Три месяца, Ри. Я сходил там с ума три месяца, в этой камере. Потому что я ничего не мог видеть, кроме луж крови на бетоне, и ничего не чувствовал, кроме ужаса. Самое худшее — неизвестность. Но я понимал, что нужно держаться как-то. Что если я сдамся, то… то они выиграли. А еще… — он вдруг усмехнулся. — А еще я начал вдруг чувствовать Терру-ноль, и стал вспоминать что-то бесконечно далекое от того дерьма, в котором мы оказались.
— Например, что? — с интересом спросил Ри.
— Булочки с посыпкой, свердловские, — улыбнулся Скрипач. — Всё думал — вот если выйду отсюда, обязательно съем такую булочку, и запью стаканом чая. Или даже двумя стаканами, вот как. Бред, да? Вас в капусту нашинковали, с семьей неизвестно что, а я про булки. Придурок. Ладно, это неважно уже.
— Но ты булку-то съел в результате?
— Съел. Уже совсем потом, конечно. Но съел. Задача максимум была выполнена. В общем, что дальше было.
…В один прекрасный день, примерно тогда, когда я уже дни и ночи перестал различать, по мне шибанули «сторожем», полностью обездвижив, а потом открылась дверь. Вошли двое. За минуту сняли «химию». И сказали, что мне вынесен оправдательный приговор, и я свободен. Отвели наверх, посадили в какой-то комнате. Даже дали чашку кофе и хороший такой кусок хлеба с маслом, представляешь? В общем, где-то за полчаса я уже немного оклемался после «сторожа» и собрал лапы в кучу. Потом Кира привели, такого же пришибленного, последним — Фэба. Сидим. Пришел какой-то начальник, зачитал оправдалку. Фэб спрашивает — где наши? Начальник чешет репу, и отвечает, что женщин уже выпустили несколько часов назад, «куколок» тоже, человек, раненный в голову, в какой-то городской больнице, а рауф — тут, в нашей. В коме. Так… мы — можно ли к нему? Этот снова репу чешет, пошел звонить куда-то, вернулся, говорит — да, можно, к умирающим, мол, разрешили пускать родственников.
— И вы…
— И мы поставили рекорд скорости, Ри. Комы, правда, никакой не было, но был сепсис, и бороться он уже больше не мог. Нас же с ним не хотели брать ни в один госпиталь, понимаешь? Вспомни, каких больных ты на «Ветре» катал, когда работали? Вспомнил?
Ри кивнул.
— Разобранных на запчасти, с половиной тела, обожженных… да каких только не возил, — произнес он.
— А теперь подумай, до какого состояния нужно дойти, чтобы госпитали отказывали в приеме, мотивируя это «нецелесообразностью работы».
— До состояния трупа, видимо.
— Угу. Ри, я не хотел говорить, но всё-таки скажу. Тебе повезло больше. Из-за того, что ты хотя бы не помнишь, что с тобой было. А этот вон — помнит. Мало того, что до такого довели, так там еще были санитары… садисты настоящие, избивали больных. Не просто подойти-ударить, они били, причем били так, что ребра ломали, представляешь? Мы когда вошли… не хочу рассказывать, — Скрипач поморщился. — Считку потом сброшу, а рассказывать не хочу. А наши все до сих пор трясутся. Думаешь, кардио для красоты оставили? Четыре клиники было, а это такая заточка, что они еще черти сколько трястись будут. И я тоже.
— Что такое — заточка? — не понял Ри.
— Возврат, повторные остановки сердца. Ты его заводишь, оно идет какое-то время, потом останавливается снова. Довольно сложный механизм, и в каждом случае он срабатывает индивидуально, — объяснил Скрипач. — Есть у нас такие… которые едва ли не мистические причины этому ищут. Ну а как не искать, когда на физике всё устранено, что можно было устранить, а остановка, тем не менее, происходит? Вот что это такое? Некоторые врачи говорят, что, мол, смерть своё забирает… не отдам, — он отвернулся. — Не обломится ей в этот раз. Перебьется.
— Рыжий, давай спать ляжем, — попросил Ри. — А то тебя, по-моему, немножко развело от коньяка, да и утро скоро.
— Утро уже здесь, — усмехнулся Скрипач. — Спать? Можно, почему нет. Выспимся, и пойдем побродим. Согласен?
— Двумя руками за, — кивнул Ри. — Ладно. Доброго утра.
— И тебя туда же, — Скрипач зевнул. — Хорошей дороги…
Уезжали через четыре дня. Ри, конечно, вызвался провожать, а Волк заявил, что одного его он в Ялту не отпустит, поэтому, невзирая на ворчание водителя, в машину загрузились вчетвером, плюс огромное количество сумок и коробок. Сумки в багажник не помещались, поэтому их пришлось держать на руках.
— Вот барахольщики, а! — ворчал Волк. — Ри, ты прикинь, приехали они — по рюкзачку тощему на каждого!.. А обратно вон сколько баулов тянут. Рыжий, чего там, в этой сумке?
— Одежда в этой сумке… Волчара, да подвинься ты, блин, расселся на полсиденья… — у Скрипача на коленях сумок было три, и еще две стояли в ногах. — Ит, возьми у меня пакет, а то он меня задушит!
— Куда я его возьму, тут больше места нет, — раздраженно ответил Ит с переднего сиденья.
— Вы сели, наконец? — водитель был зол, как собака. — Едем?
— Вроде сели, — Скрипач заозирался. — Ри, там у тебя мешок стоит внизу?
— Который яблоками пахнет? Да, стоит…
— Тогда сели. Можно ехать, — милостиво разрешил Скрипач. Водитель беззвучно выругался и завел мотор.
…По узкой дороге, петляющей по берегу, между садов и домов, мимо кипарисов, мимо маленьких поселков, мимо трёх месяцев жизни — они возвращались. Машина шла потихонечку, неспешно, преодолевая подъемы и спуски, а вокруг было нежное и чудесное осеннее крымское утро. Гаспра, Ореадна, Левадия… и, наконец, Ялта. Машин стало много больше, чем было на Южнобережном шоссе, что, впрочем, неудивительно — город-то большой, да и день рабочий.
Подъехали поближе к терминалу, с трудом нашли место для остановки, расплатились, накинув от щедрот еще два рубля, к большой радости водителя, нагрузились мешками и коробками, и отправились искать свой автопоезд, кинув последний прощальный взгляд в сторону моря.
— Завидую я тебе, Волчара, белой завистью, — констатировал Ит, когда они, наконец, затащили вещи в купе, с трудом распихав их везде, где только можно. — И тебе, Ри, тоже. Это же море, как вы не понимаете!.. А море — это здорово. Я бы, честно говоря, еще так поработал. Ну, не сейчас, может, потом. Чтобы на море.
— Смотря какое море, — пожал плечами Волк. — Если Черное, то да, это хорошо. Если Балтика, то…
— Балтику ты не замай, Балтика тоже хорошая, — вмешался Ри.
— Там холодно, — напомнил Волк.
— Есть такое дело, — согласился Ри. — Но Балтику я люблю больше.
— Ох уж мне эти питерские, — проворчал Ит.
— Ох уж мне эти московские, — погрозил пальцем в ответ Ри.
— А чайки на помойках и там, и там одинаковые, — заметил Скрипач, запихивая под полку последнюю сумку. — Это я вам добавляю прозы. А то вы что-то увлеклись.
— Твоя правда, — кивнул Волк. — Ну что, ребята? Прощаемся, и мы пошли? А то уедем в Москву вместе с вам, а что мы там забыли?
— Ну, с богом…
Присели, минуту помолчали.
— Ри, ты больше не пропадай, — попросил Ит. — Ладно? И давайте все перестанем вестись на то, что говорит Огден и все прочие. Многовато для них чести.
— Вот это правильно, — похвалил Волк. — Так. До отхода две минуты. Ри, теперь можно, кажется.
— Чего? — не понял Скрипач.
— Того, — Волк полез куда-то за пазуху и вытащил конверт, прихваченный скрепкой. — Ит, держи. Это ваша премия. Не от меня, так что отдавать некому. Рот закрыл и взял, понятно?
Ит с недоумением посмотрел на конверт, оказавшийся у него в руках.
— А теперь рвем когти, — удовлетворенно хмыкнул Волк. — За нами они не побегут, до отхода полторы минуты.
— Всё, пока, до встречи! — помахал Ри из коридора. Волк выскочил вслед за ним.
— Волчара, ты чего делаешь?! — отмер Скрипач, но дверь уже захлопнулась. — Ит, ты зачем взял?
— Мне с ним что, драться надо было? — справедливо поинтересовался Ит. Выглянул в окно. — Вон они, гляди. Еще и рожы корчат, идиоты…
…Автопоезд медленно отходил от перрона. Ри и Волк прошли немного рядом с ним, провожая, потом остановились. Ри помахал поезду вслед рукой.
— Сколько ты собрал? — спросил он Волка. — Не успел посчитать.
— Еще шесть тысяч. И это не я, это больные. Им тот пилот, который Ита на пляже видел, рассказал, что за врач с ними работает. Почти у всех есть доступ к базе данных официальной. А дальше — сам понимаешь…
— Значит, семь с половиной, — удовлетворенно кивнул Ри. — Уже дело. Ну что, поехали?
— Поехали. Кстати, ты не хочешь в Массандру заскочить? Что-то я давно не пил тамошнего портвейна.
— Давно — это неделю? — ехидно уточнил Ри.
— Целых две.
— Да, это надо срочно исправлять. Вперед!
09Предчувствие дара
Год 11.974
Встречали их втроем, Берта тоже поехала, не смотря на увещевания Фэба, что на терминале толчея, и лучше бы она сидела дома. Берта, вопреки своим собственным пессимистическим прогнозам, чувствовала себя отлично, и потом, ей хотелось прогуляться по городу в своем новом нарядном костюме. Видимо, уже в последний раз: юбка становилась тесноватой. Ничего, полежит костюм до лучших времен. Тем более что сейчас стоят последние теплые дни, и, если судить по прогнозам, уже через неделю в город придет настоящая осень.
Берте было хорошо. Не смотря ни на что. Ну, Томанов, ну, институт, ну писанина… она не ощущала какой-то особенной нагрузки или напряжения. Да, конечно, с октября станет тяжелее, но сейчас легко и вольготно. И домой, если попросишь, пораньше отпускают — Берта этим своим правом начала вовсю пользоваться, ни разу не стесняясь.
Да и вообще, состояние беременности ей почему-то начало нравиться. Она, раньше никогда не думавшая о таких вещах, и посмеивающаяся над «мамками» с их нелепой речью и откровенной глупостью, вдруг поняла, что ведут они себя так лишь потому, что не имеют слов для того, чтобы выразить по-настоящему свои чувства и переживания. Осторожная Берта, впрочем, вслух про то, что чувствовала, говорила мало. Но она завела себе тетрадку в клеточку, и вечерами в неё стала эти свои ощущения понемножку записывать. Нет, у неё не получались «милые глупости», у неё получалось нечто с