— Ничего, эта куртка мне велика на четыре размера, так что мы с тобой запросто того… поместимся. Надо тебя раскормить, а то ты что-то стала совсем маленькая. Как воробушек.
— Если я воробушек, то ты, в таком случае, швабра. Тощая и рыжая.
— Точнее, швабр, — поправил Скрипач. — А Фэб с Киром после отсидки напоминают две удочки. Или два складных метра, помнишь, когда-то такие были?
— Почему — когда-то? — удивилась Берта. — Я неделю назад такой купила.
— Зачем? — опешил Скрипач.
— Как — зачем? Ой, черт, совсем забыла. Я же наняла мужика, который туалет и ванную отремонтировать должен. Ну, не совсем отремонтировать, а восстановить стенку, заново провести в ванную воду, и всё подключить. Без раковины на кухне мы как-нибудь обойдемся, а вот без воды и без туалета… ну, в общем, ты понял.
— Да уж, — протянул Скрипач. — Это я понял. Так, давай определяться. Сперва мы домой, потом в Бурденко, потом к Томанову, потом обратно. Так?
— Так, — кивнула Берта. — После Томанова, если получится, заскочим в магазин, хоть хлеба куплю и сушек. Или пряников, если повезет. Не представляю, как вы два с лишним года ели эти рационы. Одуреть же можно, они все одинаковые.
— Те были разные. Это, видимо, официалка издевается персонально над тобой, — Скрипач помрачнел. — Заскочим. А деньги откуда?
— Томанов подкинул на ремонт, немножко осталось, — объяснила Берта. — Если я правильно поняла, денег нам не положено. Только на детей и на Джесс.
— А тебя как бы и нет.
— А я как бы государственный преступник, — напомнила Берта. — Я — при чем. А Джессика с ребятами — ни при чем.
— Замечательно, — Скрипач хмыкнул. — Блин, разорваться мне, что ли? Ну не могу я пока что быть одновременно и в госпитале, и в институте.
— Рыжий, забей, — попросила Берта. — Прорвемся. Если бы наши проблемы ограничивались деньгами…
Она не договорила — в этом не было никакой необходимости.
— Но хоть что-то Томанов тебе платить обещал? — требовательно спросил Скрипач.
— Когда мы все начнем работать, нам будут платить. Немного, как я поняла, но всё-таки это лучше, чем совсем ничего. Солнце, ты не залезешь в сумку? Хочу проверить, взяла я справки, или не взяла.
— Какие справки? — не понял Скрипач.
— От «Вереска», ваши. Надо отвезти Томанову, чтобы вас прикрепили к отделению милиции. А я неделю уже довезти не могу, всё время забываю.
Скрипач вытащил руку из рукава, засунул в сумку. Порылся, потом вытащил на свет помятый белый конверт, на котором размашистым Бертиным подчерком было написано «Справки, Томанов, передать до 15.11».
— Они? — спросил рыжий.
— Слава Богу, — облегченно вздохнула Берта. — Они. Раз в месяц нам будет положено ходить отмечаться.
— Не очень понял, — признался Скрипач.
— Ох… Сейчас попробую объяснить.
После всех судов были вынесены следующие постановления. Первое — решение по заложникам остается в силе, поэтому все они получают прежний статус, но с рядом поправок. Второе — выезд им, разумеется, запрещен. Третье…
— Это я и так знаю, — отмахнулся Скрипач. — Малыш, давай конкретнее.
— Конкретнее — Огден сумел убедить часть руководства в том, что мы опасны и стране, и планете. Поэтому нас, скажем так, сильно прижали в правах. И ограничили финансирование до минимума. То есть та же Санкт-Рена имеет право лечить Ри и Ита, раз уж так вышло, но не имеет права обеспечивать меня. Вас сейчас кормят вообще только потому, что вы не отработали контракт, и вы его якобы отрабатываете дальше. А чтобы мы не натворили дел, нам велено соблюдать законы, действительные для преступников с подпиской о невыезде. В том числе — подтверждать присутствие в местных органах правопорядка. В данном случае — в отделении по месту прописки.
— Ох-ре-неть, — покачал головой Скрипач. — Здорово.
— Ну и деньги. Как я поняла, Томанову позволили выделить нам ставки… в общем, это немного меньше, чем средняя ставка уборщицы. На большее мы рассчитывать пока что не можем.
— Плюс разрушенное жилье и отсутствие самого необходимого, — подытожил Скрипач. — Блеск. Замечательно.
— Да ладно тебе, — отмахнулась Берта. — Хорошо, что хоть Джессике и ребятам официалка обеспечила всё по полной. Тут Огден сыграл в великодушие, не иначе. Комнату им выкупили, детей устроили в хорошую школу, обеспечение — по сто пятьдесят в месяц на человека, то есть Джесс дают шесть сотен, на детей, Ри, и её саму. Мы с Джесс решили, что это в некотором смысле попытка поссорить нас, дистанцировать. Одним, мол, всё, а другим ничего. Но…
— Но Джесс тебе иногда подкидывает, — подсказал Скрипач. Берта кивнула.
— Я, правда, боюсь брать, — призналась она. — И потом, мы решили, что лучше хоть что-то, да отложить. Потому что мы обе подозреваем, что квартира в Питере ничуть не в лучшем виде, чем наши московские.
— Вот в это я охотно верю, — покивал Скрипач. — Ну, ладно. Ты лучше скажи, что меня сегодня заставят делать в институте?
— Скорее всего, ничего, Федор Васильевич просто хотел поговорить, — Берта придвинулась к Скрипачу поближе. — Господи, как же холодно. Мне кажется, тут раньше так холодно никогда не было.
— Не знаю, — Скрипач задумался. Взял её ладони в свои. — Может, из-за влажности? Река, всё-таки.
— Возможно… У тебя тоже руки холодные.
Катер подходил к шлюзам. Очередь оказалась короткой, их пустили по малому обводному фарватеру, поэтому шлюзовались совсем недолго. Скрипач удивился — раньше меньше сорока минут эта процедура не занимала, сейчас же уложились в пятнадцать. Что-то новое. Берта объяснила, что пассажирские суда теперь шлюзуются отдельно, и что эту обводку сделала, по словам местных, Официальная. Разумеется, для военных. Но и простым смертным пользоваться разрешили, правда, не сразу.
После шлюзов они на первом же причале сделали пересадку: катер уходил на север и шел через город почти без остановок, а им нужно было добраться до центра.
— Удобно получается. От дома до больницы пешком дойдем, я так каждый день хожу, — объясняла Берта. — И до филиала рукой подать.
— До какого филиала? — не понял Скрипач.
— В который нам после больницы. Тоже рядом совсем, на Больших Каменщиках. Ну, в институт, в котором сидит рабочая группа. Были бы большие концы, я бы с ног сбилась бегать. А так — всё рядом.
Скрипач промолчал. По его мнению, ежедневные забеги от Котельнической до Курской с заходом на Каменщики для едва держащейся на ногах от усталости Берты были не «рядом», а вполне себе «далеко», но он пока что решил промолчать.
— Ты завтракал? — поинтересовалась Берта. Сейчас второй катер проходил один из мостов, и она, по привычке, с интересом смотрела вверх — когда-то, давным-давно, она говорила, что ей всегда нравилось, как мосты выглядят с воды.
— Не успел, — признался Скрипач. — Ит нам устроил очередную часть марлезонского балета, и вместо еды пришлось разговаривать с ним. А что?
— Значит, дома перекусим. На этот раз в чем дело?
— На этот раз он попробовал закатить скандал. Что-то ему опять привиделось, и он стал объяснять, что его, оказывается, обманывают. Скрывают даты, заставляют спать больше, чем планировалось… малыш, это чушь совершеннейшая, правда. В общем, пришлось выдернуть Марту, а потом с ним пятнадцать минут беседовали пять человек из смены, доказывая, что никто не обманывал и не врал ему. Вроде бы успокоился.
— Но ему действительно…
— Да в мыслях ни у кого не было ему врать или что-то подделывать! — Скрипач раздраженно треснул себя кулаком по бедру. — Устроил, понимаешь, охоту на ведьм. Ежу понятно, что ему тяжело, что с головой не всё нормально, но… но это дурдом какой-то. У меня порой возникает ощущение, что он это делает нарочно, что он сам в это не верит, что он весь этот якобы обман просто выдумал. Потому что в этот раз… в общем, прилетело персонально Фэбу. Мол, он инициатор заговора про даты, он влез в систему и что-то поменял, и так далее. Над Фэбом он словно специально издевается, понимаешь? Старается сделать максимально больно. И выискивает самые слабые стороны. Вот поэтому, собственно, я и не хочу, чтобы ты приходила, когда он не спит, чтобы он и тебя… так же…
— И Фэб до сих пор принимает это всерьез? — Берта нахмурилась.
— В том-то и дело, что да, принимает. Ох, ладно. Маленькая, прости, что я про это говорю, но он мне за это время всю душу вымотал. И не только мне. Хорошо, что он спит большую часть суток, и что по вечерам ему не до разговоров чаще всего. Потому что стоит ему открыть рот… — Скрипач безнадежно махнул рукой. — Ладно, не будем о грустном.
— Да уж, — Берта понурилась. — Только, боюсь, грустное нам всё равно предстоит. Ты еще не видел обе квартиры.
До боли знакомый холл встретил их привычным просторным эхом. Часть ламп не горела, но плафон под потолком был освещен точно так же, как раньше. Скрипач поднял глаза — всё те же нестареющие дети, всё та же модель самолета в руках у мальчика, всё то же прозрачное летнее небо. Интересно, сколько их вообще во вселенной, этих плафонов? Наверное, столько же, сколько существует миров Русского Сонма. Мириады. Но почему-то больше всего нравится именно этот.
Который тут, дома.
— Роберта Михайловна! — пожилая консьержка, оказывается, встала из-за своего стола, и шла к ним. — Не мусорите больше! Вы вчера пакет несли, и весь лифт побелкой какой-то засыпали! Тут вам не гостиница, горничных нет!..
— А как мне тогда мусор выносить? — поинтересовалась Берта, складывая зонтик. На улице снова пошел дождь, и по пути от пристани они успели основательно вымокнуть.
— А это не моё дело, как. Идите по черной лестнице.
— Вы, простите, офигели? — поинтересовался Скрипач. — С двадцать первого этажа с тяжелой сумкой?
— Не знаю, кто вы такой, и какое вам дело, но…
— Я её муж, — жестко ответил Скрипач. Голос его не предвещал ничего хорошего. — И попрошу с моей женой в таком тоне не разговаривать.
— Вот раз муж, то и последите, чтобы ваша жена не пакостила.