т же окоротили старшие товарищи.
— Как не отберут, когда у тебя, лба здорового, мать по сей день по карманам шарит?! Всё, мужики, пошли. Тебя зовут-то как? — лохматый повернулся к Иту.
— Ит, — честно ответил тот. И запоздало подумал, что, наверное, надо было соврать, но… но уже поздно.
— Погодь, — остановился угловатый. — Ит, который Соградо, что ли?
Ит покорно кивнул.
— Охренеть… я про тебя в газете читал! Но тебя ж вроде того… писали, что расстреляли.
— Почти, — уклончиво ответил Ит, которому резко расхотелось вдаваться в подробности. — Ранили. Я уже поправился.
На нем сейчас была рубашка с длинными рукавами и джинсы — сетки не видно. Поправился и поправился, и дело с концом.
— Ну, ты молодец, — одобрил лохматый.
— А что в газетах было? — Иту вдруг стало интересно.
— Сначала писали, что типа ты враг, потом — что оправдали. Не только ты, там брат твой, жена, и эти… как у вас там, у рауф-то?
— Старшие, — подсказал молодой.
— Во, точно. А сам чего, не читал?
— Не читал. В госпитале лежал, — оказывается, врать можно совершенно непринужденно. Легко. — Не до газет было.
— Ну, тогда поводов на один больше, — констатировал лохматый. — Мужики, а пошли на Павелецкий? Там водка холодная есть. По четыре десять. И пиво по двадцать восемь копеек, на разлив.
— Разводят они пиво, — поморщился угловатый. — Может, на Автозаводскую сразу? На фабрику-кухню, на проходную? Чебуреки хорошие, вкусные.
— В гадюшник? Неее. Не пойду, — вдруг заартачился молодой. — Мне там в прошлый раз глаз подбили.
— Всё, пошли на павелюгу, — приказал лохматый. — Пиво до десяти только. А вот зато родимую можно хоть до утра брать. Люблю терминалы… машины, романтика… и корабли там тоже…
«А ведь верно, — подумалось Иту. — Романтика… и выпить почему-то хочется… и всё никак не проходит этот шум в голове, да что ж такое?»
— Слуш, Ит, а ты кого хочешь — мальчика или девочку? — оказывается, лохматый его спрашивал, а он отвлекся, не заметил. — Или этого, как у вас там?
— Среднего. Гермо. Это как я, — пояснил Ит. — Девочку хочу, — он улыбнулся. — Дочку. Вот только…
— Чего?
— Жену я обидел, — Ит опустил голову. — И не уверен, что она сумеет меня простить.
— Да ну, чего ей, вечно дуться? — лохматый рассмеялся. — Простит, куда денется.
Они шли к мосту, и путь предстоял неблизкий — по общему мнению, для этого пути следовало «запастись топливом», поэтому после моста купили на лотке, который уже закрывался, по бутылке «Колоса», и под «Колос» отправились дальше, сквозь привычный и такой родной московский летний вечер. Ит брел, как ему сейчас казалось, через калейдоскоп, на цветных стеклах которого возникали, сменяя друг друга, знакомые и полузнакомые картины — каналы, дворы, скверы, теплый свет в окнах, смех, обрывки песни под гитару, силуэты и образы отступившего было от него города, который сейчас словно обнимал со всех сторон, и от этого становилось горько и сладко на душе. Горько и сладко одновременно…
— Ну и где он? — Берта, уперев руки в бока, сердито смотрела на Скрипача.
— Не знаем, — Скрипач явно нервничал, но старался не подавать виду. — Продолжаем прочесывать дворы.
— Он никуда уехать не мог? — с тревогой спросила Берта.
— У него нет денег. Ни копейки.
— Угу. И когда его это останавливало? — хмыкнула Берта. — Иди, ищи! Рыжий, первый час ночи! Вы вообще в своем уме?! Как можно было отпускать его одного?
— Бертик, не сыпь на рану битое стекло, — попросил Скрипач. — Всё, я пошел. А, погоди! От Томанова ничего не слышно?
Час назад они попросили Томанова о помощи — тот сейчас методично обзванивал отделения милиции в районе, и собирался в скором времени звонить уже на город. От звонков, впрочем, никакого толку не было.
— Ничего, — покачала головой Берта. — Солнце, я прилягу на полчасика, потом снова буду на связи, ладно?
— Ложись, ложись, — покивал Скрипач. — Не волнуйся, найдем.
— Не по себе что-то, — пожаловалась Берта.
— Не переживай, — Скрипач улыбнулся.
На улице, впрочем, он улыбаться тут же перестал.
Кир и Фэб ждали его у подъезда, и лица у них сейчас были не лучше, чем у него самого — встревоженные, мягко говоря.
— Успокоил? — тут же спросил Фэб.
— Угу, как смог, — кивнул Скрипач. — Куда дальше?
— Расходимся с плюсом в один километр, заходим с «карманами» метров по пятьсот, — приказал Фэб. — Ищите запах.
— В Москве, в жару, и вечером, — подначил его Скрипач. — Ладно. Господи, только бы он в речку не кинулся, придурок…
— Да не кинется он в речку! — раздраженно ответил Фэб. — Забрел, небось, куда-то… может, заснул. Но всё равно, найти надо.
— А может, плохо стало, — съязвил Кир. — Немудрено. Рыжий, чтобы я тебя хоть раз еще послушал! «Поедим, пойдем искать», — передразнил он. — Поели, твою мать! Теперь закусываем…
— Прекрати ругаться, — потребовал Фэб. — Ребята, пошли. Расходимся. Через час сбор. Связь через Томанова.
Уже четвертый час они бегали по городу, постепенно расширяя круг поисков. Три рейда было сделано, сейчас начинался следующий. Ни расспросы, ни разговоры не дали ничего. Нет, никто не видел. Нет, не заходил. Нет, не садился ни в катер, ни в машину, ни в автобус. Вышел из квартиры — и канул.
— Вот что, — они уже собирались расходиться, но Фэб всё еще медлил. — Ребята, на всякий случай…
— Чего на всякий случай? — с нетерпением спросил Скрипач.
— Если вы его найдете первыми, вы попросите, чтобы он с Бертой… как-то получше, что ли… ей волноваться сейчас совсем нельзя.
— Мы не идиоты, — едко ответил Скрипач. — Как-нибудь догадаемся, о чем попросить.
— И его самого не ругайте. Это мы виноваты, не он. Надо было подготовить как-то…
— Фэб, всё. Пошли. Демагогия будет потом, когда отыщем, — решительно ответил Скрипач.
Нашел Ита Кир, причем совершенно случайно. Павелецкий терминал он решил обойти стороной, справедливо предположив, что Ит в такую людскую кашу не сунется, не до того ему. Речной вокзал отпадал, потому что там тоже была толчея, да еще и на пристань без документов не пускали.
Проходя двором, расположенным за домом, стоявшим у реки, он заметил компанию, сидевшую на детской площадке, и подошел к ним, посмотреть на всякий случай.
Посмотрел…
Ита он сначала не заметил, но потом разглядел на земле за песочницей какое-то темное пятно. Спрашивать что бы то ни было у компании смысла не имело, поэтому Кир, убедившись, что Ит хотя бы дышит сам, попробовал поднять его на руки, за что чуть было не поплатился, спасла прошлая военная выучка. То, что Ит в невменяемом состоянии, Кир понял сразу, но больше всего его удивила реакция компании на его попытку изъять из её рядов собутыльника — трое вусмерть пьяных мужиков принялись орать на него и швыряться чем попало. Кое-как подхватив Ита на руки и увернувшись от летящей в голову пустой бутылки, Кир чуть ли не бегом рванул к Москва-реке, одновременно активируя браслет — неделю назад им выдали пактовые браслеты для внутренней связи.
— Нашел, — первым откликнулся Фэб, и сейчас Кир говорил именно с ним. — Фэб, он пьян. Сильно.
— Очень?
— Очень.
— Рвало?
— Нет, как мне кажется.
— Плохо. Ты где?
— У Павелецкого терминала, иду к реке.
Фэб, видимо, уже вызвал Скрипача — тот подключился к разговору.
— Скъ`хара, катеров нет сейчас, ночь, — начал Скрипач без предисловий. — Он идти может?
— Какое там…
— Бери частника.
— Рыжий, какого частника, у меня два рубля! — рявкнул Кир. Говорить было неудобно, потому что одной рукой он поддерживал Ита, а на другой был браслет, который для разговора приходилось подносить к уху. И кто только придумал такую систему?
— Мы встретим и доплатим, — ответил Фэб. — Кир, как он?
— Ему плохо, по всей видимости, отравился. Сейчас я всё равно не разберусь.
— Тогда давай быстрее, — попросил Скрипач.
— Да даваю я, блин! Идите на причал у дома, ждите.
В квартире их встретила взволнованная Берта. Увидев Кира с Итом на руках, она сдавленно охнула, отступила, освобождая дорогу.
— Что случилось? — с испугом спросила она.
— Догадайся с трёх раз, — зло ответил Скрипач, идущий за Киром следом. — Ну вот как можно так нажраться, не имея в кармане ни копейки?! Это же надо особым талантом обладать.
— Маленькая, ты иди, ложись, — попросил Фэб, тоже входя в квартиру. — Мы сами разберемся.
— Фэб, вызывай Бурденко, у тебя приоритет, — попросил Кир из ванной. — Рыжий, давай сюда, помоги…
— Зачем Бурденко? — Берта с ужасом посмотрела на Фэба.
— Интоксикация, — объяснил тот. — Мы сами не справимся. Бертик, правда, ты бы лучше легла. Тебе отдыхать нужно побольше.
Берта выразительно покрутила пальцем у виска.
— Фэб, иди-ка ты туда, сам знаешь, куда, — разозлилась она. — И не подумаю я ложиться, вот еще!
— Ну, тогда перестели кровать и поищи что-нибудь, что в дело пустить не жалко. У нас, кажется, сохранились остатки старых простыней, помнишь, нам отдавали? Сейчас пригодятся… Кир!
— Чего?
— В себя пришел?
— Местами, — туманно ответил Кир. — Не промоем. Зонд нужен.
— Понятно, — кивнул Фэб. — Так. Берта — занимайся кроватью и чаем для всех, я вызываю, рыжий — иди в ванную, наконец, и работай.
…Приехавшая из Бурденко бригада оказалась незнакомой. Серьезность происшедшего сомнений не вызывала, бригада из двоих врачей — рауф и человека — тут же окрестила Ита скелетом, а рауф поинтересовался у Фэба, почему он не кормит своего гермо. Как выяснилось, госпиталь прислал тех, кто был в смене, и пришедшие оказались не в курсе. Пришлось спешно рассказывать то, что можно было рассказать, причем параллельно с работой — и тут уже всем, в том числе Берте, влетело всерьез: сначала от врача-человека.
— Сами виноваты, — припечатал он. — Разве можно такого больного вообще оставлять одного?! С ума посходили? Или он вам просто не нужен?