— Господи… почему — против? Дашей? Очень хорошее имя, — Ит, кажется, немного растерялся. — Конечно, я не против, ты что!
— Просто… как-то это всё странно и непривычно. По идее, я ведь должна себя неважно чувствовать, что-то должно болеть, но у меня почему-то ничего не болит, и вообще всё отлично, только есть всё время хочется, — Берта смущенно хмыкнула. — Наверное, это неправильно. Вообще, у меня это в голове тоже пока что не очень уложилось, — призналась она. — Я, и… быть мамой… Ит, из меня, скорее всего, получится хреновая мама. Я не Джессика, я так не сумею.
— Поживем — увидим, — философски заметил Ит. Он наконец-то лег, потому что голова снова начала кружиться. Не так сильно, как ночью, но всё-таки. — У нас впереди полно времени, чтобы об этом подумать.
— Такая ответственность, — Берта покачала головой. — И денег нет, и квартира полуразрушенная.
— Что есть, то есть, — кивнул Ит. — Я, когда ночью очнулся, сперва решил, что у меня галлюцинации. Когда стенку увидел.
Берта расхохоталась.
— Между прочим, эта стенка — плод, так сказать, ежевечерних коллективных трудов, длившихся два месяца, — наставительно сказала она. — Я тебе про каждый элемент этой стенки могу в деталях рассказать, со всеми подробностями. Кто принес, откуда, где украл или подобрал. Так что твоя галлюцинация, как ты понимаешь, вполне материальна. Только трогать не рекомендую. Рухнуть может в любой момент.
— Я так и понял.
— Зато дверь настоящая, — с гордостью сообщила Берта. — Это, представь себе, наша родная настоящая дверь.
— Как? — удивился Ит.
— А вот так. Их не вывезли, и мы сейчас две на места поставили. Эту, и в кухню. И вообще, дорогой мой, ты разлегся, между прочим, в моей комнате, — она шутливо погрозила Иту пальцем. — А это единственная комната в квартире с дверью. И с нормальной кроватью.
«Как же она перенервничала, — понял вдруг Ит. — И устала. Ей же нельзя… а ведь действительно разлегся, гад, пьянь проклятая, совести у меня нет. Но как встать-то? Сам систему не отключу, надо позвать кого-нибудь».
— Маленькая, а позови Фэба или того доктора, который ночью был, — попросил он.
— Зачем? — удивилась Берта.
— Хочу кровать освободить.
— Рехнулся? Лежи! И думать забудь про всякие глупости. «Кровать освободить», — передразнила она. — Спи лучше, не придуривайся.
— Но тебе отдохнуть надо, — возразил Ит, отлично понимая, насколько нелепо сейчас это всё выглядит.
— Отдохну, — пообещала Берта. — Обязательно. Вот прямо сейчас пойду и отдохну. А ты спи, пожалуйста. Врачи велели, чтобы ты сейчас побольше спал.
Оба врача ушли только к полудню. В процессе общения выяснилось, что, оказывается, не только у Ита, но и у всей семьи сейчас открыт неограниченный доступ к помощи от Санкт-Рены, причем через госпиталь Бурденко тоже, и это обстоятельство очень обрадовало Фэба. Перспектива мотаться с беременной Бертой каждый раз, когда понадобится консультация или осмотр, в «Поля» его откровенно пугала. Ведь это сейчас лето, а что будет осенью и зимой?
— Огромное вам спасибо, — благодарил Фэб в прихожей, когда врачи уходили. — Мы обещаем, что больше такого не повторится, и…
— Да ладно, с кем не бывает, — махнул рукой рауф. Улыбнулся. — Пусть сегодня отсыпается, и следите всё-таки, чтобы ел. Слушай, если с едой совсем край будет, обращайся, — понизив голос, произнес он. — Вкусное что-то — это вряд ли, но кое-что подкинуть, думаю, сумеем.
— Да хоть тех же рационов, — поддержал врач-человек. — У нас их не жрет никто, натуралка копейки стоит. Женщине так и вообще надо получше сейчас питаться, как понимаешь.
— Понимаю, — покивал Фэб. — Только рационы мы уже видеть не можем, если честно. Почти три года заброса, только на этих рационах и сидели.
— Три года — это не слабо, — похвалил рауф. — На активные?
Он, конечно, имел в виду боевые действия.
— Да, — подтвердил Фэб. — Малый мобильный госпиталь.
— Двадцать?
— Шестнадцать. Первое звено.
— Ох и ни фига себе, — пробормотал человек. — «Свежее мясо в любое время суток». Это только ты?
— Нет, мы четверо. Рыжий, Ит, Кир, и я. Мясо было по большей части жареное, кстати. Ит с рыжим очень ловко с броней работают, так что пользовались большим спросом, — улыбнулся Фэб.
— Погоди. Так он тоже, что ли?..
— Ну да, мы все, — Фэб кивнул. — Они трое учатся, поэтому на младшем уровне, я на старшем.
— И чего молчал? — поддел его врач-человек. — Сказать было слабо?
— Так я вроде сказал…
— Ты сказал что ты врач, дал уровень, дал статус. Гермо, который рыжий, и мужик не сказали ничего. Молчали в тряпку. Клиент, ясное дело, был занят, и тем более сказать не мог.
— Немного не до того было, — вздохнул Фэб. — И потом, это же действительно наш общий просчет. Если бы мы сориентировались вовремя, этого бы всего не случилось.
— Ну это да, — хмыкнул рауф. — Вот что… Фэб. Меня зовут Кеон, а это Витор. Когда подопрет, а вас точно подопрет, подходи в госпиталь, вызови нас. Пройдем по своим, наскребем вам чего-нибудь. Ты прости, конечно, но вы голодаете… не перебивай, дослушай! Если все действительно так серьезно, как мы успели понять, то не делай из нас равнодушных тварей, которые видят и не помогут, хотя могут. И уж тем более коллегам.
— Правильно сказал, — подтвердил Витор. — Слушай, а где вы работали на такой долгосрочке? Самые долгие забросы по сектору сейчас или сюда, или в пару мест на миссии, но там явно не свежее мясо, там везде едва ли не нулевые миры. Куда это вы попали?
— Я… не могу сказать, — Фэб покачал головой. — Простите, Витор, но правда не могу.
— Ну, если запрет… ладно. Не можешь, и не можешь, и не говори, — Кеон улыбнулся. — Подходи завтра за едой. Тем более что клиенту сейчас нужно сил поднабраться, как сам понимаешь. Что вы едите, кстати?
— Макароны, кашу, вчера лук жареный, — принялся перечислять Фэб. — Хлеб.
— И?..
— Кабачки.
— А дальше?
Фэб промолчал, потому что дальше начинались редкие подачки от Томанова, а больше ничего не было.
— Понятно. В общем, подходи завтра. Чем сможем, тем поможем.
Первые сутки после всех злоключений Ит почти полностью проспал. Есть он, конечно, не мог — пил слабый чай с сахаром, и пару раз Фэб ставил ему поддержку, благо врачи её оставили. Кир со Скрипачом притащили из маленькой квартиры стационарный блок, массажный стол, и часть вещей — теперь уже стало окончательно понятно, что никто никуда не уезжает, и что можно, по словам Кира, «слегка выдохнуть».
На второй день, когда Иту стало получше, Фэб разрешил ему есть жидкую овсянку, опять же с чаем, и снял поддержку полностью, сказав, что она больше не нужна. Вечер провели за разговорами. Ит, всё еще не до конца оправившийся, через пару часов почувствовал, что обалдевает от количества свалившейся на него информации, и попросил перенести разговор на завтра. Его отправили спать, а сами сели подбивать финансы. Финансов оказалось пять рублей шестьдесят копеек. На пятерых. На десять дней.
— Н-да, — вздохнула Берта, с горечью поглядев на несколько мятых бумажек и жалкую горстку мелочи. — Фэб, что там эти врачи говорили про еду?
— Завтра с Киром сходим, — пообещал Фэб. — Частник этот, будь он неладен, восемь рублей взял за поездку. А восемь рублей…
— Восемь рублей — это гора жратвы, — назидательно произнес Скрипач. — Это геркулес, это сахар, это хлеб, это морковка с луком, это гречка, и это даже кильки в томате. Круто вы прокатились, ничего не скажешь.
— И не говори, — покивал Кир. — Хорошо, допустим. Дадут они нам… ну, рационов десять.
— Два дня, — констатировал Фэб. — И еще дня на три хватит этих денег. Если, конечно, не брать кильку в томате… — Кир вздохнул, — не брать белый хлеб, только серый… — теперь вздохнул Скрипач, — и не брать ванильные сухарики, — заключил он, и пришел черед Берте вздыхать, причем у неё это получилось особенно горько. — Придется потерпеть, что делать.
— Да ничего, — Берта явно расстроилась. — Просто ну очень хочется сухариков почему-то. Всем соленых огурцов, а мне сухариков. И кабачковую икру. Так, долой лирику. Этого всего хватит на пять дней, но остается же еще пять дней. И что мы в эти пять дней будем есть?
Фэб и Кир переглянулись. Скрипач хмыкнул.
— Сопру что-нибудь по старой памяти, — предложил он. — Долгое ли дело. Нехорошо, конечно, но вариантов нет.
— У Томанова занять… — начал Фэб, но Кир его тут же прервал:
— Займет он тебе, как же! Нас третьи сутки на месте нет. Зарплату бы отдал, «занять». А рыжего так и вообще месяц не было. Что там про деньги, кстати?
— Про деньги там Огден, — неприязненно отозвался Скрипач. — Мне должны триста двадцать рублей. Но мне их не отдали, и я не знаю, когда отдадут. Там какая-то котовасия с учетом работы и конвертацией.
— А Илья обещал, что отдадут рублями, — заметила Берта.
— Как будто от него что-то зависит, — поморщился Скрипач. — Ладно, народ, прорвемся. Не в первый раз, чай.
— Триста двадцать рублей, — мечтательно протянула Берта. — Это же сколько в сухариках-то будет?.. Сто шестьдесят кило?
— Объешься, — предупредил Скрипач. — И у тебя будет заворот кишок.
— Не дождешься, — парировала Берта. — Я с чаем.
— Всё равно объешься.
— Не вижу смысла спорить, денег всё равно нет, — напомнил Кир. — Ну что, пошли за овсянкой?
— Пошли, — Фэб встал, Скрипач тоже. — Может, еще и макарон прикупим.
Илья и Дослав приехали на пятый день после того, что случилось. Еще с дороги они вызвали Кира, и велели спуститься вниз, к пристани — встречать. С Киром вышел Скрипач, и, как оказалось, не зря.
— Что это? — с ужасом спросил Скрипач, когда увидел, что Илья с Дославом тащат по палубе катера несколько объемистых тюков.
— Жратва, — отдуваясь, сообщил Илья. — Сгружайте, давайте, мы за остальными.
— Чего?.. — не понял Кир.