Лао-цзыДао дэ Цзин. Книга пути и достоинства
В оформлении обложки использована иллюстрация:
Siam Vector / Shutterstock / FOTODOM
Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM
Дао, облеченное в слова, не может быть вечным дао.
Имя, произнесенное вслух, не может быть вечным именем.
Не имеющее названия порождает небеса и земную твердь, наделенное названием – праматерь всего существующего.
А значит, не подвластный страстям приобщен к необыкновенной тайне дао; тот же, кому не чужды желания и слабости, может прикоснуться лишь к его конечному воплощению.
Наделенное именем и не имеющее его наделены общим началом, но их названия отличны. Вместе они – всеобъемлющи.
Перемещение от одного всеобъемлющего к другому – врата ко всему необыкновенному.
Лишь только в Поднебесной становится известно, что прекрасное прекрасно, как тут же на свет выбирается уродливое.
Едва все познают, что такое добро, как рождается и зло.
Неудивительно, что жизнь и смерть созидают друг друга, простое вытекает из сложного, и, наоборот, короткое и продолжительное сообразовываются, низменное и возвышенное определяют природу друг друга, звуки соединяются в стройную мелодию, прошлое и будущее сменяют одно другое.
Оттого истинный мудрец выбирает недеяние в делах, учит, не используя слов; меняет вещи вокруг, не принимая в этом участия; творя, не владеет тем, что сотворил; заставляет двигаться, не прикладывая сил; добиваясь успеха, не гордится. А если не возносится, то и его достижения невозможно отринуть.
Когда бы не чтили многомудрых, исчезли бы разногласия. Когда бы перестали дорожить драгоценными вещами, перевелись бы воры. Когда бы перестали выставлять напоказ то, что заставляет завидовать, люди стали бы жить спокойнее.
А значит, руководя государством, истинный мудрец держит сердца людей пустыми, наполняя их животы.
Такое руководство ослабляет характер (подданных), но делает крепче их тело. Подобное управление избавляет людей от учености и желаний, те же, кто наделен знаниями, побоятся что‑либо предпринимать.
Отсутствие деяния ведет к тишине и порядку.
Дао ничем не наполнено, но невероятно глубоко в использовании. Неиссякаемое! Оно представляется источником всех вещей.
Если приглушить его прозорливость, избавить от хаоса, ослабить его сияние, приравняв к песчинке, то оно покажется, несомненно, существующим. Не представляю, кто создал его, представляю только, что дао – предтеча владыки небес.
Небесному своду и Земной тверди чуждо человеколюбие[1]. Они позволяют всему сущему жить по собственному усмотрению. Истинному мудрецу не присуще человеколюбие, потому он разрешает людям жить по собственному усмотрению.
Мир между Небесами и твердью земли подобен кузнечному меху.
При увеличении в нем свободного пространства увеличивается сила и время действия ветра, из него вырывающегося.
Склонные к многословию редко добиваются успеха, а потому стоит оставаться умеренным.
Трансформации невидимого дао безграничны. Дао есть бездонный источник рождения. Из него явились небо и земля. Дао пребывает бесконечно, словно нить, не имеющая ни начала, ни конца, и его действие неиссякаемо.
Небо и земля долговременны, ибо живут не во имя себя. Вот и истинный мудрец видит свое место последним, отчего и попадает вперед. Он не переоценивает свое существование, потому и продолжает жить. Но разве он отказывается при этом от собственных интересов? Вовсе нет – он исходит именно из них.
Совершенную добродетель можно уподобить воде. Та служит всему живому и не противоборствует с ним. Вода есть там, куда человеку не хотелось бы попасть. Оттого она так схожа с дао. Тот, кто наделен совершенной добродетелью, подобно воде, должен быть ближе к земле; движения его сердца должны исходить из глубоких внутренних убеждений; общаясь с окружающими, он должен быть к ним расположенным; в речах оставаться прямодушным; в руководстве государством – логичным; привлекать те возможности, что имеет, и всегда помнить о времени. Благодаря тому, что он, подобно воде, не противоборствует ничему, он не ошибается.
Лучше отказаться от любых действий, чем пытаться наполнить что‑нибудь. Когда постоянно используешь что‑нибудь острое, оно недолго будет оставаться острым. Когда комната полна золота и драгоценных камней, никому не дано сохранить их. Когда вельможи и богачи поддаются гордыне, они сами притягивают к себе несчастья. Закончив дело, необходимо отойти в сторону. Так велит истинное небесное дао.
Когда тело и дух составляют единое целое, можно ли уберечь его? Смягчив душу, возможно ли достичь внутреннего покоя, свойственного младенцам? Добившись безмятежного созерцания, можно ли избежать ошибок и обольщений? Можно ли любить подданных и править ими без помощи мудрости? Свершатся ли преображения в природе, если избрать путь мягкости? Совершится ли недеяние, если постичь все законы мира?
Творить и совершенствовать сущее; творя, не обладать тем, что сотворено; приводя в действие, не прилагать сил; управляя, не полагать себя господином – в этом суть истинного дэ.
Три десятка спиц служат опорой колеса, но использование колеса зависит от пустоты между ними. Горшки лепят из глины, но применение их связано с пустотой внутри. В жилище делают двери и окна, но суть дома – пустота в нем.
Польза всего существующего связана с пустотой.
От пяти цветов слабеет острота зрения. От пяти звуков слабеет острота слуха. От пяти ощущений на языке слабеет острота вкуса[2].
Охота и быстрая езда будоражат сердце. Золото и богатство толкают к преступлениям.
Оттого истинный мудрец старается добиться жизни в сытости, а не заполучить драгоценные вещи. Отстраняясь от последнего, он довольствуется первым.
Величие и позор схожи со страхом. Родовитость одного корня с горестями. Почему величие и позор уподоблены страху? Да потому, что человек из низкой среды добивается величия в страхе и в страхе же расстается с ним.
Почему родовитость одного корня с горестями? Потому что человек почитает самого себя. Лишь перестав почитать себя, человек удалится от горестей. Родовитый, решив служить народу, может поселиться среди него. Человеколюбивый, беззаветно посвятив себя служению народу, может жить среди них.
Гляжу на него и не замечаю, оттого величаю его невидимым.
Прислушиваюсь и не слышу его, оттого величаю его неслышимым.
Стараюсь поймать его и не могу уловить, оттого величаю его неосязаемым.
Ни к чему пытаться постичь источник этого, ибо все едино.
Верхушка его не залита светом, основание не погружено во тьму. Оно безгранично и не имеет имени. Оно вечно движется к небытию. Оттого именуют его формой без очертаний, образом без наполнения. Оттого именуют его неопределенным и непостижимым.
Повстречав его, не могу разглядеть его черт, двигаюсь следом – и не могу разглядеть спины.
Основываясь на бесконечном дао, чтобы постичь существующее, сперва необходимо осознать извечное начало. В этом и заключен закон дао.
В старину наделенные даром постигать овладевали подробнейшими и тончайшими знаниями. Однако иным их основательность недоступна. А коль недоступна, я опишу: они были опасливы, словно двигались по зимней реке; они были несмелы, словно не доверяли соседям своим; они были осанисты, словно важные гости; они были осмотрительны, словно шли по тонкому льду; они были незатейливы, словно необработанное дерево; они были беспредельны, словно долина; они были непроглядны, словно темный поток.
Они были теми, кому дано, не теряя хладнокровия, превращать грязное в чистое.
Они умели дарить вечному движению умиротворенность, они способствовали жизни.
Эти люди следовали принципам дао и не стремились получить больше необходимого. Не пытаясь обрести изобилия, они довольствовались тем, что есть, и не сотворяли ничего нового.
Необходимо обрести в сердце неподкупную справедливость, оставаться невозмутимым, тогда все существующее начнет меняться само по себе, а мы будем только наблюдать за его возвращением.
Вокруг великое многообразие всего существующего, но каждая вещь вновь и вновь движется к своему истоку. Путь к нему и есть покой. А покой есть обретение сути. Обретение сути же – постоянство. Осознание постоянства есть постижение незамутненности, когда же нет постижения постоянства, рождается хаос, а из него и зло. Постигший постоянство достигает совершенства, став совершенным, он обретает непредвзятость, а тот, кто добился непредвзятости, становится правителем.
Получивший бразды правления следует небесным законам. Соблюдая законы неба, он живет по принципам дао. Придерживающийся принципов дао бессмертен, и весь свой путь такой правитель будет избавлен от опасностей.
О совершенном государе подданным известно только то, что он есть.
Чуть хуже те государи, что желают любви и почестей от народа.
Еще хуже те владыки, которых люди страшатся. Но хуже остальных те, кого подданные ни во что не ставят.
Оттого недостойные доверия его и не получают.
Рассудительные и немногословные добиваются успехов в свершениях, и люди уверены, что они соблюдают естественность.
Избавившись от истинного дао, привели в мир «гуманность» и «правильность». Тогда родилось мудрствование и следом за ним – двуличие. Если шестеро близких по крови[3] в ссоре, рождаются «сыновняя почтительность» и «отцовская любовь». Если в стране нет порядка, рождаются «преданные слуги»[4].