Ремилис опять не успел осознать переход: вот только что стоял громадный механический волк, а вот – прежний, знакомый человек. Вроде бы уязвимый. Но юноша не обманывался внешней слабостью; он лишь крепче стиснул ружьё.
И Эрфад сказал:
– Да.
– Что? – опешил Ремилис.
– Ты прав, – пояснил Эрфад. – Сердце вам нужно. Оно останется.
– Но… – выдохнул юноша. – Ты же… пришел за…
Эрфад покачал головой.
– Здесь не понимают Кланы. Я пришел убить воров и, если они забрали сферу из жадности, унести ее. Эти, – он кивнул в сторону Тэллия и стражника, – были последними. Я увидел, что сердце вам действительно нужно. Помог донести сюда. Оно остаётся.
Ремилис опустил ружьё, мало что понимая. Видно, это чувство отразилось на лице: Эрфад коротко пояснил:
– Взять то, что необходимо – не преступление. Украсть – преступление. Вор гибнет. Нужное остаётся. Таков закон Кланов.
– А как ещё дядя смог бы раздобыть сферу?
– Он мог бы попросить ее у клана. Предложить дар взамен.
– И вы бы согласились?
– Конечно. Вам же нужно. У нас она просто лежала в хранилище.
Ремилис замолчал. Над этим стоило подумать – потом, когда пройдет страх, спадут оцепенение и слабость в теле.
Эрфад поглядел в сторону двери; та щелкнула и открылась.
– Как? – не сдержался Ремилис.
– Я машинный маг, – коротко пояснил Эрфад. – Механизмы покорны моей воле. Так я прошёл в город, и во владения твоей семьи, так я охотился. Так я помог вам в походе.
Ремилис прижал ладонь ко лбу. За последние минуты он узнал о Кланах больше, чем за всю жизнь.
– Теперь я ухожу, – сказал Эрфад, отвернувшись. – Готовься.
– К чему?
– Ты защищаешь свой клан и нужное ему. Ты знаешь, что с нами можно говорить. Может быть, мы будем торговать. Пусть твой бог хранит тебя от мёртвых сердец и дикой погоды.
Эрфад шагнул к стене, прижал к ней ладонь; сквозь мерный гул механизмов проступил едва слышный скрежет – и казавшаяся сплошной панель беззвучно ушла в сторону. Северянин скрылся во тьме, словно его тут и не было; лишь пару мгновений звучали шаги – стук тяжелых ботинок или поступь металлических лап.
Потом все затихло. Осталось лишь гудение машин и еле уловимые щелчки вращающихся шестерён; панель стала на место. Словно и не было северянина.
Ремилис даже не сомневался, что Эрфад покинет город в течение пары часов. Несложное дело для того, кто способен управлять механизмами.
Сам он прислонился к стене, чувствуя дрожь и слабость во всем теле. Сглотнул, снова посмотрел в сторону распростертого Тэллия, отстранённо подумал – надо привести рабочих. Распорядиться о похоронах. Начать… начать создавать поселение. Как и задумывалось.
«Ты все же был неправ, дядя, – сказал себе Ремилис, вспомнив недавний разговор. – Живущие близ Севера всегда ему платят. Рано или поздно».
Он на мгновение прикрыл глаза. Поглядел на сияющую сферу, на темные потёки крови на полу. Почему-то Ремилису на секунду показалось, что жизнь Тэллия Амидия вытекла прямо в район, который он так хотел оживить. Что источник энергии дядя вырвал у себя из груди.
Может быть, так оно и было.
В конце концов, не зря и он, и Эрфад называли сферу «сердцем».
27.03.2014 – 29.03.2014
Жнецы теней
– Нет, ты представляешь? – всплеснул руками Темхет. – За последний месяц мне уже четвертый раз такие жалобы подают!
– Так для крестьян это и впрямь важно, – рассудительно заметил Ранеб. – Животные – их богатство.
– Вот и присматривали бы сами! – возмущенно ответил Темхет. – У наместника дел больше нет, кроме как разбираться, кто этих коз и свиней со двора увел!
Ранеб молча улыбнулся. Он не первый год знал Темхета и был уверен: наместник уже приказал стражникам разобраться, и обязательно потребует доложить о результатах. А жалуется просто из-за кипящих в душе чувств – не умел Темхет жить сдержанно и спокойно.
Сам Ранеб отличался от наместника во всем. Выбритая голова вместо черного парика, поджарая фигура вместо объемистого живота, хладнокровие крокодила вместо львиной вспыльчивости… может, из-за отличий и сдружились два непохожих человека.
Наместник города Ахат и старший адепт Руата, жнец теней.
Ранеб жил здесь уже десять лет и уже не мыслил себя отдельно от поста старшего руати города. Ему не раз предлагали переехать в столицу удела, но Ранеб отказывался. приключениями и блеском он пресытился еще в молодости, а тихая безмятежность и размеренная жизнь пришлись по сердцу. И потому спокойный Ахат он бы не променял ни на какой иной город Ра-Хемри.
– Так вот… – Темхет прервался, сделав большой глоток вина, и не завершил фразу: в дверях появился слуга. – Что такое?
– Господин, – поклонился слуга, – пришел главный писец.
– А, точно, – поморщился Темхет, отставив чашу. – Извини, друг мой, меня никак не желают отпускать дела. Вторгаются даже сейчас.
– У всех есть свой долг, – улыбнулся Ранеб. – Я навещу тебя…
– …на следующей неделе, – вздохнул наместник. – Раньше с бумагами о податях не разобраться.
Ранеб кивнул и поднялся, взял со стола кожаные ножны, заключавшие в себе серповидный клинок-санах, священное оружие каждого руати. Наточенное до бритвенной остроты, никогда не проливавшее крови и не резавшее плоть. Не для того его ковали.
Спускаясь по ступеням дворца, руати невольно усмехнулся: если бы Темхета не позвали, он бы и сам ушел минут через десять. Сегодня у Ранеба были дела, а отклоняться от собственного же расписания он не любил.
Даже в спокойном Ахате люди умирали – от болезней, от несчастных случаев, просто от старости. А где в Ра-Хемри сгущалась тень смерти, там находилось дело и для жнеца теней.
Дворец наместника и руат-ном разделяло примерно полчаса пешего пути; Темхет не раз предлагал другу коня или повозку, но Ранеб отказывался. Он любил пешие прогулки, где можно поразмышлять по пути, особенно шагая вдоль тихо журчащей реки.
Сегодня, правда, мысли текли вяло и неторопливо, видно, из-за жары, необычной на востоке Ра-Хемри. Из головы никак не хотели уходить жалобы крестьян; и впрямь дурацкое дело, уже у нескольких семей стащили скот. У кого свинью, у кого – козу. Что за разбойники объявились, что шастают по чужим хозяйствам, а не грабят купцов? Причем животные исчезли бесследно, даже костей не нашли. Если злоумышленник добывал себе пищу – кости зачем прятать? Кинул бы в канаву. А если похищал на продажу… так много ли выручишь за пару свиней или коз? Особенно если везти в другой город, здесь-то продавать опасно.
Ранеб отвлекся от мыслей о скоте, завидев храм Сановиса. Остановившись у взметнувшего ввысь черный шпиль святилища, он медленно поклонился, приложив правую ладонь к сердцу, а левую – к санаху. Нельзя было просто пройти мимо храма Того, Кому служил Ранеб, и Кто открыл людям Руат. И Кто встречает всех людей после смерти, бесстрастно и справедливо решая судьбу души.
Руати позволил себе легкую улыбку, глядя на застывших у входа в храм стражей. Ахатские мастера высекли их из прочного гранита, и Ранеб лично влил в каменные тела тени могучих воинов. С тех пор они несли бессменную службу у храма Сановиса, и руати гордился своей работой, проходя мимо.
Отдав должное Владыке Бледной Реки, Ранеб двинулся дальше, сквозь городскую суету и жару. Про себя он похвалил предусмотрительность предков: везде в Ра-Хемри здания для руати возводились так, чтобы к ним было одинаково легко добраться из любой части города. Иначе не все смогли бы доставлять тела в срок.
У дверей руат-нома Ранеба встретил Джер. Помощник был чуть выше самого Ранеба, коротко пострижен, темные глаза смотрели по обыкновению мрачно. Серая одежда ученика странно выглядела на парне – в его возрасте обычно уже надевали черную мантию посвященного.
– Все готово? – спросил Ранеб. Джер кивнул, глядя в сторону. К его молчаливости Ранеб уже привык. Не пытаясь разговорить спутника, руати вошел в длинный узкий коридор черного камня.
Джер следовал за ним, по обыкновению молчаливо. Ранеб мысленно вздохнул: что поделать, парень всего полгода как потерпел неудачу на испытаниях. Полноценным руати не стал, не обрел умений, присущих любому жнецу, и был отправлен сюда, в дальний удел. Обычно в такой ссылке неудачники приходили в себя, помогали руати с тем, что не требовало тонкой работы, могли научиться тому, чего не поняли. Ранеб за эти полгода сделал из Джера хорошего помощника в делах: готовить место для работы юноша научился превосходно.
Из черного коридора Ранеб прошел в просторный зал, где стояло одиннадцать лож. Рядом с каждым белела невысокая плоская колонна, особенно резко выделяясь на фоне черного камня.
Зал Теней. Одно из тех мест, где любой руати бывает чаще всего.
Сегодня в Зал Теней доставили только одного человека, хрупкую старушку, казавшуюся еще меньше в белом погребальном наряде. Ранеб оглядел зал, кивнул: пол чисто выметен, нигде ни пылинки, на колонне у изголовья занятого ложа – прозрачный овальный кусок хрусталя и сложенный лист.
– Отличная подготовка, Джер, – искренне похвалил руати, подняв лист; ученик снова молча кивнул.
Ранеб пробежал глазами записку, сопровождавшую умершую. Ткачиха Санехти, вдова, мать четверых, дожила до восьмидесяти лет и заслужила уважение своим мастерством. В истинности перечисленных заслуг руати не сомневался: в погребальной записке не лгут. Да и само имя было ему знакомо: дома у Ранеба висел ковер работы Санехти, и он нередко любовался дивной красоты узором.
И теперь ему предстояло воздать ткачихе должное.
Ранеб отложил записку, неспешно извлек санах. Сжал холодное лезвие между ладонями, вознося краткую молитву Сановису: пусть Владыка Реки примет душу умершей, сочтет ее достойной берегов радостной прохлады. Пусть Санехти проживет там спокойный срок, готовясь к новому рождению.
Завершив молитву, Ранеб наклонился над телом. Клинок санаха сверкнул в полумраке, словно засияв изнутри; по коже руати пробежал холодок, всегда сопровождавший работу с