Чудеса не бывают вечными, и в один из поздних ноябрьских вечеров, замечтавшись сильнее обычного, Иришка выронила из своей маленькой запотевшей ладошки крохотное зеркальное счастье. Ударившись о деревянную половицу, пластмассовая трубочка, к радости малышки, не разбилась, просто внутри её что-то звенькнуло. Облегчённо вздохнув и успокоив готовое разорваться от горя и беспокойства сердце, девочка поднесла игрушку к глазу, а второй усиленно зажмурила, направив трубочку на яркий свет люстры. Но, вопреки надеждам, в трубочке царила полная темнота, только где-то на самом дне противно скреблись о стенки разбитые осколки зеркал.
С предельной осторожностью Ира потрясла трубочку, надеясь, что та просто немножко обиделась на неё. Она даже один раз шёпотом, чтобы никто не услышал, попросила у неё прощения, обещая впредь держать её крепче, но волшебного искрящегося цветка больше не было, как и не было больше того удивительного мира, который стал для Иришки неотъемлемой частью её маленькой жизни.
Но самое страшное произошло часом позже, когда пришёл с работы отец и, открыв заднюю стенку пластмассовой игрушки, вывалил на ладонь осколки разбитого стекла и горстку цветных стекляшек, похожих на мусорный хлам. Мечта показала свою изнанку, в тот момент Иришке почудилось, что она осталась в мире совершенно одна и что волшебный свет померк не в чудесной игрушке, а в ней самой.
Третья четверть была в самом разгаре, скупое февральское солнышко бросало сквозь полуоткрытые жалюзи скромные тоненькие лучики света. Зима перешагнула через свою середину, и потихоньку, незаметно, медленными, робкими шажками в город входила весна. На земле всё ещё лежал снег; мело сечёными позёмками по голым мостовым, заставляя прохожих прятать носы в воротники курток и поёживаться от мелких режущих пригоршней снега, попадавших в лицо. Покрывались ночью прозрачными хрусткими корочками льда лужи у дорог, стучали под пронизывающим ветром застывшими гулкими ударами ветки деревьев.
Но днём уже чувствовалось, что весна где-то недалеко. Ласковое солнышко, нарушая все запреты, облизывало тёплым языком сосульки, и с них звонкими каплюшками брали своё начало первые весенние ручьи. До листьев было ещё далеко, но иногда казалось, что если прислушаться получше, то можно услышать, как бегут по стволам и ветвям деревьев жизненные соки, наполняя их силами и расправляя застоявшиеся согнутые плечи лип и тополей.
Юлька сидела на первой парте, около учительского стола, и старательно выводила строчки в тетрадке. Маленький курносый носик отчаянно морщился в такт шариковой ручке, помогая своей хозяйке в вопросе каллиграфии. Из-за солнечных лучей густые каштановые волосы казались на просвет почти рыжими. При каждом наклоне головы они непослушной волной падали на лицо, отбрасывая вокруг себя золотой светящийся ореол. Серьёзные карие глаза и упрямо сдвинутые брови дополняли портрет девчушки, носящей редкую забавную фамилию — Радуга. Она и правда чем-то напоминала радугу: весёлая, солнечная и непоседливая.
Гришка смотрел на Юльку во все глаза, словно увидел её впервые, и почему-то широко улыбался, начисто забыв о своей собственной тетрадке. Учительница диктовала дальше, а Гришка, положив подбородок на согнутую в локте руку, продолжал мечтательно любоваться Юлькой.
Андрей искоса поглядывал на брата, поджимая с удивлением губы и пожимая плечами. Какая муха укусила Гришку? Влюбился, что ли? Интересное дело, неужели другой девчонки не нашёл? Ведь знает, что они с Юлькой дружат, так ведь нет, надо обязательно встать поперёк дороги. Вон, девчонок в классе — завались, а ему пригорела именно эта. И самое занятное, что эта вертихвостка Юлька совсем не против Гришкиных охов-вздохов. Тоже мне брат называется!
Перемена на завтрак была замечательным временем, можно было безнаказанно потолкаться локтями, отвесить парочку щелбанов и выяснить все наболевшие вопросы, благо учительница, шагая впереди строя, всё равно не сможет этого увидеть. Обычно Гришка с Андреем брались за руки и, становясь в пару, оказывались неудержимыми и непобедимыми, строя ловушки и обгоняя всех впередистоящих. Сегодня строй уже двинулся к лестнице, а Гришка куда-то запропастился. Андрей поискал его глазами и, не найдя, решил, что братишка отошёл и скоро догонит класс. Не соглашаясь встать в пару ни с кем, он надёжно забронировал место рядом с собой для Гришки.
Уже спускаясь по лестнице, он вдруг увидел, что брат стоит в строю, только на несколько человек впереди, и держит за руку Юльку Радугу. Они шли, весело разговаривая, крепко сцепив ладошки и не обращая ни на кого внимания, будто кроме них двоих на лестнице никого не было. Такого не происходило ни разу за все три года школьной жизни. Конечно, можно было встать с кем-то в пару, если по какой-то причине один из братьев не пошёл в школу, но чтобы так…
Андрюшкино сердце готово было порваться на куски от нахлынувшей ревности и глубочайшей обиды. Каждой клеточкой он ощущал предательство близкого ему человека. Подступившие слёзы жгли глаза, а зубы сжались настолько крепко, что от напряжения свело скулы. Ногти впились в ладошки, оставляя малиновые глубокие метины.
— Ладно, — прошептал он, — раз ты так, мне тоже наплевать, а ещё брат называется.
Сырок, банан и запеканка на Андрюшкиной тарелке остались нетронутыми, он сумел выпить только полстакана чаю, да и то с трудом, стараясь не смотреть в сторону счастливого лица позабывшего о нём брата. Если в школе была бы Татьяна Николаевна, то, вероятнее всего, она обратила бы внимание на такую странную перестановку, но новая учительница была не в курсе отношений ребят в классе, поэтому для неё не произошло ничего из ряда вон выходящего.
Уроки тянулись медленно, доводя рассудительного Андрея до бешенства. Гришка, увлёкшись созерцанием Юльки, не перемолвился с братом даже парой слов, как будто его и рядом не было. Андрюшка хмурился всё больше, темнел лицом и сдвигал брови.
Наконец прозвенел звонок с последнего урока, и все стали спускаться в раздевалку. Быстрее всех это сделал Андрей. Наскоро одевшись, не обращая внимания на замешкавшегося где-то в дебрях раздевалки Гришку, он подошёл к Юльке, взял её портфель, и они вместе вышли из школы.
Когда Гришка, повертев головой, не нашёл своей подружки, он наконец упал с небес и вспомнил о существовании брата. Каково же было его удивление, когда Андрея тоже поблизости не оказалось. Заволновавшись, он сбегал наверх, проверить, не остался ли Андрейка на этаже. Удивлённо пожав плечами, он ринулся вниз, в раздевалку. Среди вешалок с мешками и куртками брата тоже не было видно, даже на полу раздевалки, среди сброшенной на пол одежды, потерянных варежек и шарфов, его не нашлось.
Гришка забеспокоился не на шутку. Ни разу за три года они не выходили из школы поодиночке, только если кто-то из них болел. Не зная, что и думать, забыв на время о своей прекрасной пассии, он кое-как замотал вокруг шеи шарф и вихрем вылетел на улицу. Как же он не догадался, наверное, Андрюха замёрз, ожидая его на ступенях.
Распахнув дверь школы, он в первое мгновение зажмурился, потому что в глаза ударил яркий солнечный свет, отражённый беломраморной поверхностью снега. Во дворе было полно ребятни, визжащей, бросающейся снежками, играющей в догонялки и зимний футбол. Привыкнув к солнцу, Гришка осмотрелся, но поблизости Андрея тоже не было.
Мальчишки из параллельного класса колотили мяч, ругаясь и вопя изо всех сил; родители тех, кому было далеко до школы, стояли за сеткой поля, ожидая, пока их милые чада наиграются и соблаговолят наконец пойти обедать. Кто-то на краю площадки пытался построить снежную крепость, но Андрея среди них не было. Переведя глаза ближе к выходу со школьной территории, перепуганный Гришка, в конце концов, увидел брата, и, к своему удивлению, не одного.
Юлька заливисто хохотала, улыбаясь во всё лицо, а Андрейка, словно клоун на арене, кружился с двумя портфелями в руках, изображая что-то смешное. У Гришки перехватило дыхание от обиды. Вот, значит, как! Он его ищет, с ног сбивается от беспокойства, бегает по этажам, как заведённый, а он за спиной брата в этот момент девочке глазки строит! Предатель! А ещё брат называется!
Взяв в одну руку портфель, а в другую — мешок, Гришка что есть силы рванулся вперёд, норовя проскочить между Юлькой и Андреем. Удар получился крепким: ребята, разлетевшись в разные стороны, упали в снег, а Гришка, словно торпеда, кубарем вылетел из школьных ворот.
Поднявшись и увидев, что вся его одежда вымазана грязным, исхоженным сотней ног снегом, Андрюшка бросил в сторону портфели и сумки со сменкой и, с перекошенным от злости лицом, кинулся вдогонку за братом. Гришка, припустив что есть силы, влетел во вторые ворота и повернул к входу в школу, рассчитывая на то, что Андрей не станет вступать в драку прилюдно и можно будет все недоразумения решить миром, ошибся.
Измученный переживаниями сегодняшнего дня, Андрей, догнав Гришку у ступенек, с силой схватил его за воротник и, резко дёрнув вниз, повалил на асфальт, покрытый серой массой снега. Гришка, не ожидавший такой грубости, упал, но, разозлившись, успел ударить Андрейку по ноге. Тот, не удержав равновесия, мешком шлёпнулся на землю.
Вокруг ребят моментально образовался круг любопытствующих, пытающихся снабдить полюбившегося бойца ценным советом.
— Бей его правой, Гришка, лупи, шире замах! — кричал вихрастый мальчишка в расстёгнутом пальто.
— Зажми ему шею, Андрюха, и держи крепче, он сразу сдастся! — подначивал конкурент.
— Прекратите безобразие, встаньте сейчас же! — громовым голосом увещевала чья-то мать.
— Как вам не стыдно, маленьким такой пример подавать? — захлёбывалась сердобольная бабуля, — вы же друг друга искалечите, перестаньте!
Но волна ярости и обиды уже полностью захлестнула и того и другого. Молотя куда попало кулаками, они, сцепившись в один ком, катались по грязному асфальту.
— Предатель! — пыхтел Андрей. — Получи как следует!