Успенский был слегка озадачен, шокирован и несколько обижен, потому что его великая книга была отброшена так, словно она что-то не слишком приятное. И я могу его понять: он, должно быть, чувствовал себя очень уязвленным. Но поскольку он сам приехал к этому странному человеку, то согласился поступить так, как его попросили. Успенский отправился в другую комнату, взяв с собой карандаш и бумагу. «Впервые в жизни, — потом говорил он, — я начал осознавать, что вообще ничего не знаю». Была холодная ночь, за окном падал снег. Даже внутри комнаты температура была ниже нуля... Но Успенский вспотел. Известный всему миру человек не смог написать ни одного слова: ни любовь, ни просветление, ни истина, ни Бог — на той стороне, на которой Гурджиев сказал ему записывать то, что он знает. Ни одного слова!
Через час он вышел с пустым листом, отдал его Гурджиеву и сказал: «Прошу прощения, но вы действительно странный человек! Вы только что совершили чудо! Впервые в жизни я осознал, что ничего не знаю!»
Гурджиев засмеялся и сказал: «Как бы вы иначе написали столько прекрасных книг? Легко писать замечательные книги, легко философствовать, когда вы ничего не знаете. Если бы вы знали, вам было бы куда сложнее».
Успенский стал учеником Гурджиева, признав свое невежество.
Гурджиев сказал, что первое условие, которое должно быть выполнено учеником, — это признание невежества. Только тогда возможен внутренний рост. Ложное нужно признать как ложное, только тогда настоящее можно будет идентифицировать как настоящее.
Я не философ. И мои люди не философы. Да, иногда мы шутим насчет философии, но это все.
Мужчина заходит в паб, пересекает зал, доходит до дальней стены, затем идет по потолку, доходит до стены, прилегающей к двери, спускается и выходит, не произнеся ни слова.
— Вы видели? Невероятно! — произнес потрясенный бармен, обращаясь к местному философу.
— Кончено, видел, это ужасно! — воскликнул философ. — Желтые ботинки и розовые носки!
Капрал призывает солдат к вниманию и вызывает добровольца для выполнения опасного задания.
Через несколько мгновений он подходит к солдату и говорит:
— Поздравляю, бравый солдат! Я слышал про тебя, ты великий философ. Ты единственный сделал шаг вперед! Ты доказал свою мужественность и железную волю.
Солдат-философ удивленно оглядывается по сторонам.
— Вообще-то, — неуверенно говорит он, — это все остальные сделали шаг назад!
Философы живут в глубоком сне, они дремлют. Этот солдат не сразу понял, что все остальные отодвинулись назад. Он, наверное, витал где-то в облаках, находился где-то в другом месте.
Вендель Холмс, судья Верховного суда Америки, был хорошо известен в Америке за свое философское отношение к жизни. Однажды он покинул зал суда и отправился на железнодорожную станцию, где сел в экспресс. Через час, когда поезд проезжал Мэриленд, в вагон зашел контролер и попросил Венделя предъявить билет. Холмс вывернул все карманы, обыскал кошелек, но не смог найти билета. На его лице отразилось беспокойство.
Контролер узнал Холмса, поскольку видел его фотографии в газетах.
— Не стоит беспокоиться насчет билета, мистер Холмс. Я уверен, что вы забыли купить его на станции. Я могу вам выдать его сейчас.
На лице Холмса отразилась еще большая тревога. Совершенно подавленным голосом он сказал:
— Меня беспокоит не билет, я только что осознал, что понятия не имею, куда еду.
Философы никогда не знают, куда направляются.
Преподобный Банан, я могу понять вашу обеспокоенность, обстановка здесь не выглядит философской, так оно и есть. Это экзистенциальная коммуна. Мы верим в существование, а не в философию.
И, как вы говорите, наша коммуна не похожа на религиозную. Это тоже правда. Мы не религиозны, как христиане. Здесь у нас нет религии, похожей на индуизм; нет религии, какую исповедуют мусульмане. Здесь нет фанатизма, нет догм, нет убеждений. Это религия в том смысле, в котором Будда был религиозным. Это религиозность Христа, религиозность Ко Суана. Это не религия, а религиозность, это вопрос не веры, а жизни.
Религия для меня не ритуал. Если вы ищите ритуалы, то вы их здесь не найдете. Для меня религия — это прозрение, это проникновение в красоту существования, проникновение в великую тайну, окружающую нас, проникновение в ваше существо и в существа других. Это не имеет ничего общего с догмами, с убеждениями, с кредо, с сектами, это вовсе не секта, это тотально иное явление.
Мы стараемся жить медитативной жизнью, мы выполняем самую обычную работу, но работаем, пребывая в ином качественном состоянии.
Люди готовят еду на кухне, моют туалеты, работают в столярной мастерской, в магазине, в пекарне или в саду. Это самые обычные дела, но люди делают их, находясь в абсолютно ином качественном состоянии: с радостью, с тишиной, с любовью, с блаженством, с танцем в сердце, празднуя.
Для меня истинная религия — это способность праздновать бытие. В самом праздновании вы приближаетесь к Богу. Если человек способен праздновать, Бог уже недалеко. Если человек не способен праздновать жизнь, тогда Бог для него не существует. Бог появляется только в глубоком праздновании, когда вы настолько полны радостью, что страдания оставляют вас, темнота покидает вас. Когда вы настолько полны, что внутри вас не остается пустоты, когда вы начинаете понимать всю значимость обычной жизни, повседневного существования, когда каждое мгновение вы проживаете тотально, насыщенно, со всей страстью, тогда появляется Бог.
Бог — это не человек, это переживание, переживание переполняющей вас тайны, непостижимой мистики. Это не философия в обычном понимании этого слова, это и не религия в обычном понимании. Это философия в истинном значении этого слова: философия означает любовь к мудрости; только тогда это философия. Религия, само слово, означает сонастроенность, созвучность. Оно происходит от religere — быть в глубокой гармонии с целым, быть замужем за целым, быть связанным с целым, отбросить эго и отдельность. Только тогда это религия.
Последний вопрос:
Ошо,
Расскажи, пожалуйста, несколько анекдотов про Иисуса Христа, которые записаны в Хрониках Акаши.
Хорошо.
Мало кто знает, что Иисуса Христа сразу после рождения очень короткое время звали Мэнни. Почти сразу после того как он родился, какой-то человек проходил мимо яслей и, решив взглянуть на то, что там происходит, зацепился за острый камень.
— Господи Иисусе! — воскликнул человек.
— О, хорошее имя, — подумала Мария. — Так его и назовем.
Иисус заходит в отель, подходит к стойке регистрации и, постукивая пальцами, говорит:
— Не могли бы вы меня вознести (перевести этажом выше) на одну ночку?
Христос отдыхает на берегу Галилейского озера. Компания детей резвится неподалеку. Они смеются, брызгаются и шумят.
Раздраженный Петр кричит на них, но Христос останавливает его и говорит:
— Пусть дети подойдут ко мне...
Шум, брызги и все остальное продолжается еще активнее, чем прежде. В конце концов Петр, уставший и раздраженный, попытался отправить детей подальше. Но Иисус вновь его остановил:
— Петр, я же сказал, приведи ко мне детей... я пну их под зад!
Достаточно на сегодня.
Глава 10Религия — предельная роскошь
Первый вопрос:
Ошо,
Мне хочется, чтобы ты прокомментировал равнодушие Востока и интерес Запада к тому, чем ты занимаешься.
Это абсолютно естественно. Религия — это предельная роскошь.
Человек живет на трех уровнях. Только тогда, когда удовлетворены его телесные нужды, становятся важными психологические потребности, только в этом случае. Голодному человеку не до Бетховена, Моцарта или Вагнера. Он не обратит внимания на картины Микеланджело, Винсента Ван Гога или Пикассо. И это естественно. Его базовые потребности не удовлетворены. Но как только телу становится хорошо, тут же сознание человека переносит его с физического уровня на психологический. Сознание остается там, где оно больше всего необходимо. Вы видели, как это происходит в обычной жизни. Если болит нога, вы забываете обо всем остальном теле, ваше внимание сосредоточено только на ноге. Если болит голова, только тогда вы вспоминаете о ее существовании, в остальное время вы о ней попросту забываете. Она продолжает работать незаметно, не нуждаясь в вашем внимании.
Тело — это основа. Восток сейчас страдает от физических нужд. Его физические потребности чрезвычайно велики, поэтому все, что делается во имя религии на Востоке, делается не во имя религии, а во имя чего-то другого. Люди собираются вокруг Сатья Саи Бабы или вокруг подобных ему людей не ради духовных потребностей, а ради физических. Кто-то слеп, у кого-то нет детей, кто-то не может найти работу. И все они надеются, что поездки к святым, благословения святых, молитвы в церквях, храмах, мечетях, или в гурудварах помогут решить их проблемы. Подобные надежды тщетны, но бедные люди не перестают надеяться. Они продолжают поддерживать в себе эти иллюзии. Это замкнутый круг: они поддерживают эти иллюзии, ждут, что их проблемы будут решены, и, так как они рассчитывают на иллюзии, они не делают никаких реальных усилий для решения своих проблем. А их проблемы только растут. И тогда бедняки уходят еще глубже и глубже в иллюзию. Их религия похожа, скорее, на волшебное исполнение желаний, а не на духовный рост, не на обретение зрелости, не на духовный полет, она похожа на сон, на галлюцинацию.
Начните голодать, и вы сразу же начнете думать о еде. Двадцать четыре часа в сутки вы будете думать только о еде.
Если вы останетесь на долгое время в одиночестве, через три недели вы начнете разговаривать с собой. Потребность настолько велика, что вы начинаете жить в иллюзии, словно есть кто-то, с кем можно вести диалог.
Бедные люди создают бедного Бога, Бога, который является не чем иным, как их собственным воображением, Бога, которого нигде нет. Когда-то Восток знал истинную религию, но сейчас остались лишь следы. Будда знал истинную религию, Махавира знал истинную религию, Кришна знал истинную религию. Они все достигли предельных вершин сознания, но сейчас в воздухе разносятся лишь отголоски. Реальность исчезла много лет назад, мы поклоняемся лишь ее следам.