– Не полную правду, Мордекай, – ответил Пэш, – если ты имеешь в виду, что я осуждаю себя за еврейское происхождение. Я не устаю благодарить наших отцов за то, что среди нас меньше дураков, чем среди других народов. Однако ты, возможно, прав: именно за это христиане меня недолюбливают.
– Католики и протестанты тоже относятся друг к другу без особой нежности, – заметил добродушный Гидеон. – Мы должны терпеливо ждать, пока предрассудки сотрутся. Многие сыны нашего народа достигли успеха, а наша кровь смешалась с кровью лучших семей. Я выступаю за разумные ожидания.
– И я тоже! – быстро подхватил Мордекай, подавшись вперед и крепко сжав руки на коленях. – Я тоже провозглашаю себя рациональным иудеем. Но что значит быть рациональным? Что значит ощущать свет божественного разума, обретающий силу и внутри, и снаружи? Это значит находить все новые и новые, до времени скрытые узы, которыми связано наше настоящее с нашим прошлым. Да, необходимо освятить их родством: прошлое становится моими родителями, а будущее тянет ко мне милые руки детей. Разумно ли осушить живительную силу особого родства, обогатившего семьи новыми ценностями, как лес обогащается величием кедра и пальмы? Когда покажется разумным заявить: «Я не знаю ни своего отца, ни своей матери, так пусть и дети станут мне чужими, чтобы ни одна моя молитва не коснулась их сердец», – тогда и еврею будет не стыдно признаться: «Я не хочу видеть отличий между мной и неиудеями. Я не готов лелеять пророческое самосознание своего народа. Пусть иврит исчезнет с лица земли, а все его памятники превратятся в антикварные безделушки, подобные обоям на стенах чуждых домов. А вместо этого пусть его сын выучит наизусть речь грека, восхваляющего доблесть победителей Марафона. Пусть познает благородство Греции и дух ее бессмертного народа! Но у еврея нет воспоминаний, соединяющих его со своим народом. Пусть он смеется над тем, что народ деградировал, утратив единство. Пусть считает свидетельства древнего закона, несущего социальную справедливость, милосердие, семейные ценности, – пусть считает энергию пророков, терпеливую заботу учителей, силу многих поколений мучеников всего лишь скучной наукой для профессоров. Главная цель еврея – во всем догнать богатых неиудеев».
Мордекай откинулся на спинку стула, и в комнате воцарилось молчание. Ни один из членов клуба не разделял ни его точку зрения, ни его чувства, однако сила личности и манера речи произвели впечатление яркого драматического действа. Обычно его выступления получали как сочувственный прием, так и возражения. Деронда задумался о трагическом давлении внешних обстоятельств, мешающих этому необычному человеку, чью силу он чувствовал на себе, запечатлеть собственные мысли в умах других. Мордекай напоминал поэта, живущего среди чуждого народа: никто не понимает его песен, не чувствует скрытых красот его родного языка.
Первым заговорил хладнокровный Бучан:
– Считаю, что мы отклонились от поставленного мной вопроса о прогрессе.
– Скажи прямо, Бучан, что мы пытаемся свернуть на восток, – заметил Миллер, который гордился своими шутками и был бы не прочь заслужить репутацию вольтерьянца. – Но ничего, пусть сегодня состоится еврейский вечер. Мы давно уже не обсуждали еврейский вопрос. Полагаю, предрассудки нам чужды: здесь собрались истинные философы. К тому же все мы не меньше любим наших друзей Мордекая, Пэша и Гидеона оттого, что они евреи. Все мы произошли от Адама и похожи друг на друга до тех пор, пока не проявятся различия. А если заглянуть в историю, то у каждого найдутся какие-нибудь недостойные предки, поэтому не хочу никого обидеть, говоря, что не очень высоко оцениваю ту роль, которую еврейский народ играет в истории. Думаю, в прежние времена с ним обходились чудовищно, но полагаю, мы против унижения любого человека, будь то белого, черного, коричневого или желтого. Кстати, у меня есть одна любопытная старинная немецкая книга. Сам я не читаю по-немецки, но один приятель недавно читал вслух и переводил истории о предрассудках в отношении евреев – о том, как их оговаривали. Знаете, в чем заключалась одна из этих историй? В том, что они наказаны исходящим от их тел дурным запахом. И это, как утверждал автор в тысяча семьсот пятнадцатом году, – чистая правда, так как об этом говорили древние. А вот другие сведения, по его словам, неверны: например, что запах пропадает сразу после обряда крещения, а каждое из принимавших участие в распятии десяти колен Израилевых подверглось особому наказанию. Помню, что у Ашера правая рука короче левой на ширину ладони, а у Нафтали – уши и запах свиньи. Что вы об этом думаете? Мы привыкли смеяться над историями о раввинах, но что касается небылиц, то, по-моему, по всему миру они одинаковы. И все же, как я уже сказал, готов согласиться с философами прошлого века в том, что евреи как народ не сыграли значительной роли в истории, хотя Пэш и утверждает, что они умнее всех на свете и способны заткнуть за пояс весь остальной мир. Но если так, спрошу я, то почему они этого не делают?
– По той же причине, по которой самые умные люди страны не заседают в парламенте и не вносят туда свои идеи, – с готовностью ответил Пэш. – Вокруг слишком много дураков.
– Пустой вопрос – способен ли наш народ заткнуть за пояс остальной мир, – подал голос Мордекай. – Каждая нация выполняет свою работу и является членом единого мира, обогащенного вкладом каждой из них. Но Иегуда Галеви справедливо заметил, что Израиль – это сердце человечества. Под сердцем он понимал суть привязанности, объединяющей народ и его семьи в почтительной любви; преклонение перед высшими потребностями человека, а также доброту, милостивую к бедным, слабым и немым, которые несут за нас ярмо.
– В высокомерии евреи не отстают от других народов, – заключил Лайли. – А если и отстали, то вовсе не от скромности.
– О, каждая нация любит похвастаться, – возразил Миллер.
– Да, – с иронией отозвался Пэш. – Причем некоторые делают это в текстах, написанных на иврите.
– Какую бы лепту ни внесли иудеи в историю человечества, они представляют неподвижный, застывший народ, – продолжил Лайли. – Упрямо держатся за древность. Некоторые воспринимают либеральные идеи и при этом демонстрируют хорошие способности, но нация в целом не несет в себе развития.
– Неправда! – воскликнул Мордекай, с прежней энергией подавшись вперед. – Есть ли на свете другой народ, о котором можно справедливо сказать, что его религия, закон и моральная жизнь составляют единое целое? Есть ли народ, сумевший сохранить и умножить духовное богатство в то самое время, когда его ненавидели с яростью лесного огня, выгоняющего из нор зверей? Существует притча о римском поэте. Когда его корабль потерпел крушение, он поплыл к берегу, зажав в зубах свиток со своими творениями, и сумел их спасти. Но какие истории справедливо отражают образ нашего народа? Его сыны героически сражались за место среди других наций. Да, когда им отрубали руку, они вцеплялись в землю зубами. Но когда плуг и мотыга прошли там, где стоял их храм, они сказали: «Дух жив, а потому давайте превратим его в долговечную оби-тель – долговечную потому, что он обладает способностью передвигаться и его можно передавать из поколения в поколение. Тогда наши нерожденные сыновья смогут обогатиться прошлым и построить надежду на неизменном фундаменте». Они так сказали и так сделали, хотя часто дышали с трудом, словно в гробу, или лежали, раненые, в куче мертвых тел. Гонимый и испуганный, как бездомный пес, иврит заслужил восхищение и зависть своим богатством и мудростью, расточая их вместе с кровью, чтобы наполнить роскошную ванну неиудеев. Иврит впитал знания и распространил их. Его рассеянные по чуждым странам сыны стали новым финикийским народом, работавшим в мраморных карьерах Греции и отдававшим миру сокровища земли. Исконно присущий дух нашей традиции не стоял на месте, но использовал памятники прошлого как семена, прорастающие добродетелями закона и пророчества. Провозгласив: «То, что прежде было вашим, отныне стало нашим», – узурпаторы читали букву нашего закона как темное писание и делали из пергаментных свитков подошвы для озверевших от ярости и жестокости армий. А тем временем наши мудрецы растили и преумножали знания, насыщая их новым смыслом. Однако народ наш широко рассеялся по миру, а ярмо угнетения оказалось не только тяжким, но и мучительно болезненным. Изгнаннику приходилось жить среди жестоких людей – там, где самосознание его народа проявлялось не ярче, чем свет солнца во времена римского владычества, не проникавший в пещеры, где прятались наши праотцы, не ведая, что в этот час на воле – день или ночь. Стоит ли удивляться, что многие из нас невежественны, ограничены в мыслях, суеверны? Стоит ли удивляться?
С этими словами сидевший возле огня Мордекай встал и положил руку на небольшую каминную полку. Возбуждение его росло, хотя голос, поначалу необычайно сильный, заметно слабел и становился хриплым.
– Стоит ли удивляться? Ночь снизошла на них, и они утратили зрение. В темноте трудно что-нибудь рассмотреть. Солнце осветило пророков, а их день остался во мраке. Их ритуалы напоминают безымянные реликвии. Но разве даже главные неиудейские народы не имеют невежественного большинства? Они презирают наши безграмотные обряды. Но куда страшнее безграмотность, не соблюдающая обрядов, опустившаяся до хитрой жадности лисы, для которой любой закон – всего лишь ловушка или лай встревоженной собаки. Под высохшей до состояния предрассудка памятью таится упадок. Среди живущей на трех континентах невежественной массы, соблюдающей наши обычаи и приносящей покаяние божественному единству, душа иудаизма не мертва. Возродите органический центр еврейского народа: позвольте единому Израилю, создавшему и взрастившему религию, стать материальной реальностью. Глядя в сторону своей земли и государства, наш рассеянный по всему миру народ сможет познать достоинство национальной жизни, имеющей собственный голос среди народов Востока и Запада. Тогда мудрость и искусность наших братьев смогут, как в древние времена, стать средством общения и понимания. Пусть это придет, живое тепло достигнет отдаленных уголков Израиля, а предрассудки исчезнут не от позорного отступничества, а от яркого света великих событий, расширяющих чувство и превращающих знание в молодой побег возлюбленных воспоминаний.