447.
Рассуждения героев романа о возможных методах борьбы с бесчеловечной властью принимались за реальные инструкции. На допросе приводились строки из второй части «Странников ночи» с указанием страницы рукописи – 311: «Первое – самая тщательная маскировка. Отказ от каких бы то ни было единичных антисоветских выступлений, чтобы не выдать себя. Второе – активная подпольная работа. Временный блок со всеми антиправительственными группировками, какие только удастся нащупать». Зачитав их, следователь спрашивал романиста: «Говорите, что практически вами сделано в этом направлении?»
Но Андреев с подпольщиками знаком не был, в газетах, писавших о «врагах народа», о них не сообщалось. Романист придумал решительного героя, предполагая, что такие люди должны быть. Но существовали ли в действительности противники режима, готовившие покушение на Сталина?
Алла Александровна рассказывала о встреченной в лагере женщине, знавшей о некой антисоветской группе, собиравшейся именно на Якиманке. Это ее поразило. А вот что говорил о своем участии в такой группе Александр Зиновьев: «Я стал антисталинистом и в 1939 году был одним из организаторов группы, которая готовила убийство Сталина. Это были реальные планы, покушение мы планировали совершить во время майской демонстрации 1940 года. У нас лишь не было хорошего оружия – достать удалось только сломанный наган… Вскоре меня арестовали»448.
4. Роковой август
Сколько человек проходило по делу Даниила Андреева, сами обвиняемые не знали, друг друга за все время следствия, за немногими исключениями, не видели, а некоторые даже не были между собой знакомы. «…На следствии, когда меня допрашивали, – рассказывал Василенко, – знаю ли я такого-то или такого-то, а я отвечал, что не знаю, следователь мне заявлял: “Ну да, у него каждый четвертый не знал пятого!”»449.
Уже на первом ночном допросе на вопрос: «А кто читал этот ваш роман “Странники ночи”?» – Андреев перечислил, понимая, что большинство его читателей здесь известны, но не предполагая, что им грозит:
«1. УСОВА Татьяна Владимировна.
2. Ее мать – УСОВА Мария Васильевна.
3. МУСАТОВ Сергей Николаевич.
4. Его жена – МУСАТОВА Наталия Васильевна.
5. ХИЖНЯКОВА Галина Васильевна.
6. АРМАНД Тамара Аркадиевна.
7. Ее дочь – АРМАНД Ирина Львовна.
8. Моя жена – АНДРЕЕВА Алла Александровна.
9. СТЕФАНОВИЧ Николай Владимирович.
10. ДОБРОВ Александр Филиппович.
11. МАЛАХИЕВА-МИРОВИЧ Варвара Григорьевна.
12. БРУЖЕС Александр Петрович.
13. Его сын – БРУЖЕС Юрий Александрович.
14. КАЛЕЦКАЯ Мария Самойловна.
Кроме них читали роман “Странники ночи” следующие лица, теперь уже умершие:
1. ДОБРОВ Филипп Александрович.
2. ДОБРОВА Елизавета Михайловна.
3. МИТРОФАНОВА Екатерина Михайловна.
4. ФИНКЕЛЬШТЕЙН Варвара Дмитриевна.
Отдельные главы из романа я читал ИВАНОВСКОМУ Александру Михайловичу и его жене Марии Владимировне. Это были главы из самого раннего варианта романа. Читал я Ивановскому примерно в 1937 году.
Отдельные отрывки читал я также Василенко Виктору Михайловичу.
О существовании романа “Странники ночи” знали ХАНДОЖЕВСКАЯ-ДОБРОВА Галина Юрьевна, КОВАЛЕНСКИЙ Александр Викторович, а также его жена ДОБРОВА Александра Филипповна, МАТВЕЕВ Сергей Николаевич»450.
На последний вопрос, не забыл ли он, кто еще читал роман или знал о его существовании, Андреев ответил: «По-моему, я назвал всех. Если я вспомню еще, то назову дополнительно».
Арестовывать названных не торопились. Тем более что на Лубянке, усмехаясь, приговаривали: «Ваши эти переулочки арбатские, да их можно брать прямо подряд, целыми домами…» На подозреваемых собирали материал, не выпускали из виду. Кому-то везло. «Уцелели мои родители, которые не читали и не знали произведений Даниила, уцелела и Галя Русакова, очень близкий и любимый Даниилом человек, хотя она роман читала. При этом были арестованы люди, имевшие к нам совершенно косвенное отношение», – поражалась логике следователей Алла Александровна. Повезло Тарасовым, знавшим о «Странниках ночи», читавшим главы. Но из-за болезней и рождения дочери они больше года не бывали в Малом Левшинском. И Андреевы не появлялись у них с лета 1946 года.
В мае, прежде чем начались аресты, следователи составили «Схему антисоветских связей Андреева Д. Л. и Андреевой А. А.». В схеме тридцать шесть фамилий. Значатся в ней и Русакова с мужем, и 73-летняя мать Ивашева-Мусатова, и пожилые матери Арманд и сестер Усовых, и старуха Малахиева-Мирович, и отец с сыном Бружес, и даже Стефанович. Есть в схеме еще несколько человек, которых не тронули: художница Елена Саввишна Волынец, семейство Соколовых, Тарасов с Миндовской… Не все годились в члены террористической группы. Что за террористическая группа, состоящая из близких родственников и старух? Андрееву и в голову не могло прийти, что называемые им люди – тихие и интеллигентные – окажутся обвиняемыми в государственных преступлениях.
Первым 16 июня в Курске арестовали Алексея Павловича Шелякина. Ушедший на войну 22 июня 1941-го, он после демобилизации работал там главным архитектором. Крамола обнаружилась в его письмах школьному другу. Он любил литературу, сам пробовал писать. При аресте у него взяли дневники, большую пачку писем Даниила Андреева за многие годы. Как быстро выяснилось, Шелякин слышал чтение романа и крамольную главу о террористах, а значит, годился в соучастники. Кроме того, в его дневниках, писавшихся на Кавказском фронте, нашлись строки, способствующие получению 25-летнего срока.
В августе арестовали Татьяну Усову. В начале ночи в квартирку на улице Станиславского пришли двое в форме, один в штатском. Татьяна Владимировна жила на даче, в доме оказались сестра с мужем, Василием Васильевичем Налимовым. В июне они вернулись из колымской ссылки, и паспорт у Налимова был «дефектный» – ему не разрешалось жить в Москве. Но, проведя тщательный обыск в бумагах, забрав письма Андреева к Ирине Усовой на Колыму и фотографии, лубянский наряд отбыл. На паспорт Налимова пришедшие внимания не обратили.
Татьяну Усову привезли на допрос вместе с изъятыми у нее рукописями. Допрашивали пять часов, провели очную ставку. И пока отпустили. Она передала сестре запомнившуюся фразу Андреева, брошенную следователю: «У меня с вами нет ни одной точки соприкосновения». Он потом сетовал: «…замечательно показала себя Тат<ьяна> Влад<имировна>, но я опростоволосился так, как ни с кем, и теперь, вероятно, она не хочет обо мне знать»451.
После предательской, как она и ее мать считали, женитьбы Татьяна Даниила не видела, и видеть не желала. Но это ее не спасло. Три года гордых переживаний, встреча в лубянском кабинете и внезапный арест. Арест грозил и сестре, ее пытались вызвать телефонным звонком на допрос, но она – помог опыт мужа – вовремя из Москвы уехала, а разыскивать ее не стали. В доме Усовых осталась Мария Васильевна, добитая несчастьем с любимой дочерью и до конца следствия не дожившая.
24 августа арестовали Ивашева-Мусатова и Василенко. Ивашева-Мусатова взяли дома, в комнатке на Никитском, Василенко – в поезде, когда тот возвращался из командировки в Баку. Он рассказывал о роковом дне и следствии:
«Попутчиком моим был какой-то мрачный тип, не вымолвивший за всю дорогу ни единого слова. И вот когда мы уже подъезжали к Подольску и я стоял, как и все, в коридоре у окна, глядя на только что взошедшее солнце, которое сияло над Окой, рядом со мной встал мой мрачный попутчик.
Поезд остановился в Подольске. И тут же попутчик исчез, когда ко мне подошли двое и потребовали паспорт. Я протянул паспорт, они взглянули на него и сказали: “Вы арестованы”. Моментально весь коридор опустел. <…>
На Курском вокзале меня вывели через калитку, которую я вижу и сейчас, когда еду на юг, и с нее началась моя новая жизнь. Меня вывели, посадили в такой большой автомобиль. Я поставил на колени мой чемоданчик и две чарджуйские дыни, которые вез из Баку. Дыни были пахучие. И я помню, как принюхивались к их сладкому запаху мои конвоиры.
Тронулись. И я услышал: “При любой попытке к бегству будем стрелять…” <…>
И вот два вертухая ввели меня с руками назад в огромную комнату, где за длинным столом сидели человек двадцать пять в военной форме. Горели яркие канделябры. В торце стола сидел военный высокого роста, с характерным худым лицом. Позже я узнал, что это был Леонов, начальник отдела по особо важным политическим преступлениям. <…>
Вертухаи ушли, и кто-то мне сказал: “А-а, Виктор Михайлович, как мы рады вас видеть!” Я удивленно посмотрел. А другой добавил: “Мы вас давно ждали. Интересно на вас посмотреть. Да-да. Ну, подойдите поближе”.
Я сделал два неуверенных шага. И молчу.
“Ну что же вы молчите? – спрашивает еще кто-то. – Рассказывайте, рассказывайте!”
Я говорю: “О чем?”
“Как это о чем? О ваших преступлениях, которые вы совершали всю вашу жизнь”.
Я им говорю: “Я никаких преступлений не совершал”.
А они мне: “Что вы? Да вы один из самых страшных преступников, каких мы только знаем. На вас посмотреть интересно, столько мы за вами гонялись, следили”.
“Да помилуйте, – говорю. – Отпустите меня, мне через десять дней нужно начинать лекции в университете…”
“Что вы, какие там лекции. Как вы не понимаете, где находитесь. Вы здесь потому, что вы огромный преступник. Да еще настолько опытный, что все время запираетесь. Ведь обычные преступники, они сознаются сразу же…” – говорят мне.
И тут вдруг встает Леонов, подходит ко мне: “Ну, говори”.
“Я же ни в чем не виноват. Я ничего не делал”, – отвечаю я. И неожиданно страшный удар. Я падаю на пол. У меня кровь. Выбиты три зуба. Я с трудом поднимаюсь. Он приказывает: “Уберите эту сволочь”. Меня уводят. А сзади я слышу только какой-то гогот. <…>
Через несколько дней меня повели к следователю. Он был высокорослый, холеный, женственного вида с вытянутой лисьей физиономией. Блондин. Одет он был с иголочки, и пахло от него прекрасными духами. Фамилию его я не помню. Он начал меня допрашивать, добиваясь, чтоб я рассказал о моих преступлениях.