— Куда ты ходил?
Юноша затряс головой, не отвечая.
— Ты понимаешь, что скоро умрешь? Превратишься в лед.
— Нет! — вскинулся спутник Венда. — Нет! Это какая-то ошибка!
— Ты холоден, как вчерашний мертвец! Куда ты ходил, глупец? — Венд для верности тряхнул Ресана за плечи. Даже сквозь материал рубашки чувствовался пронизывающий холод. — Куда?!
— К б-богине Льда, — вздрагивая, наконец выговорил тот. — В-в ее храм… Я гулял по городу и зашел…
Воин грубо выругался и оттолкнул мальчишку.
— Ты же служишь Солнечному! Как ты вообще додумался идти к Ледяной богине?
— Я… Мне было скучно. Я не подумал… — Юноша вновь уставился на руки.
За несколько минут разговора вены, казалось, проявились еще сильнее. Венд вздернул рукав рубахи. Прозрачность заканчивалась сразу над локтем, но и выше обычную человеческую плоть уже пронизывала сеть расползавшегося льда. С другой рукой случилось то же самое. Воин отпустил рукав и отступил в сторону.
— Одевайся! — приказал мрачно. — Живей!
Юноша подчинился и, не споря, позволил вывести себя из комнаты.
— Куда мы идем? — Ресану приходилось почти бежать, чтобы поспевать за воином, чьи пальцы клещами впились в его запястье. — Венд!
— В храм, — коротко бросил тот. Стоило бы сесть на лошадей, но ночью в Радоге передвигаться верхом позволялось только служителям Гиты и городской страже. Местные власти еще могли сделать исключение для благородного нобиля со свитой, но никак не для простого наемника и мальчишки.
— В какой храм?
— Храм Солнечного. — Венд остановился и развернул Ресана к себе лицом. — Ты хоть не придуривался, когда называл его своим богом?
— Нет, нет, это правда! — Лицо юноши жалобно сморщилось, в глазах блеснули слезы. — Они очень рассердятся на меня?
— Кто?
— Жрецы Солнечного.
— Раньше следовало думать. — Воин возобновил шаг.
Над Радогой уже сгущались сиреневые сумерки, улицы почти обезлюдели, лишь кое-где торопились домой припозднившиеся горожане. Процокали по мостовой копыта — мимо ехали стражники.
— Эй, ты! — окликнул один из них Ресана. Тот поднял голову. — Все нормально, мало́й?
Венд разжал пальцы, отпуская запястье мальчишки, разбираться с хранителями порядка, заподозрившими неладное, не хотелось.
— Да, господин, — торопливо ответил Ресан.
Стражник кивнул, удовлетворившись ответом, и добродушно посоветовал:
— Ночью лучше сидите дома, неспокойное сейчас время.
Венд проводил стражников взглядом, потом обернулся к парню.
— Прибавь-ка шагу!
Жрец, вышедший им навстречу и выслушавший сбивчивый рассказ Ресана, укорять не стал. И удивленным не выглядел, словно уже привык к подобным историям. Лишь вздохнул и объяснил: ледяное проклятие снимается в течение трех дней, все это время юноше придется провести в храме.
Глава 16
Альмара поселили в комнатушке под самым чердаком. Окно выходило на восток и при отсутствии занавесок утренние лучи первым делом падали на маленького постояльца, освещая потрепанное одеяло, натянутое по самую макушку, скользили по старому соломенному тюфяку, лежащему прямо на полу, без всяких излишеств наподобие кровати.
Впрочем, после лесных ночевок даже эти условия казались юному Темному верхом роскоши. Прежняя жизнь вспоминалась как сон, а реальностью был этот старый дом, полный людей. Жили тут оружейник с женой, их сыновья и дочери и около десятка подмастерьев. Часто появлялись гости — приходили среди ночи, пережидали день и исчезали. Очень много людей для такого небольшого, всего-то на десять комнат, дома. Вернее, очень много оборотней, а человек только один — он сам.
Страха мальчик не испытывал, лишь любопытство, но, как оказалось, в своем быту окружающие мало отличались от обычных смертных. Разве что младшие дети хозяина, играя, не делали различий между волчьей и человеческой ипостасями, да в глазах остальных порой вспыхивали желтые огни.
Кирумо Альмар почти не видел, подросток приходил только ночевать, остальное время пропадал по своим таинственным делам.
Шел пятый день пребывания мальчика в доме Та-Кона, когда ему, изрядно скучавшему взаперти, пришла в голову мысль забраться на крышу. Старший подмастерье, у которого Альмар спросил разрешения, лишь пожал плечами.
— Постарайся не упасть вниз, нам некогда отскребать твои внутренности от камней мостовой.
Наверху оказалось холодно и солнечно, дул ветер. Мальчик прикрыл чердачную дверь и осторожно ступил на влажные черепицы — наследство ночного дождя. Глубоко вздохнул, запрокинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, раскинул руки в стороны. Казалось, свет вливает в него живительные силы, дает ему что-то еще, не имеющее названия, но очень важное.
— Ты светишься, — сказал за спиной удивленный детский голос.
Альмар вздрогнул, резко повернулся, едва не потеряв равновесие на покатой черепице, и оказался лицом к лицу с голубоглазой девочкой лет семи, одетой в светлое платье из каганатского шелка. В длинной косе, обернутой вокруг головы, блестела жемчужная нить. Судя по всему — дочь богатых нобилей. Что она делает здесь, на крыше дома в квартале ремесленников?
— Странно, — продолжала та задумчивым тоном. — Я вижу — ты Темный, ты не должен любить солнце и тем более светиться.
— А ты в этом разбираешься? — спросил мальчик.
— Конечно, — уверенно кивнула та. — Я…
— Нита! — укоризненный голос, явно принадлежавший взрослому, прервал ее на полуслове. — Ты докучаешь человеку. К тому же нам пора.
Альмар завертел головой, но никого не увидел. Девочка между тем недовольно топнула ногой, черепица опасно скрипнула.
— Вот так всегда, стоит мне познакомиться с кем-нибудь интересным…
— Нита! — Бесплотный голос стал сердитым.
— Ладно, ладно, уже иду, — отозвалась она, хмурясь. Потом кивнула мальчику: — Тебя как зовут?
— Альмар…
— Хорошо, я запомню. — И, отвернувшись от него, подбежала к краю крыши и прыгнула в пустоту. Мальчик охнул и едва удержался, чтобы не броситься следом. Осторожно подошел к кромке и посмотрел вниз. Потом по сторонам. Потом, на всякий случай, наверх. Но ничего, напоминавшего девочку или ее разбившееся тело, не увидел.
Несмотря на дневное время, в небольшой комнате царил полумрак. Мало того что окно выходило на север, так еще одна из сторожевых башен Радоги нависала над домом, пряча его в тени. Впрочем, недостаток света не мешал Мэа-таэлю внимательно следить за действиями высокого старика, обладателя длинных волос, заплетенных в десяток мелких косиц. С тех пор как старый шаман поселился в Радоге, прошло уже полдюжины лет, последние черные пряди в его шевелюре побелели. Седой как лунь, но столь же мудрый, столь же сильный, как прежде. Шаманы живут дольше обычного человеческого срока…
— Ты и сам бы сделал не хуже, — проворчал шаман, выкладывая из шкатулки на стол разные предметы. — Уж этому мой брат тебя научил.
— Научил, — согласился Мэа-таэль. — И я сделал бы, будь у меня полгода в запасе и все ингредиенты. Вот только потребуется это через пару дней, если не раньше.
— Мальчик мой, что вы на этот раз задумали?
Бросив на полукровку быстрый пронзительный взгляд, старик развернул плотную холщовую ткань, достал предмет, напоминавший гусиное перо, только из чистого золота, и аккуратно коснулся им каждой выложенной вещи. Движения его рук были уверенными и точными, никак не выдавая почтенный возраст своего обладателя.
— Дед, ну перестань, — поморщился полуэльф. — Не выпытывай детали.
— Четыре маски на якорях — наверняка что-нибудь противозаконное, — недовольно покачал головой шаман.
Мэа-таэль рассмеялся.
— Ты, похоже, забыл, кому я служу! Он сам себе закон. Не беспокойся, дед.
— Как я могу не беспокоиться, если вижу, что у тебя самого душа не на месте, — возразил старик. — И не спорь, читать эмоции глупых мальчишек я еще не разучился. Что на сей раз нужно твоему магу?
— Скоро узнаешь, — пообещал Мэа-таэль.
— Зря ты связался с Тонгилом, — сурово сказал старик. — У всех магов сносит крышу от Дара, но у Темных в особенности.
— И это говоришь мне ты, служитель Многоликого? — усмехнулся полукровка. — Владыка всегда благоволил к магам.
— Кто Он и кто мы, — возразил шаман, отступая от стола и оглядывая получившийся результат. — Где Он и где мы. Для Него маг или простой смертный — разница невелика, а мы чародеям немногое можем противопоставить. Понимаешь ведь, что случится, если Тонгил в тебе усомнится или разочаруется?
— Что же?
— Станет у меня на одного внука меньше, — припечатал шаман. — Мало того, мы приобретем с твоей смертью такого опасного кровника, какого у семьи уже лет сто не было. Не смейся, мальчишка! То, о чем я говорю, ты и сам не раз обдумывал. Если скажешь «нет» — не поверю. При всем твоем легкомыслии ты все же не дурак.
— Дед, если бы не Арон, стало бы у тебя уже давно на двух внуков меньше, — перестав улыбаться, возразил Мэа-таэль. — И я тоже не поверю, если скажешь, будто забыл об этом.
— Помню, — сумрачно ответил старик. — Хорошо помню. Но верить магам не умею, уж не проси.
Полукровка пожал плечами.
— Арона это не расстроит. Хотя, что бы ты о нем ни думал, для Темного он достаточно вменяем.
— Наслышан, — хмыкнул шаман. — Можно подумать, твоего мага породила сама богиня Льда — ничто его не пронимает. Сколько раз на него уже покушались? Больше трех десятков? И ни одного приступа мании преследования, ни одной вспышки безумия, как у прочих магов. Даже поведения своего не изменил. Другим хватало пары встреч с наемными убийцами, чтобы начать жечь всех чужаков в пределах видимости или запираться в замке безвылазно.
— Вот видишь… — начал Мэа-таэль, но старик перебил его:
— Именно, я вижу, причем то, чего не видишь ты. Твой Тонгил — и не человек вовсе.
— Ну ты хватил, дед!
— Послушай меня, мальчик. — Старик уставился на него пронзительными черными глазами, такими же яркими и живыми, как у самого Мэа-таэля. — Просто послушай. Может, я и ошибаюсь, может, старый шаман и выжил из ума, но хотя бы допусти такую возможность: Тонгил — не человек.