– Вот то, о чем я говорил. – Деронда снял кольцо с пальца. – Думаю, оно стоит не меньше сотни фунтов, так что вполне обеспечит залог для пятидесяти. Я постараюсь выкупить его через месяц.
Казалось, блестящие глаза Коэна еще больше засверкали, встретившись с простодушным взглядом наивного молодого джентльмена, явно полагавшего, что выкуп заложенной вещи удовлетворит ростовщика. Внимательно осмотрев кольцо, Коэн вернул его и равнодушно заметил:
– Хорошо, хорошо. Поговорим после ужина. Может быть, если не возражаете, составите нам компанию? Мы с женой сочтем за честь, и мама тоже. Правда, мама?
Женщины повторили приглашение, и Деронда с радостью его принял. Все встали вокруг стола, на котором находилось одно блюдо, покрытое салфеткой. Миссис Коэн подала мужу фарфоровую чашу, чтобы он смог омыть руки, но тот опять надел шляпу и громко позвал:
– Мордекай!
«Может ли это быть частью религиозной церемонии?» – подумал Деронда, не понимая, при чем тут имя ветхозаветного героя, однако из соседней комнаты донесся ответ:
– Да.
Деронда посмотрел на открытую дверь и, к своему огромному удивлению, увидел фигуру загадочного еврея – того самого, которого утром встретил в книжной лавке. Их взгляды встретились. Мордекай удивился не меньше Деронды, однако ни тот ни другой не показали, что знают друг друга. Заняв место в противоположном конце стола, Мордекай кивнул гостю так холодно и отрешенно, будто утреннее разочарование сделало знакомство неприятным.
Коэн омыл руки и, прочитав молитву, снял с блюда салфетку. Деронда увидел две длинные плоские, посыпанные семенами лепешки – напоминание о манне небесной, насытившей древний народ во время скитаний. Отламывая по маленькому кусочку, отец семейства накормил хлебом каждого, включая Аделаиду Ребекку, стоявшую на стуле. Она так старалась придать лицу соответствующее случаю торжественное выражение, что изо всех сил сжала губы, отчего маленький еврейский носик стал тоньше и длиннее. Затем Коэн произнес на иврите еще одно благословение, мужчины сняли шляпы, и все сели за стол. Деронда почти не обращал внимания на то, что ел, сосредоточившись на желании повернуть разговор таким образом, чтобы задать главный вопрос, и думая о Мордекае, с которым постоянно обменивался заинтересованными взглядами. Мордекай не облачился в праздничный наряд, однако вместо потертого черного сюртука, в котором сидел утром, надел другой – светло-коричневый, – выглядевший так, словно когда-то был длинным и свободным, но постепенно сел от многочисленных стирок. Перемена одежды еще ярче подчеркнула обрамленное черными кудрями энергичное лицо, которое могло бы принадлежать пророку Иезекиилю – возможно, тоже немодному в глазах современников. Не стоило труда заметить, что Мордекаю были поданы тонкие хвосты жареной рыбы и прочие не самые лакомые кусочки, как поступают с бедным родственником по древнему обычаю.
Мистер Коэн вел разговор с необыкновенной живостью, выбирая самые популярные темы (как истый еврей он гордился своими верноподданническими чувствами): о королеве и королевской семье, о визите в Англию французского императора и императрицы. Матушка и жена слушали его с интересом и время от времени горячо выражали собственное мнение.
– Младшую дочку мы назвали Эжени Эстер, – жизнерадостно добавила миссис Коэн.
– Удивительно, до чего император похож на моего кузена, – вставила старуха. – Едва его увидела, меня словно молния ударила. Поверить не могла.
– Мама, помнишь, как я ходил с тобой в Хрустальный дворец, чтобы посмотреть на императора и императрицу? – спросил мистер Коэн и, обращаясь к гостю, добавил: – Пришлось защищать маму, чтобы ее не раздавили, хотя уже тогда она была почти такого же телосложения, как сейчас. Выбравшись из толпы, я сказал, что, будь у меня сотня мам, я больше ни за что не поведу ни одну из них в Хрустальный дворец, чтобы посмотреть на императора и императрицу. Понятно, что человек не может позволить себе такую роскошь, поскольку у него всего одна мама, – конечно, если он не застраховал ее на крупную сумму. – Мистер Коэн нежно погладил матушку по плечу и рассмеялся собственной шутке.
– Должно быть, ваша мама давно овдовела, – предположил Деронда, пользуясь случаем, чтобы добыть информацию. – Поэтому ваша забота особенно необходима.
– Да-да, уже много лет мне приходится заботиться и о ней, и о себе самом, – поспешно ответил Коэн. – Я рано начал жить своим умом. Именно так и закаляется сталь.
– Как… как закаляется сталь, папа? – уточнил Джейкоб, не успев прожевать кусок сладкого пирога.
Отец подмигнул гостю и ответил:
– Если ты положишь нос на точильный камень, то и себя закалишь.
Не выпуская из руки пирог, мальчик слез со стула, подошел вплотную к молчаливому Мордекаю и спросил:
– Что значит «положить нос на точильный камень»?
– Это значит, что придется терпеть боль и не плакать, – ответил Мордекай, добродушно глядя в доверчивое детское лицо.
Джейкоб поднес пирог ко рту Мордекая, приглашая откусить, и, не спуская с куска глаз, чтобы оценить нанесенный щедростью ущерб, заключил:
– Тогда я не буду этого делать.
Чтобы порадовать мальчика, Мордекай откусил совсем немножко и улыбнулся. Деронда с раздражением подумал, что своим вопросом почти ничего не добился.
– Полагаю, мальчик знает, кто сможет все объяснить, – заметил он, чтобы воспользоваться случаем и обратиться к Мордекаю. – Должно быть, вы обладаете глубокими познаниями?
– Учился кое-чему, – последовал спокойный ответ. – А вы? Судя по купленной книге, вы владеете немецким.
– Да, я учился в Германии. А вы занимаетесь книжной торговлей?
– Нет. Но каждый день хожу в магазин мистера Рэма, чтобы заменить его на время обеда, – ответил Мордекай, глядя на Деронду с новым интересом: лицо незнакомого человека обладало привлекательными чертами, – а после короткой паузы спросил: – Может быть, вы знаете иврит?
– Должен с сожалением признаться, что совсем не знаю.
Заметно расстроившись, Мордекай опустил глаза и больше не произнес ни слова, тяжело переводя дыхание, что Деронда принял за симптом чахотки.
– А у меня есть дела поважнее книжной учености, – снова заговорил мистер Коэн. – Я предпочитаю расширять полезные знания. В частности, хорошо разбираюсь в камнях, – он показал на кольцо Деронды, – и могу сам оценить ваш бриллиант. Однако, – он понизил голос, – сколько вы за него хотите?
– Пятьдесят-шестьдесят фунтов, – ответил Деронда небрежно.
Коэн немного помолчал, засунув руки в карманы, и заключил:
– Нет, не могу. Я всегда рад помочь, но столько заплатить не в состоянии. Сорок фунтов, не больше.
– Хорошо. Я выкуплю его через месяц.
– Договорились. Я выпишу вам квитанцию, – произнес Коэн и поднял руку, показывая, что разговор следует отложить.
Он, Мордекай и Джейкоб снова надели шляпы, и Коэн произнес благодарственную молитву, которой вторили другие. Наконец Мордекай заговорил один – торжественно-распевным тоном, подняв голову и сложив ладони у груди. Не только тон и манера речи, но и отсутствие всякой самоуверенности составляли разительный контраст между ним и Коэном. Присутствие этого изнуренного бедного человека среди вульгарных процветающих торговцев показалось Деронде удивительным и возбудило не только благоговейное почтение, но и смущение из-за того, что не удалось оправдать его ожиданий.
Закончив молитву, Мордекай встал и, слегка кивнув гостю, удалился в свою комнату.
– Какой необычный человек, – заметил Деронда, обращаясь к Коэну.
Тот пожал плечами и постучал пальцем по лбу, намекая на то, что Мордекай, по его понятиям, не в здравом уме.
– Он член вашей семьи? – продолжил выяснение Деронда.
Вопрос показался нелепым как дамам, так и хозяину дома: все трое обменялись насмешливыми взглядами.
– Нет-нет, – ответил Коэн. – Я держу его из милости. Раньше он у меня работал, а потоми стал слабеть на глазах, и я его приютил. Конечно, Мордекай доставляет немало хлопот, но в то же время приносит благословение и учит сына. А еще чинит часы и ювелирные украшения.
Деронда с трудом сдержал улыбку: настолько забавной показалась ему смесь истинной доброты и стремления оправдать ее расчетом, – однако намерение продолжить разговор о Мордекае, чья личность предстала еще более загадочной и удивительной в свете новых подробностей, потерпело крах. Мистер Коэн немедленно перевел разговор на ссуду, которую также считал актом благотворительности, он выписал квитанцию и отсчитал сорок фунтов в обмен на кольцо с бриллиантом. Чувствуя, что оставаться долее было бы неделикатно, Деронда ушел, так и не получив никакого результата, кроме того, что теперь у него был повод вернуться к Коэнам после Рождества. Он твердо решил, что тогда поближе познакомится с Мордекаем и попытается выяснить у него кое-какие подробности о семействе Коэн – например, почему запрещено спрашивать старшую миссис Коэн, есть ли у нее дочь.
Часть пятая. Мордекай
Глава I
Двадцать девятого декабря Грандкорты приехали в Аббатство, но Деронда не видел их до обеда. Выпал чудесный снег, и дети получили редкую возможность поиграть в снежки и построить крепость. Во время рождественских каникул девочки Мэллинджер решительно отказывались играть без кузена, как они неизменно называли Деронду. Вернувшись из парка, он играл в бильярд, так что думать о встрече с Гвендолин за обеденным столом было некогда. И все-таки встреча эта представляла несомненный интерес. Слегка устав от развлечений и повинуясь гонгу, оповестившему оби-тателей дома, что до обеда остается полчаса, Деронда поднялся к себе и первым делом задумался о том, как повлиял на нее брак с Грандкортом и изменились ли ее манеры со времени их встречи в Диплоу.
«Полагаю, есть натуры, в которых можно замечать ежедневные колебания, если постоянно за ними наблюдать, – рассуждал он. – Очевидно, некоторые из нас шагают быстрее остальных: не сомневаюсь, что Гвендолин отличается особой впечатлительностью и хранит в душе все