Ночами степь оглашалась волчьим воем. Волки пели свою песню. О чем она?
На привалах князю и княгине ставили шатер, а гридни коротали время у костров, спали на войлочных потниках, пропахших конским потом.
Анастасия засыпала не скоро. Она подолгу слушала степь и думала о своем, потаенном. Рядом похрапывал князь, но она не любила его, да и было ли когда к нему чувство? А может, разобралась в его коварстве?
С той поры, как ее сердцем овладел Любомир, мысли Анастасии были только о нем, ему она принадлежала и душой и телом.
Сладок запретный плод и вдвойне сладок, ибо княгиня видит, что любима. Она замечает, как смотрит на нее гридин, когда подает ей коня и держит стремя. Но Анастасия держится с ним холодно, ей ведомо: князь Андрей хоть и не ревнив, но упаси Бог чего заподозрит. Теперь только по возвращении из Орды сможет она уединиться с Любомиром.
По утрам, на заре, зазывно кричали перепела: «Пить пойдем, пить пойдем». Анастасии чудились шаги за стеной шатра, и она знала — это бродит ее Любомир. Ей хотелось отбросить полог и оказаться в объятиях гридня, почувствовать его молодые, сильные руки…
Душно в шатре, сквозь плотные войлочные стены слабо проникает прохлада степи. С шумом дышит князь, и Анастасии делается жалко вдруг своей жизни. С той самой поры, как князь Андрей взял ее в жены и привез в Городец, она поняла всю неправду слышанной часто пословицы: «Стерпится — слюбится…» Нет, с ней такого не случилось. Не могла она не увидеть всю кривду его жизни, как извел старшего брата Дмитрия, власти алкая, а ныне всех удельных князей принижает, мыслит их земли под себя подмять, готов у хана сапоги целовать, дабы тот ему помогал.
Княгиня брезгливо морщится. Ей припомнился давний разговор с князем:
— Ты не любишь Даниила, а ведь он брат твой младший, — молвила она.
Князь Андрей хмыкнул:
— Аль он красна девица, какая любви достойна?
— Ужли и кровь родная в тебе не говорит?
— Даниил на пути моем встанет, ему княжество Переяславское покоя не дает.
Анастасия удивилась:
— Но Переяславское княжество князя Ивана!
— Хвор Иван, помрет, мне, великому князю, а не Даниилу наследовать….
«Лютой ненавистью и алчностью обуян князь Андрей, потому и спешит он к хану на поклон», — думала княгиня.
Не удивилась Анастасия, что согласился князь взять ее с собой. В те лета и иные князья, отправляясь в Орду, брали жен, ведь нередко жили в татарской столице годами. Случалось, неженатый князь в Орде женой обзаводился…
И сызнова почудились княгине шаги за стеной. Может, кто из сторожей? Но Анастасии хочется, чтобы это был Любомир… Сомкнула глаза, и предутренний сон сморил се. Но и во сне виделся гридин, шептал ей что-то ласковое, и она тянула к нему руки…
На десятые сутки повстречался татарский разъезд. Конные ордынцы сопровождали русичей до самого Сарая.
Оставив дружину на окраине города, князь с княгиней и несколькими гриднями направились в караван-сарай, там им предстояло жить. По пыльным улицам, где за глинобитными заборами прятались домики, проехали почти через весь город. У самого берега Волги князь остановил коня, указал на большое подслеповатое строение о двух ярусах, обнесенное высокой каменной стеной:
— Вот и жилье наше, княгинюшка. Небогатое, не палаты княжеские, ан ничего не поделаешь, мы люди подневольные, под ханом ходим. Ну да тут все посольства проживают, какие в Орду прибывают, и гости торговые.
Анастасия и прежде слышала, в каких каморах живут русские князья в Орде, но одно — услышать, другое — увидеть. Стены в каморе голые, в сырых потеках, глинобитный пол выбит, а свет едва проникал в малое оконце под потолком. И ни печи, только жаровня для углей, ни кровати.
Гридни втащили ковер, раскатали по каморе, потом внесли кованый сундучок с вещами княгини, второй с одеждой князя. Анастасия вздохнула:
— Не чтут ордынцы князей.
Великий князь промолчал. Он был озабочен. Накануне Тохта покинул Сарай, откочевал в степь и, сказывают, поставил свой шатер у Белой Вежи, а отъезжая, велел князю Андрею дожидаться его возвращения.
Но не это встревожило Андрея Александровича, а то, что хан взял с собой переяславца…
Великий князь, не теряя времени, принялся обхаживать ханских вельмож, какие могли замолвить за него слово, задаривал их.
Медленно и утомительно потянулись дни. Сначала княгине было любопытно бывать на базарах, где собирался торговый люд со всего мира. Чем только не вели торг! С Руси привозили меха и кожи, холсты и воск; с Востока — пряности и оружие; из стран, что за горбами, сукна и украшения всевозможные. Даже из земель свеев добирались в Сарай гости с броней и иными товарами.
По дувалам развешаны чудесные ковры, пестрят расцветками. Ковры разбросаны по земле, по ним народ топчется, мнет пыльными ногами, убеждая покупателя в прочности шерсти и вечности красок.
Анастасия бродила по торговым рядам, заглядывала в лавки, видела русских мастеровых, угнанных в неволю. А однажды вышла на рынок, где рабами торговали, и ужаснулась увиденным: детей от родителей отрывали, мужа от жены. Продавали здесь и русичей. Рабов было много, к ним приценивались, ощупывали, заглядывали в зубы, ровно барышники, покупавшие коней.
Горькая мысль овладела княгиней: уж не по вине ли ее мужа продают этих русских рабов? Ведь он, князь Андрей, звал на Русь татар, приводил с собой Орду. Татары помогали укрепить ему власть, а потом угоняли в неволю не одну сотню русского люда.
На торгу нелюбовь Анастасии к мужу обратилась в ненависть. Он, Андрей, повинен в страданиях этих русичей. Он наводил на Русь татар, и они жгли и разоряли города и деревни, проливали кровь, угоняли народ в рабство.
Княгиня просила у Господа кары для великого князя за его преступления. Она понимала, что творит грех, ибо с князем Андреем стояла под венцом.
А еще княгиня Анастасия знала, что даже на исповеди не назовет имени Любомира. Она покается только на Господнем суде, когда Всевышний призовет ее. За своего гридня она готова нести Божий приговор, каким бы суровым он ни был.
Весна повернула на лето. В один из дней из ханского летнего становища приехал мурза Чета, явился в караван-сарай с повелением хана: князю Андрею возвращаться во Владимир, а с ним поедет мурза и именем хана Тохты рассудит князей по справедливости.
Великий князь на подарки не поскупился, и Чета добавил: хан задержит переяславского князя в Орде, а как долго, ему, мурзе, о том неведомо…
И сызнова стлалась под копытами русичей Дикая степь, днем изнуряя зноем, ночами освежая прохладой.
Вслед за гриднями, гикая и визжа, мчалась сотня татар мурзы Четы. Весело ордынцам, на Руси их ожидала хорошая добыча. Сам великий князь наделит их всяким добром. Они получат и серебро и меха…
Князь Андрей ехал, далеко опередив дружинников. Позванивала сбруя. Приподнявшись в стременах, великий князь посмотрел вдаль, но ничего, кроме курганов, не увидел. Князю Андрею, однако, известно — за степью следят зоркие караулы. От них не укрыться, они все видят и обо всем успеют донести тем, кто их послал в дозор.
Обочь князя Андрея скакал мурза Чета. Он держался в седле подбоченясь. Чета ухмылялся: отныне урусский великий конязь зависит от него, мурзы, ханского посла. И коли Чета пожелает, он, возвратясь в Сарай, наговорит на конязя Андрея хану, и Тохта сменит милость на гнев, отберет ярлык на великое княжение и передает другому конязю. Но Чета поступит так, только если великий конязь Андрей окажется скупым на дары.
Мысль у мурзы парила соколом, одного не ведал он, что минуют годы и внук его осядет в Москве, получит поместье, приимет веру православную и от него пойдет на Руси род Четы, из которого выйдет царь Борис Годунов…
Мысли у мурзы q власти, ее сладости. Власть над людьми замешена на крови и насилии. Ханы приходят к власти и убивая друг друга. Тохта тоже сел на ханство, убив брата. И этот конязь урусов Андрей сколько крови пролил, чтобы сесть великим князем. Не для того ли к хану приезжал? Испугался потерять власть над другими конязями…
С кургана сорвался орел, поднялся ввысь, завис над степью. Иногда сделает взмах, опишет круг. Орлиный полет. Мурза знает: орел — царь птиц потому, что сильнее всех. Но у людей не всегда так. Люди коварны и хитры и часто этим достигают власти.
Мысли Четы нарушило пение воина. Татарин пел о красавице жене, сравнивая ее с весенней степью. А еще его песня о том, какие подарки он привезет ей и как она будет ласкать его, когда он вернется к ней в шатер…
Хорошая песня, песня настоящего воина, и мурза подпевает ему. Чете известно это счастье: оставлять за своей спиной покоренные народы, хмелеть от крови врага и возвращаться в улус отягощенным богатством, добытым в бою. Мурза хорошо помнит, каким славным воином был его отец. Чета завидовал ему, ведь он водил тысячу воинов и вместе с самым храбрым и мудрым багатуром Бату-ханом подчинил Орде вселенную. Копыта его коня топтали землю до самого последнего моря.
Из частых походов отец привез одну из жен, совсем еще девочку, мадьярку. Она превратилась в красавицу. Чета любил ее. А когда отец ушел в мир иной, он, мурза, сделал мадьярку своей первой женой. Сейчас она старуха, но Чета уважает ее. Лучшие подарки привозит мадьярке и младшей жене.
К вечеру в степи зажглись костры, и в подвешенных над огнем казанах варился ужин, пахло молодой кониной, и далеко окрест разносились окрики караульных.
Размяв затекшие от долгого сидения в седле ноги, поев, мурза улегся на кошме и, глядя в звездное небо, крепко заснул. Его густой храп заглушал все остальные степные звуки.
В Москве тверского князя не ожидали, тверские князья Москву считали малым городом, а князей московских меньшими братьями. Тверь издавна с Владимиром спор вела, какому князю быть великим. Тверской князь Михаил Ярославич даже на ханскую пайцзу ссылался.
Михаил Ярославич, высокий, широкоплечий красавец, вступил в горницу, чуть пригнувшись под дверным проемом, опустился на лавку.