Нет, день начался прекрасно, груз для москвичей пришёл вовремя, растаможил я его вообще мгновенно, начальник поста Фролов, так тот вообще чуть не обниматься со мной полез, когда я ему конверт с деньгами сунул. И вот в самый прекрасный момент, когда я помахивая грузовой авианакладной спускался по лестнице к складским тёткам бездельницам, мне позвонил Янукович и сообщил, что, дескать, на производстве с московским заказом появились некоторые проблемы. Они там, видите ли, не заметили, что некоторые электронные детальки, наша автоматизированная линия поставить не сможет. Ну откуда, мол, они могли знать, что москвичи до сих пор используют в своих изделиях устаревшую элементную базу, то есть ту, которую надо запаивать вручную. А в тысячу плат, весь его инженерный отдел будет впаивать их целую неделю, даже, если они будут работать круглые сутки. Это он так заранее сказал, на случай, если я лично усажу этих диверсантов исправлять свои косяки.
Оказалось, что я умею орать не хуже Красникова. Януковичу-то что, он привычный, а вот тётки со склада временного хранения на таможне, заперлись у себя на три оборота ключа и ещё стол к двери подставили. Они подумали, что это я их убивать буду, а не Януковича, Сашку и Витьку. Впрочем, и москвичам, Андрею и Виктору Геннадьевичу тоже досталось, хотя и в меньшей мере. Но те тоже должны были у себя в столице немного проикаться.
В общем, оказался я у разбитого корыта, как Объединённый флот после сражения за атолл Мидуэй, если проводить исторические параллели. А гудевшие над головой самолёты походили звуком на американские пикирующие бомбардировщики и тоже мешали мне сосредоточиться на решении моей нелёгкой задачи, где за один день найти квалифицированных сборщиков, тех самых тётенек, от которых мы уже избавились во имя научно-технического прогресса. У Красникова в запасе правда ещё оставались их четыре штуки, но просить у него было бесполезно, опять раскричится про свою президентскую программу. А орёт он все равно громче, чем я.
— Готово шеф, — ко мне подошёл Юрик, старательно отряхивая с себя складскую пыль, — последнюю коробку утрамбовали. Можно ехать.
Я представил, сколько теперь этой пыли у меня в салоне и это тоже не улучшило мне состояния души. В этом случае важно не оставаться эгоистом, а постараться испортить настроение и окружающим вас людям.
— Вы орлы, в следующий раз не опаздывайте, — недовольно сказал я, — мне двадцать минут вас ждать пришлось. Смотрите, как бы вам новогодние премии столько ждать не пришлось.
Юрик виновато заморгал.
— Мы машины на стоянке перепутали, — покаянно сказал он, — нам сказали, что там джип чёрный стоит. Мы и подумали, что это твой. А потом пошли посмотреть, а это какой-то кадилак американский.
— А позвонить никак не могли? Не додумались? Не знали, что у меня мобильный всегда с собой?
На этот справедливый вопрос Курочкин ничего не отвечал, потупивши голову и очевидно, сам себе удивляясь: «вишь ты, как оно мудрено случилось: и знал ведь, да не додумался».
Створка складских ворот, с гудением и судорожно дёргаясь, начала опускаться вниз. Второй ястреб — Гусев уже заводил свой основательно просевший на осях микроавтобус. Грузчик Филиппыч после секундных мучительных колебаний, остаться внутри или ещё поканючить у нас сигарету, всё-таки выбрал первое и полез обратно в свою запирающуюся сокровищницу ожидать следующего счастливца с оформленной таможенной декларацией.
— Полез яйца греть в свой инкубатор, — с лёгкой завистью в голосе сказал Курочкин провожая Филиппыча взглядом, — и за что этому шлангу только зарплату плотят?
Юрик у нас парень простой, из деревни, и внимание на одном предмете удерживает с большим трудом. Уже, похоже, и забыл, про что я ему только что говорил.
— Ты бы лучше подумал, за что я тебе зарплату плачу, — сделал я последнюю попытку вернуть Юрика к его собственному долгу, — бегом к Гусеву в машину! Чтобы через час всё уже распакованное лежало на складе!
Хлопнула дверь и микроавтобус рванулся вперёд с прошлифовкой задних колёс, как спортивный болид на соревнованиях Формулы-1.
Я тоже, правда не так поспешно, залез в свою машину и включил зажигание. Одно из слов сказанных Курочкиным, почему-то не выходило у меня из головы.
— Инкубатор, инкубатор, — бормотал я себе под нос, переключая радиостанции на магнитоле, — инкубатор!
Ну конечно! Я вспомнил, что наши соседи по технопарку делают электронные инкубаторы, по рецептуре двадцатилетней давности, которую он спёрли чуть ли не из журнала «Юный Техник». Я же им лично года три назад этот хлам ещё советского происхождения привозил, из которого они свои поделки ляпали. Привозил до тех пор, пока наши отечественные детальки на складах, где я пасся, не позаканчивались. Новых-то, на наших заводах уже не производят. Да и нет уже тех заводов давно, на их месте торговые центры и жильё эконом-класса. Но запасов им до сих пор хватало, хотя недавно при встрече жаловались, что уже последнее выгребают. Минск их вроде ещё выручал с нашим древним, ещё советского происхождения заводом «Интеграл», да и то, говорят, батька Лукашенко не сдюжил, продаёт его заграничным акулам бизнеса, чтобы бульбашей своих подкормить и следующие президентские выборы выиграть.
Но главное, что собирают соседи инкубаторы свои тоже до сих пор вручную. Надо бы мне их рабов на три дня попробовать арендовать. Иначе москвичи меня потом сами в рабство продадут. Вот только пока до них не доеду, не узнаю. Телефонов-то их у меня уже не осталось.
И я тоже с прошлифовкой, но уже всеми четырьмя колёсами (всё-таки полный привод), рванул вперёд.
Соседи, надо сказать, здорово удивились, когда я к ним ворвался. Старший из них даже зачем-то сунул руку в верхний ящик стола, но потом, узнав меня, облегчённо выдохнул.
— Блин, Лёха! Не пугай людей, — сказал он с упрёком, — ты каким ветром?
— Склад новый с детальками нашёл? — с надеждой спросил его компаньон, практический не отличимый по виду от первого, этакий налысо стриженный близнец сорока лет.
— Неплохо было бы, — согласился первый, — нашёл да? А-то мы здесь последний хуй без соли доедаем.
— Еду обеспечу, — с трудом сказал я, пытаясь отдышаться после забега до девятого этажа мимо неработающего лифта.
Оба компаньона с интересом уставились на меня, но когда я им с горем пополам объяснил свои срочные надобности, они одновременно, как и полагается близнецам, приняли скептический вид.
— Ты, что не знаешь, где мы свои платы паяем? — удивился старший.
— Ему туда рано ещё, — довольно заухмылялся второй.
— В нашей стране туда никому не рано и никогда не поздно, — авторитетно заявил старший близнец.
— Нам зеки платы паяют, мы давно уже с одной колонией исправительной договорились, — объяснил младший, — но ты реально не представляешь, сколько нам понадобилось времени, пока они работать нормально научились.
Глядя на их короткие стрижки и синие татуировки, у меня вдруг появились смутные подозрения, о том, откуда вышел весь их бизнес. Правда, озвучивать свои мысли, я естественно не стал.
— Слава богу, что у наших ребят сроки по десятке и выше, — сказал первый. — Новую партию обучать паяльник держать? Да я сдохну!
— Канифоль нюхали! Из оловянного припоя серебряные украшения делали. И продавали!
— Три резистора и два конденсатора год паять учились!
— Они из твоих плат такой херни понаделают, — подвёл итог старший, что сам рад не будешь. Им не то, что трёх дней, им десяти лет не хватит. Да, ещё пока всё оформишь: внос, вынос, менты же командуют, сам понимаешь.
Я вышел от близнецов в довольно печальном расположении духа. Кажется, судя по готовящимся подаркам, Дед Мороз решил, что в этом году я вёл себя плохо. Я спустился по лестнице на наш этаж, и подойдя к вратам за которыми начинались владения «Астеха», из последних оставшихся сил приложил к замку электронную карту.
Как ни был я грустен и разбит, меня всё равно удивила странная тишина, царившая в нашем офисе. Девицы из сервисного и коммерческого отделов не бегали как обычно, взвизгивая, взад вперёд по коридорам, из-за двери Дедушкиной не доносилось её гнусавого бормотанья, в кабинете шефа вообще было гробовое безмолвие, и нигде никто не трепался по телефонам. Я будто попал в царство умерших.
Первого живого я нашёл у себя в комнате для переговоров с клиентами. Это был Рашид Шагинуров. Он сидел на диване, держался одной рукой за сердце, а другой капал в стаканчик, стоявший перед ним на журнальном столике, какую-то жидкость с крайне вонючим лекарственным запахом. Собственно по этому запаху я его и нашёл. Рашид был местами бледен местами (пятнами) красен, а его короткая шевелюра стояла на голове торчком. При виде меня он слабо улыбнулся, попытался встать с дивана, но не смог.
— Рашид, — шёпотом спросил я, осторожно присаживаясь напротив него, — что здесь произошло?
Вокруг стояла такая зловещая тишина, что мне было как-то не по себе нарушать её звуками нормального человеческого голоса.
Наш начальник производства молчал несколько секунд, глядя то на меня, то на благоухающий стаканчик, который он держал в своей правой руке.
— Совещание было у нас, — наконец просипел он и приложился к стаканчику, — завалили в жопу…
— Кого? — ужаснулся я, — за что?!
— Президентскую программу, — объяснил он и выпил из стаканчика последнее, — шеф уехал на совещание к губернатору сдаваться, а нам сказал, рубить офисную мебель себе на гробы к его возвращению.
— Вон оно как, — сообразил я, — уехал, значит.
Рашид запрокинул голову, разинул рот и затряс над ним несчастным стаканчиком, пытаясь заставить того вернуть налитое до капли.
— А чего тогда так тихо, — перешёл я на нормальный голос, — и не слышно стука топоров и грохота валимых шкафов?
От того что плохо не только мне, я приободрился. Как известно из психологии, несчастья с окружающими людьми вызывают у нас оптимизм. А тут так подвезло, вся контора Красникова в трауре!