— Несколько часов, — ответил полукровка, поворачиваясь. — Что, тварюшка в тебе больше не нуждается? Отпустила на волю?
— Можно сказать и так, — миролюбиво отозвался Арон и сел на каменный пол, прислонившись к парапету. Запрокинул голову, глядя в небо. — Понять не могу, отчего злишься, — добавил он. — Существо не опасно. Почти все время будет проводить в подземельях, тебе и видеть его не придется. В чем дело?
Мэль промолчал. Что бы ни говорил Арон, мысль о твари сидела ядовитой занозой в его голове. И…
— Почему ты называешь ее Существом?
— Оно само так себя называет. — Маг пожал плечами.
— У него нет имени?
— Нет.
— Зачем оно тебе? На самом деле — зачем?
— Не знаю, — легко признался Темный. — Каприз, если хочешь.
— Арон, скажи честно: ты уже придумал, для чего нужна тварь, но не хочешь рассказывать? Я не обижусь, мне не нужны детали.
Маг глянул удивленно.
— С чего бы мне от тебя скрывать? Нет, я действительно не представляю, зачем мне Существо. Пожалел, наверное.
— Ты? Пожалел это? — Мэа-таэль коротко хохотнул.
— По-твоему, на человеческие чувства я уже не способен? — удивленно и немного обиженно проговорил Темный. — Не могу пожалеть ребенка, которого лишили единственного дома и пытались использовать в чужой войне?
— Ребенка? — ужаснулся Мэа-таэль. — Ты хочешь сказать, вот это там внизу, это… эта жуткая мерзость — на самом деле заколдованный человеческий ребенок?!
— Нет, Мэль, — помолчав, ответил маг. — Я хочу сказать другое. Думаю, Существо появилось на свет в чешуе и человеческим ребенком никогда не было. Просто… Вот ты, когда смотришь на него, что видишь?
— Я? — хмыкнул полукровка. — Я вижу извращение природы. Голова ящера-переростка, насаженная на тело переростка-змеи. Зубы акулы. Ядовитая слюна. Реакция и повадки хищника, для которого мы — любимая пища.
И добавил, видя, что Темный качает головой:
— Или ты ослеп?
— Оно заплакало, когда я его ранил, — негромко сказал Арон. — Почти как человек. Тогда-то я и понял: это детеныш. Если сравнивать с людьми — отважный карапуз пяти лет, отправившийся в лес за приключениями, но потерявший дорогу. Чумазый, зареванный, перепуганный… — Лицо мага исказила гримаса боли, он внезапно замолчал, глядя куда-то мимо полуэльфа.
— Арон, с тобой все нормально? — осторожно поинтересовался Мэа-таэль. Вопрос бессмысленный — с магом явно творилось что-то неладное. Причем уже давно. — Арон! — повторил он.
— Мне нужно побыть одному. — Темный поднялся на ноги. — Передай, чтобы меня не тревожили.
— Арон, — в третий раз произнес полукровка. — Эта тварь…
— Существо не виновато, — не глядя на него, ответил маг. — Никто из ныне живущих не виноват. Просто воспоминания.
Просто воспоминания…
Вся его прежняя жизнь, все, что любил, все оказалось просто воспоминанием. Демон обманул, не солгав ни словом. Дорогие Арону люди жили здесь, но не принадлежали ему, не любили его. Сперва Венд, потом Тери… Теперь очередь Рика? Даже имя его сын носит другое — Альмар. Что, если он ни в чем не похож на того мальчика, которого мужчина растил в прежней жизни, на ребенка, которого любил, о котором заботился, которого похоронил? Только внешностью, как и остальные — его не-друг, его не-любимая?
Его не-сын?
Мысль эта явилась не в первый раз, однако Арон не давал ей воли, не позволял себе думать так. Но сегодня, услышав плачущие причитания Существа, вдруг, словно наяву, вместо чудовища, покрытого чешуей, увидел Рика. Увидел его в тот день, когда сын, наслушавшись сказок о пиратских сокровищах, отправился искать клад в ближайший лес, не сказав родителям, и, конечно, потерялся. Арон нашел его уже на закате, забравшегося под старую ель, чумазая мордашка в слезах…
Вспомнил своего ребенка — и пожалел Существо. Но только сейчас, говоря с Мэа-таэлем, выискивая в каждом слове полуэльфа доказательства его предательства, не находя, сомневаясь, вдруг окончательно осознал: найдет он Альмара или нет, этот мальчик никогда не будет Риком. Кровь от его крови и плоть от его плоти — может быть, но не Рик. Словно близнец, отнятый при рождении. Получужой, полузнакомый, дразнящее отражение прошлого.
В городе продолжались беспорядки, идти туда сейчас казалось глупостью. Бессмысленной глупостью. Арон сам не понимал, почему сделал это. Просто вернулся в покои, надел амулет личины, легкую кольчугу, взял сумку с зеркалом, кошель с деньгами, оружие и вышел, магией заперев дверь. Как и в прошлый раз, растворился в Тенях, призыв которых получался уже инстинктивно. Никто не заметил, как чужак покидает крепость. Днем оборотни, способные почуять его, по большей части спали, а стражники-люди не обратили внимания.
Хотелось выговориться, поделиться, рассказать правду, — но это желание отдавало самоубийством. Поход в город, где творилось бес знает что, было лучшей возможностью отвлечься.
Глава 22
Незадолго до рассвета Венд очнулся. В комнате, кроме него, никого не было — Ресан еще оставался в храме Солнечного.
Вынув из-под подушки кинжал, Венд встал, подошел к окну, отодвинул ветхие занавески. Из-за облаков как раз выкатился обрезанный круг луны, видно стало неплохо. Площадь перед постоялым двором пустовала, лишь мимо колодца кралась кошка.
Возможно, стоило лечь и попытаться поймать еще пару часов сна, но неясная тревога не позволяла вернуться в постель. Тишина казалась затишьем перед бурей, неестественным спокойствием леса, выдающим засаду…
Человек, избравший воинскую стезю, не доживает до трех с лишним десятков лет, игнорируя подобные предчувствия. Венд оделся, вновь подошел к окну. Кошка исчезла, теперь площадь пересекала группа людей в длинных плащах, скрывающих, если он еще не ослеп, кольчуги и оружие. Мужчина проводил их взглядом, потом посмотрел на небо. И почти не удивился красноватому отсвету, видимому поверх крыш соседних домов. Что-то крупное горело на противоположном краю города, там, где располагались речные доки.
Весь прошлый опыт подсказывал воину: пожар и группа вооруженных людей при сложившихся обстоятельствах не могут не быть связаны. К тому же наемники направлялись как раз в сторону зарева. И этот же самый опыт предупреждал: из города лучше поскорее убраться. Забрать Ресана, лошадей из конюшни и спешить к тем воротам, которые дальше всего от места пожара. Если Венд не ошибался, волнение начнется в порту, потом перекинется на центр — но произойдет это не сразу, они должны успеть. Причин оставаться в чужом городе Венд не видел. Пусть местные владетели — или кто это все затеял — разбираются между собой.
Когда воин добрался до храма Солнечного, уже светало. В этом повезло: именно с первыми лучами дневного светила в храме начиналась служба, славящая бога Солнца, именно на рассвете для верных отворяли тяжелые железные ворота. Прихожане толпились, переходили с места на место, поэтому Венд не сразу углядел худощавую фигуру Ресана. Парень стоял в передних рядах, пришлось протискиваться вперед, а потом тащить его, не понимающего, в чем дело, к выходу.
— Венд, нельзя же уходить посредине службы, — возмущенно высказал ему юноша, оглядываясь на храм, только что ими покинутый.
— Можно, все можно, — рассеянно отозвался воин и тревожно взглянул на небо. Теперь со стороны реки вверх поднимались темные столбы дыма, и настрой толпы начал опасно меняться. И настрой и состав.
— Не до службы сейчас, потом домолишься.
— Венд, я так не могу! — Ресан сделал попытку высвободиться. — Я жрецов не поблагодарил за спасение.
— Вперед шагай! — велел воин, разворачивая мальчишку и толчком в спину задавая верное направление. — Вернешься и поблагодаришь, если останешься живым. — И добавил, понижая голос, чтобы не привлечь внимания окружающих: — В городе с минуты на минуту начнутся волнения. Нужно успеть выехать до этого.
Ресан споткнулся, выровнял шаг и больше не делал попыток развернуться. Лицо парня побледнело, взгляд растерянно заметался по толпе.
— Ты уверен? — спросил шепотом.
— Почти, — отозвался Венд. — Если ошибаюсь, вернемся и я вместе с тобой пойду благодарить жрецов и извиняться перед ними.
Людей на улицах прибывало, и все меньше среди них становилось женщин и детей и все больше мужчин, в основном молодых и вооруженных. Некоторые выглядели растерянными, не знающими, чего ожидать, другие шагали или ехали целеустремленно. Двери домов между тем запирались, окна закрывались ставнями. Выводы из напряжения предыдущих дней и сегодняшнего пожара сделали многие.
За комнаты и питание Венд заплатил вперед, поэтому багаж и лошадей они забрали без затруднений. Хозяин постоялого двора выглядел хмурым, но не сказать чтобы испуганным. Он раздавал распоряжения, слуги торопливо заполняли водой все имеющиеся бочки на случай, если пожар пойдет в эту часть города. На уезжающих постояльцев никто не обратил внимания.
Вот только восточные ворота, к которым спустя полчаса они подъехали, оказались заперты. Народу столпилось много — и конные, и пешие, и в каретах. Полтора десятка городских стражников стояло на крепостной стене, в их руках Венд заметил арбалеты с уже наложенными болтами. Стража опасалась, что люди попробуют вырваться из города силой? Внизу, у самых ворот, находилось еще около десятка воинов — в кольчугах и шлемах, с обнаженными мечами. Еще двоих выставили вперед, ближе к горожанам.
— Не велено, — лениво говорил белобрысый молодой стражник. — Приказ никого не выпускать.
— Кем не велено? — настаивал мужчина лет сорока, подъехавший в сопровождении многочисленной свиты. Судя по богатству одежды и отделке оружия — вельможа не из последних. — Кто это приказал?
— Кто надо, тот и приказал, — так же лениво отозвался стражник и, вытащив из кармана горсть орехов, принялся давить пальцами скорлупу и по одному забрасывать орехи в рот. Зубы у белобрысого оказались на диво белые и ровные.
— Ты что, не знаешь, кто я такой? — обозлился дворянин, явно собираясь втоптать наглеца в землю перечислением своих титулов.