли, вытекавшей из его неизвестного происхождения. Даниэля привлекали люди, которые, как Ганс Мейрик, нуждались в его защите, спасении, некоем благотворном влиянии. В то же время он инстинктивно отворачивался от тех, кому улыбнулась удача. Однако в душевном порыве, заставившем выкупить ожерелье и до сих пор не утихнувшем, помимо привычного сочувствия несчастным присутствовало и нечто еще, похожее на невольное восхищение женственностью. Деронда был подвержен очарованию подобного рода и рисовал в воображении абсолютно утопические картины собственного будущего, и все же каждый, кто знал особенности его характера, легко предугадал бы, что Деронда был более склонен любить молча, несмотря на весь пыл. Сдержанность Деронды в проявлении чувств проявилась уже в том, что его воображение было занято двумя женщинами, но при этом ни в одной из них он не видел объекта реальной любви. Ганс Мейрик со смехом говорил другу, что тот напоминает странствующего рыцаря, и все, что происходило в сознании Деронды в отношении Майры и Гвендолин, доказывало справедливость наблюдения.
Даниэль безотлагательно написал Грандкорту о желании приехать, а в ответ получил вежливое заверение, что его появление доставит огромное удовольствие. Надо сказать, что это не было абсолютным лицемерием. Грандкорт догадывался, что визит вызван желанием баронета достичь цели, и решил не противиться этому. К тому же ему весьма нравилась мысль, что этот замечательный парень, которого он считал тайным кузеном, увидит – возможно, не без ревности, – как Хенли Мэллинджер Грандкорт исполняет почетную роль официального жениха прекрасной молодой леди, на которую Деронда взирал с восхищением.
Сам Грандкорт ревновал только к тем людям и обстоятельствам, которые угрожали его власти. Впрочем, в нынешней ситуации этого не следовало опасаться.
Глава II
– Сейчас в Диплоу гостят мои родственники, – сообщил Грандкорт. – Приедете туда завтра? Я пришлю экипаж за миссис Дэвилоу. Хочу, чтобы вы объяснили, каких перемен желаете в комнатах. Все должно быть сделано во время нашего пребывания в Райлендсе. Завтра – единственный свободный день.
Грандкорт сидел в гостиной Оффендина, положив одну руку на спинку дивана, а вторую зажав между скрещенными коленями, – в позе человека, с интересом наблюдавшего за той, к кому обращался. Никогда не любившая вышивку Гвендолин после помолвки с особым рвением занялась рукоделием, однако не преуспела в этом деле. Последнюю неделю жених и невеста проводили время преимущественно в прогулках верхом, однако всегда оставляли несколько часов для общения тет-а-тет, которое, впрочем, Гвендолин вовсе не находила противным. Грандкорт очень ей нравился. Отвечая на ее вопросы о том, что он делал и видел в жизни, он обнаруживал редкое умение говорить и каким-то неуловимым образом доказать, что все глупости совершаются не им, а другими людьми. Обладающий несомненными достоинствами человек наделен суверенным правом осуждения. К тому же поведение Грандкорта как жениха никогда не нарушало границ влюбленного почтения – столь же ненавязчивого, как легкий аромат роз, и льстившего самолюбию Гвендолин. Впрочем, однажды он осмелился поцеловать невесту в шею, чуть ниже уха. От неожиданности Гвендолин вздрогнула и в волнении вскочила.
– Прошу прощения. Я вас напугал? – поспешно проговорил Грандкорт.
– О, ничего особенного, – ответила Гвендолин, испугавшись самой себя. – Просто не выношу, когда меня целуют под ухом.
Она игриво рассмеялась и снова села, однако сердце забилось часто, со смутным страхом: она не имела права отталкивать его, как оттолкнула бедного Рекса. Грандкорт счел волнение благоприятным признаком, но заключил, что впредь не будет нарушать пределов допустимой вольности.
Мелкий нудный дождик помешал прогулке верхом, однако приятной компенсацией стал прибывший из Лондона большой ящик с восхитительными вещами, заказанными Грандкортом. Миссис Дэвилоу разложила их на столах, и Гвендолин, предвкушая удовольствия будущей жизни, с озорной улыбкой спросила:
– Почему завтра – единственный свободный день?
– Потому что послезавтра открывается охота, – ответил Грандкорт.
– А потом?
– Потом мне придется отлучиться, но я постараюсь управиться за два дня.
Заметив, что невеста переменилась в лице, Грандкорт накрыл ее руку своей ладонью.
– Вы возражаете против моего отъезда?
– Возражать не имеет смысла, – холодно ответила Гвендолин, изо всех сил стараясь справиться с искушением признаться, что догадывается, куда он едет и к кому.
– Имеет смысл, – возразил Грандкорт, сжимая ее ладонь. – Я отложу поездку и проведу в дороге ночь, чтобы отсутствовать только один день. – Он вообразил, что знает причину внезапной смены ее настроения, и в этот момент невеста предстала в его глазах особенно обворожительной.
– В таком случае не откладывайте, а лучше сразу отправляйтесь в ночь, – заявила Гвендолин, чувствуя, что имеет над ним власть, и находя в этом небольшую отдушину для раздражения.