— А не пошли бы вы… — начал Скрипач, но Берта схватила его за рукав и потащила к лифту. Когда двери кабины закрылись, она прошептала:
— Рыжий, забей. Они всё время орут. Эта — в особенности. Я просто не обращаю внимания.
— Почему орут?
— Потому что квартира, солнышко, это лакомый кусок, на который претендовали многие, и который в результате не достался никому, потому что Томанов её сумел удержать за нами. Из-за вашей однушки тоже была свара. Понимаешь?
— Понимаю, — глаза Скрипача нехорошо сузились. — Вот что. Когда мы пойдем обратно, я этой суке скажу пару ласковых. И не смей меня останавливать.
— Рыжий, нет, ты не понимаешь. Мы сейчас здесь даже не на птичьих правах, мы… Господи… Родной, правда. Не надо с ними ссориться. Будет только хуже.
— А что, есть куда хуже?
— Есть. Можно оказаться в бараках в Бирюлево, например. Мне тут этим угрожали недавно.
Скрипач смотрел на неё неподвижным тяжелым взглядом.
— Почему ты молчала? — спросил он.
Лифт остановился. Берта вышла первой, посторонилась, пропуская Скрипача. Когда двери кабины закрылись, и она поехала куда-то вниз, тихо сказала:
— Не хотела, чтобы вы отвлекались на мелочи.
— Мелочи?! Над тобой измывается любая сволочь, а мы трое…
— Вам надо заниматься делом. Нужно спасать Ита. Спасать Ри. Это действительно мелочи, родной, которые можно как-то пережить. Не надо ссориться с ними, прошу тебя. Мы же враги народа, официалка выставила нас настоящими врагами России, и теперь… придется жить… ну, вот так. Какое-то время.
Скрипач отвернулся. Полминуты помолчал.
— Вот что, — глухо сказал он. — Во-первых, в город одна ты больше не поедешь. Во-вторых, с этой мразью я на выходе всё равно поговорю. В-третьих, с Томановым я поговорю тоже, и заранее прошу тебя: не вмешивайся. В-четвертых, спасать надо, это ты права, но я тебе клянусь, что таскать тяжелые сумки и выслушивать гадости ты больше не будешь. Чего бы мне это ни стоило.
Берта слабо улыбнулась.
— Спасибо, родной. Ладно, пойдем. Ты только соберись как-то… и не расстраивайся.
Дверь в квартиру представляла собой странное зрелище. Эта была дверь, собранная из двух половинок двери, правой и левой. Половинки были кое-как соединены брусочками и досками, и держались в буквальном смысле на четном слове. Дверь украшал пудовый амбарный замок. Берта вытащила ключи, с минуту повозилась, отпирая, потом замок громко щелкнул.
— Рыжий, помоги, — попросила Берта. — Надо приподнять чуть-чуть, иначе не откроем. Она в пол упирается.
Скрипач примерился, аккуратно взялся за дверь.
— Это ты каждый раз тягаешь такую тяжесть? — спросил он.
— Нет, мы чаще всего с Джесс вдвоем, или с Ромкой, — объяснила Берта. — Кстати, дверь разбили уже после того, как я тут побывала в первый раз. До этого… осторожно, гвоздь… до этого она была нормальная. Просто опечатана. Ну, ничего. Мы с Ромкой вон как починили. Он набрал на какой-то стройке дощечек, и получилась почти что новая дверь.
Коридора и прихожей не было. Точнее, коридор и прихожую можно было угадать по фрагментам стен, торчащих из пола, как гнилые обломанные зубы. Скрипач присвистнул.
— Несущие стены они оставили, — объяснила Берта. — Слушай, закрой обратно. Не хочу, чтобы эти все пялились…
На внутренней стороне двери обнаружился крючок, прибитый опять же гвоздями. Скрипач поставил дверь на место, накинул крючок.
— А почему так темно? — вдруг сообразил он.
— Потому что вместо половины стекол фанера, — сообщила Берта. — Выбили. Причем, как мне кажется, тоже сравнительно недавно.
— То есть квартиру разнесли уже после того, как мы тут оказались?
— Ммм… — Берта задумалась. — Не знаю. По-моему, в два этапа. Сначала — когда мы сбежали, ну и сейчас, да. Пошли, посмотришь. Да не хмурься ты, все равно уже ничего не изменить.
— Что верно, то верно, — Скрипач покачал головой. — Но в любом случае, это всё надо как-то убирать и приводить в порядок.
— Ну да. Плохо, что денег нет. С деньгами было бы проще.
…Стены действительно сохранились лишь частично. Обломки усеивали пол, и обломки эти были перемешаны с тем, что когда-то было мебелью и вещами. Под ногами хрустело стекло, и Берта сказала, чтобы он был осторожнее: Настя пару недель назад порезала ногу об осколок.
Убрать Берта и Джессика с детьми сумели только кухню и коридор, точнее, пространство, которое было раньше кухней и коридором. В кухне на полу обнаружился обломок стены такого размера, что сдвинуть его двоим женщинам и подросткам оказалось не по силам. Сам пол, однако, был чисто выметен, и, кажется, даже вымыт. На подоконнике стоял старый помятый чайник, рядом — пара алюминиевых кастрюль.
— Плиту удалось сделать, — с гордостью сообщила Берта. — Чай будешь?
— Будешь, — кивнул Скрипач. — Так… что бы такое придумать с этим камушком… ходить-то мешает…
— Я его потихоньку молотком разбиваю и вытаскиваю. Он был гораздо больше. Правда, разбивать не дают. Снизу ругаются, что стучу.
— Угу. Ладно. Камушек этот мы завтра с Киром решим, — пообещал Скрипач. — Пусть хоть обругаются.
— Ой, слушай! Забыла совсем. Двери целы, представляешь себе? Их кто-то аккуратно снял, завернул, и поставил на балкон, который был застекленный, представляешь? Коробки и наличники тоже там. Видимо, хотели увезти, но почему-то не увезли. Так что минус одна статья расходов.
— К этим дверям должны прилагаться стены, — проворчал Скрипач. — Но да, это неплохо. Слушай, получилась квартира-студия, — засмеялся он. — Ладно, ничего. Прорвемся. Кирпич бы где-нибудь достать. Сами сделаем.
— Если бы только кирпич. Так, что еще интересного. Сейчас соображу, — Берта вытащила из сумки коробку с рационом. — Одного на двоих нам сейчас хватит? Второй можно будет ближе к вечеру съесть.
— Хватит, конечно, они же большие, — заверил рыжий. — Давай чайник поставлю. Что мы сегодня тут делаем?
— Мусора немножко вынесем, и я тебе буду очень благодарна, если ты поставишь шкаф. Мы его поднять не сумели.
— Понял, сейчас подниму. Веди и показывай, чего и куда.
Два часа они разбирали завалы и таскали на помойку сумки с обломками и мусором. Скрипач понял, что такими темпами они за три месяца не управятся, и решил, что следующие пару недель нужно будет наведываться на Котельническую втроем, а то и вчетвером, чтобы за эти недели, как минимум, просто разобрать завалы. Временные перегородки можно будет сделать из чего угодно, хоть из той же фанеры (правда, оставался открытым вопрос, где достать фанеру), электрику и прочую мелочевку они запросто восстановят вместе с Киром. И обязательно привезти сюда Фэба! Фэб совсем закис, ему поработать руками будет только на пользу.
Вытащив к мусорным контейнерам два десятка пакетов, они наскоро перекусили, ополоснулись, почистили одежду, и засобирались: сейчас пришла пора отправляться в Бурденко. На улице снова зарядил дождь, от которого старый протекающий черный зонтик, захваченный предусмотрительной Бертой, оказался слабой защитой, и Скрипач уже морально подготовился к тому, что они снова вымокнут, но стоило им отойти от дома, как дождь внезапно прекратился, а из-за туч выглянуло холодное осеннее солнце.
— Здорово, — восхитилась Берта, пряча зонтик в сумку. — Просто праздник какой-то. Рыжий, это погода явно для тебя расстаралась, не иначе.
— А может, для тебя, — рассеянно возразил Скрипач. Он то и дело оглядывался, но времени, чтобы остановиться и хотя бы взглянуть на город толком сейчас у них, увы, не было. — Погода, она такая… Как же тут поменялось всё, — печально заметил он, когда проходили мимо знакомой булочной. — Закрыто, блин…
— Никаких особенных перемен не заметила, разве что город вырос, — возразила Берта. — А булочная работает, ты что! Просто санитарный день сегодня, вон же объявление, на окне.
Скрипач облегченно вздохнул.
— Слойки свердловские, — мечтательно произнес он. — Помнишь? С посыпкой сверху. Я про них почему-то в одиночке часто думал эти три месяца, пока сидел. То есть как — часто. Когда почему-то не думал про то, что случилось в портале… Помнишь наши Ужины Имени Душевной Лености?
— А то, — Берта усмехнулась. — Двадцать слоек и двухлитровая банка джема.
— И развесной зефир в кульке, — подхватил Скрипач. — И белевская пастила в бумажке. И кос-халва. И трубочки с орехами. И сахарные карамельки. И…
— И остановись, пожалуйста, а то я сейчас слюной захлебнусь, — попросила Берта. — Садист ты всё-таки.
— У меня просто память хорошая, к сожалению, — Скрипач досадливо махнул рукой. — Что есть хочется, это ты права. Тебя, кстати, долечили?
Будучи в тюрьме, Берта чем-то отравилась, и последствия этого отравления, по словам Саиша, оказались серьезными: не в порядке кишечник, поджелудочная, печень… Это всё можно было бы вылечить дней за десять практически полностью, вот только у Берты не было пока что десяти дней.
— Нет, — Берта прибавила шагу. — Это не к спеху. Успею как-нибудь.
— Ты хоть ферменты принимай, — попросил Скрипач. — Это Терра-ноль. Новую поджелудочную взять неоткуда.
— Знаю, — отмахнулась Берта. — Ерунда. С хроническим панкреатитом вполне можно жить. Без паники.
— Вот взять ремень, и выпороть тебя, — проворчал Скрипач. — Сказала тоже, ерунда.
— Переживу…
Сейчас им предстояло перейти Таганскую площадь и снова спуститься к Яузе — они решили срезать дорогу, и пошли не по набережной, а дворами и переулками, так выходило короче. Регулировщик в плащ-палатке махнул жезлом — толпа (на Таганке всегда было людно) быстро пошла через проезжую часть.
— Рыжий, хватит глазеть, — Берта рассердилась. — Скорее давай.
— Прости, задумался. В сквере рынок, что ли? — удивился он.
— Колхозы и фабрики привозят что-то, — Берта пожала плечами. — Я не смотрела, некогда было. Да, вроде бы рынок. Полулегальный.
— Картошечка, — мечтательно протянул Скрипач. — Вот кончится это всё, и первое, что я у тебя попрошу приготовить, это будет…