Родители громко восторженно рассмеялись.
– Парень никогда не выберет то, что хуже, – подмигнув, пояснил мистер Коэн.
Деронда посмотрел на старуху и спросил:
– Других внуков у вас нет?
– Нет. Это мой единственный сын, – ответила та доверительно.
Как всегда, взгляд и манера Деронды создавали впечатление сочувственного интереса, что в данном случае вполне отвечало его цели, поэтому следующий вопрос прозвучал вполне естественно:
– А дочери у вас нет?
Лицо старухи мгновенно изменилось. Крепко сжав губы, она опустила глаза, провела руками по прилавку и, в конце концов, отвернулась, чтобы поправить висевшие за спиной индийские шали. Сын многозначительно взглянул на Деронду, пожал плечами и, приложив палец к губам, поспешно произнес:
– Вы, сэр, судя по всему, знатный джентльмен из Сити?
– Нет, – рассеянно ответил Деронда. – Я не имею никакого отношения к Сити.
– Извините. Я решил, что вы молодой хозяин процветающей фирмы, – заметил мистер Коэн. – Но сразу видно, что вы знаете толк в серебре.
– Немного, – подтвердил Деронда и, мгновенно составив план для выяснения дальнейших подробностей об этой семье, продолжил: – Сказать по правде, я пришел не столько для того, чтобы купить, сколько для того, чтобы взять взаймы некоторую сумму. Должен признаться, что порою я вынужден вступать в крайне сложные сделки.
– Понимаю, сэр. Мне приходилось обслуживать знатных джентльменов – говорю об этом с гордостью. Я не променял бы свое дело ни на какое другое. На свете нет занятия более почетного, более щедрого, более нужного для всех классов – начиная с хозяйки, которой вдруг срочно потребовалось выручить немного денег, и заканчивая таким джентльменом, как вы, сэр, желающим найти нечто приятное и полезное. Мне нравится мое дело, нравится моя улица и нравится моя лавка. Я не оставил бы свой ломбард даже ради должности лорд-мэра, сэр. Итак, сэр, чем могу вам помочь?
Если дружелюбное самодовольство является свидетельством земного блаженства, то Соломон во всем своем великолепии выглядел бы жалким смертным по сравнению с мистером Коэном – он был одним из тех, кто чрезвычайно высоко ценит собственные достоинства и стремится похвастать о них перед незнакомцем. Бодро и многословно восхваляя себя, мистер Коэн взял младенца на руки, и тот маленькими пальчиками принялся исследовать лицо отца. Деронде Эзра Коэн показался самым неинтересным евреем из всех, кого доводилось встречать в книгах или в жизни. Его мелочная вульгарная душа не имела ничего общего с древним страдающим народом.
Однако Деронда счел это обстоятельство недостаточным, чтобы отказаться от своего плана, и с безрассудной отвагой ответил:
– В качестве залога готов предложить прекрасное кольцо с бриллиантом. К сожалению, сейчас оно не со мной: не имею обыкновения его носить, – но сегодня вечером принесу. Пятьдесят фунтов наличными вполне бы меня устроили.
– Видите ли, молодой джентльмен, сегодня вечером начинается шабат, – ответил Коэн, – и я пойду в синагогу. Лавка будет закрыта. Но предоставление ссуды – вопрос благотворительности: если вы не успеете вернуться раньше, но будете остро нуждаться в деньгах – что же, тогда я взгляну на кольцо. Должно быть, вы из Уэст-Энда, а это путь неблизкий?
– Да. Но в это время года шабат начинается рано. Постараюсь вернуться к пяти. Вас это устроит?
Деронда лелеял надежду, что в праздничный вечер сможет глубже понять характер отца семейства, а если повезет, то и задать решающий вопрос.
Коэн согласился, и Деронда хотел уже уйти, но оказалось, что восхитительный Джейкоб слышал разговор и сделал собственные выводы.
– Ты придешь снова. А дома у тебя есть другие ножи? – спросил он.
– Кажется, еще один есть, – с улыбкой ответил Деронда.
– С двумя лезвиями, крючком и белой рукояткой, как этот? – мальчик показал на карман жилета.
– Пожалуй, да.
– А тебе нравится штопор? – осведомился Джейкоб, снова демонстрируя свой нож и вопросительно глядя на нового знакомого.
– Да, – из любопытства ответил Деронда.
– Тогда принеси свой нож – поменяемся, – заключил Джейкоб, спрятал сокровище в карман и, явно довольный выгодной сделкой, принялся расхаживать по лавке.
Окончив разговор с мальчиком, Деронда нежно взял на руки маленькую девочку и спросил, как ее зовут. Малышка молча смотрела на него, трогая пальчиками золотые сережки, чтобы обратить на них внимание.
– Ее зовут Аделаида Ребекка, – гордо пояснила мать. – Поговори с джентльменом, милая.
– Шаби пватце, – произнесла Аделаида Ребекка.
– Это значит «шабатное платьице», – перевел отец. – Вечером она наденет свое лучшее платье.
– Позволишь взглянуть на тебя, Аделаида? – нежно спросил Деронда.
– Скажи «да», милая, – подсказала мать, очарованная красивым молодым джентльменом, способным по достоинству оценить восхитительных детей.
– И подаришь поцелуй? – спросил Деронда, положив ладони на маленькие смуглые плечи.
Аделаида Ребекка (чей миниатюрный кринолин и величественные черты вполне соответствовали сочетанию имен) тут же сложила губки, не желая откладывать поцелуй до вечера, после чего отец, просияв от сознания собственного благополучия и от проявленного незнакомцем нескрываемого восхищения, сердечно проговорил:
– Видите, сэр, если не придете вечером, кое-кто здесь будет крайне разочарован. Не откажетесь немного посидеть у нас дома и подождать, если я не вернусь к вашему приезду, сэр? Я постараюсь сделать все возможное, чтобы угодить такому джентльмену, как вы. Принесите бриллиант, и я подумаю, что можно сделать.
Таким образом, Деронда произвел самое благоприятное впечатление, что могло облегчить ему достижение цели. Однако самому Даниэлю эта любезность досталась очень тяжело. Если эти люди действительно окажутся родственниками Майры, то в жизни с ними она не найдет ничего приятного, кроме сознания выполненного долга. Чего стоит один лишь хвастливый брат! Впрочем, все это могло кончиться ничем, так как он не имел никаких доказательств. Но если худшее предположение все-таки подтвердится, что целесообразнее предпринять: скрыть факты от Майры или рискнуть возможными последствиями ради той искренности, которая приносит в нашу духовную жизнь свежий воздух правды?
Глава VII
Как и обещал, Деронда вернулся в пять часов. Лавка не работала, но дверь ему открыла служанка христианской внешности и проводила в комнату. Оглядевшись, Деронда удивился приятной обстановке. Старый дом оказался довольно просторным. Возможно, днем в большой комнате царил полумрак, однако сейчас ее ярко освещала старинная медная люстра с семью масляными горелками, висевшая над покрытым белоснежной скатертью столом. Закоптелые потолок и стены выгодно оттеняли фигуры обитателей в праздничных одеждах. Старуха предстала в желто-коричневом платье, с толстой золотой цепью вместо ожерелья; с четко очерченными бровями и копной седых волос она выглядела достаточно привлекательной. Молодая миссис Коэн была в красно-черном платье, с длинной ниткой искусственного жемчуга, несколько раз обернутой вокруг шеи. Младшая девочка спала в колыбели под красным одеяльцем. Аделаида Ребекка нарядилась в расшитое тесьмой платье янтарного цвета, а Джейкоб Александр гордо восседал в черном бархатном костюме и красных чулках. Встретив приветливый взгляд четырех пар черных глаз, Деронда устыдился той высокомерной неприязни, с которой днем отнесся к этой счастливой семье. Мать и бабушка оказали гостю радушный прием и в домашней обстановке держались с бо́льшим достоинством, чем в лавке. Деронда с интересом рассматривал старинную мебель: дубовое бюро и высокий рабочий стол явно были приобретены по случаю или из соображений экономии и не соответствовали семейному вкусу. В центре этого стола стояло большое фаянсовое блюдо и старинные серебряные сосуды. Перед ними лежала старинная толстая книга в пергаментном переплете. В дальнем углу комнаты виднелась открытая дверь в соседнее помещение, где тоже горел свет.
Все эти подробности Деронда заметил боковым зрением, так как должен был удовлетворить настойчивый интерес Джейкоба в отношении ножа. Даниэль даже потрудился купить экземпляр, в точности соответствующий описанию – с крючком и белой рукояткой.
– Ты говорил о таком ноже, Джейкоб?
Мальчик скрупулезно изучил нож, открыл крючок и оба лезвия, а потом достал из кармана штопор – для сравнения.
– Почему крючок нравится тебе больше, чем штопор? – поинтересовался Деронда.
– Потому что крючком можно подцеплять разные вещи, а штопор годится только для пробок. Но тебе он как раз будет полезен: сможешь вытаскивать пробки.
– Значит, ты согласен поменяться? – уточнил Деронда, заметив, как старуха с восторгом прислушивается к разговору.
– А что еще у тебя есть в карманах? – деловито осведомился Джейкоб.
– Тише, тише, дорогой, – вмешалась бабушка.
Поняв, что ему следует поддержать дисциплину, Деронда ответил:
– Думаю, что вопрос неуместен. Речь шла только о ножах.
Пару мгновений Джейкоб пристально смотрел на него. Наконец, приняв решение, протянул Деронде свой нож со штопором и серьезно заявил:
– Я готов меняться.
Даниэль с таким же серьезным видом положил его в карман.
После этого маленький коммерсант убежал в соседнюю комнату, где с кем-то быстро поговорил, и вскоре вернулся. Увидев вошедшего отца, он схватил лежавшую на стуле бархатную шляпу, нахлобучил ее и поспешил навстречу Коэну. Тот замер на пороге, не снимая головного убора и не обращая внимания на гостя, в ожидании, пока старшие дети подойдут и обнимут его. Положив ладони на головы сына и дочери, Коэн торжественно благословил их на иврите. После этого жена достала из колыбели спящего младенца и поднесла, чтобы отец благословил и его. У Деронды мелькнула мысль, что этот гордый своим призванием хозяин ломбарда не столь прозаичен, как показался с первого взгляда.
– Итак, сэр, надеюсь, вы встретили в моем доме теплый прием, – наконец заговорил Коэн, снимая шляпу и усаживаясь. – Вы очень пунктуальны. Здесь все в полном порядке. – Он похлопал себя по боковому карману. – Все свершается ради взаимной выгоды: я чувствую это всякий раз, когда приходится платить, и стараюсь соответствовать любым требованиям. Ну, к делу! Давайте посмотрим, что у нас есть.