— А у меня вообще-то руки выросли не оттуда же, откуда ноги, — хихикнула она. — Подумаешь мне, настройки.
— Какой агент пропадает, — заметил Скрипач.
— Да ну, — отмахнулась она. — Шпионить на официальную? Фу. Я лучше кого-нибудь вылечу. Ладно, мне пора. Мы собирались посмотреть «Приключения Алексы и Вадды», послушать Эдит Пиаф, и поговорить о всяких девочковых секретах. А потом будем потихонечку рожать.
— «Приключения Алексы и Вадды»? — растерянно переспросил Ит.
— Да, — беспечно ответила Шанари. — Они очень веселые. Я обоих своих сыновей рожала именно под «Приключения Алексы и Вадды». Мальчики, поймите, у вашей жены сегодня праздник. И не надо делать из этого праздника невротическую трагедию. Особенно это касается вас, Ит. Вы хотя бы позавтракали?
— Нет, — честно ответил Ит, который есть так и не смог. — Лхус выпил.
— Хм. Тогда так. Идите, ешьте, а через полчасика мы с вами свяжемся. Ит, ну правда, — попросила Шанари. — Вы хотите Берту лишний раз огорчить? По-моему, вы и так её огорчали за последний год столько, что уже должно быть стыдно. Ей сейчас переживаний и так хватает. Давайте вы не будете добавлять?
Для разговора решили выйти в парк, чтобы лишний раз не светиться с чужим налобником — и угадали. Конечно, налобник Шанари свистнула у кого-то, кто сейчас был не в смене, и еще сутки этому кому-то не понадобится. Конечно, она его вернет на место так, что владелец и не догадается ни о чем. Но не хотелось подводить, не хотелось что-то испортить.
У Берты всё и вправду было хорошо. Она выглядела повеселевшей и совершенно успокоилась, от утренней бледности и нервов не осталось и следа. Шанари объяснила, что говорить можно спокойно — она сумела убедить «дядей», что с налобником всем будет лучше, чем без налобника. Берту эта шпионская история, кажется, развеселила — по её словам, «в этой семье никогда и ничего не было, как у людей, но именно это-то и есть самое интересное». Связываться решили по мере необходимости, тогда, когда Берта будет чувствовать, что это возможно. Единственное, что у Берты не получилось — это загнать всех страдальцев домой, отдыхать. Да и вообще, страдальцы, надо отдать им должное, в этот день поставили интересы семьи гораздо выше, чем интересы и науки, и научного руководителя.
— Фэб, вы в институт позвонили? — спросила Берта уже под конец разговора.
— Ой, — Фэб прикусил губу. — Я не звонил. Кир, ты звонил?
— Нет, конечно, — недоуменно ответил тот. — А когда бы я мог…
— Когда машину ходил вызывать, — напомнил Скрипач.
— Ты офонарел? Шесть утра было, — Кир покрутил пальцем у виска. — Какой институт в шесть утра?
— Меня можно не спрашивать, потому что я никуда не звонил, — вклинился в разговор Ит.
— А я тебя и не спрашиваю, — хмыкнула Берта. — Сама догадалась. Ты ел?
— Да, — честно ответил Ит.
— И что ты ел?
— Кашу, бутерброд с сыром, и печенье, — отрапортовал Ит. — И лхус. И даже съел ягоды из него.
— Не врёт? — нахмурилась Берта.
— Не врёт, — подтвердил Скрипач.
— Тогда ладно. Фэб, сделай умное лицо и позвони Томанову, — попросила Берта. — Только не надо ему со скорбным видом сообщать подробности.
— А с каким видом нужно их сообщать? — прищурился Фэб.
— С воодушевленным, — подсказала откуда-то сбоку Шанари. — Вообще, начальству сообщать о том, что сегодня тебя на работе не будет, надо только с воодушевленным видом.
— Это почему? — с интересом спросил Скрипач.
— А потому что нытиков никто не любит. Ну и завтра вы, видимо, тоже на работу не придете. Так что договоритесь на послезавтра. Чтобы уже наверняка.
— Ладно, будет сделано, — кивнул Фэб. — Шанари, сколько еще примерно?
— Не раньше, чем мы досмотрим вторую часть «Приключений Алексы и Вадды», — заверила врач. — Всё, мальчики. До связи.
Конечно, домой они не пошли. Весь этот бесконечный день они или сидели в приемном, или шатались по территории. А день выдался просто замечательным. Тёплым, солнечным, с огромным весенним небом над просыпающимся после долгой и темной зимы городом. Земля подсыхала после январских и февральских дождей, деревья тянули к небу ставшие упругими ветки — в апреле уже появится первая робкая листва, и начнется настоящая тёплая весна. Которая скоро перейдет в лето, долгое и жаркое лето Терры-ноль…
Шанари вызвала их в четыре часа по полудню. Коротко сказала, что «всё началось, свяжемся уже после», и отключилась.
Следующие два часа Скрипач потом назвал «коллективным забегом по потолку», потому что сидеть спокойно не мог в результате никто, даже Кир, старавшийся до последнего сохранять невозмутимость, которая, увы, оставила его после слова «началось».
«Бегали» они в результате в парке, причем в буквальном смысле этого слова. Сидеть подолгу не получалось, Ит то и дело вскакивал и принимался, по словам Скрипача, нарезать круги — он мотался по дорожке перед корпусом взад-вперед, впрочем, далеко от Фэба, которому поручили налобник, он не отходил. Как только садился Ит, вставал Скрипач, и тоже принимался ходить. Кир и Фэб продержались дольше всех, целых двадцать минут, но потом Фэб не выдержал, и они, отдав налобник присевшему передохнуть Иту, отправились «пройтись» уже вдвоем.
В шесть часов Шанари вызвала их снова. Правда, только по голосовой связи.
— Поздравляю, — сказала она. — Десять минут назад у вас родилась дочка, вес килограмм девятьсот пятьдесят грамм. Показатели восемьдесят шесть из ста по Ришеру. Мы с вами через часик свяжемся, только очень прошу, не надо постоянно ходить мимо окна, а то Огус уже ворчит.
— Так, ты посиди тихонечко, а я водички принесу, — попросил Скрипач. — Фэб, ну посиди, а? Чего ты трясешься-то?
— Не знаю, — у Фэба действительно тряслись руки. И сильно. — Я… испугался, кажется…
— Ну хочешь, я тебе сигарету найду? — предложил Кир. — Сейчас сбегаю на улицу и стрельну у кого-нибудь.
— Ит, ты как? — спросил Скрипач.
— Я-то нормально, — Ит присел рядом с Фэбом, с тревогой заглянул тому в глаза. — Скъ`хара, ты чего?
— Ничего… меня просто, кажется, догнала ситуация, — Фэб прикрыл глаза. — Кир, а правда, найди сигарету. Должно помочь.
— И мне, — тут же сказал Скрипач.
— И мне, — добавил Ит.
— И водки ноль семь, да? — ехидно спросил Кир. — Ит, ничего больше не надо? Ты не стесняйся, ты только скажи.
— Кир, не ерничай, — попросил Ит. — Не будет со мной ничего от одной сигареты.
— Небулайзер взял? — спросил Кир. Ит кивнул. — Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка. Солнце, принеси этому одуревшему воды, а я пока на улицу смотаюсь.
Вернулся Кир минут через пятнадцать. С собой он принес пачку безобразно дорогой «Герцеговины флор» и подозрительно позвякивающий рюкзак. На вопрос Фэба, не водка ли там случайно, Кир смерил его презрительным взглядом, и сообщил, что нет, не водка, а самое дешевое белое сухое, которое удалось взять без очереди. Скрипач спросил, много ли там, в рюкзаке, белого сухого. Услышав про шесть бутылок, он хмыкнул, и заметил, что можно было бы взять и восемь, чего уж мелочиться.
Ит всё это время просидел на лавочке рядом с Фэбом — впервые за долгое время он за Фэба всерьез испугался. И полностью осознал, насколько для Фэба важно то, что происходило. Чтобы Фэб, всегда сдержанный, рассудительный, серьезный — и так психовал? До дрожи в руках?..
«Интересно, меня догонит или нет? — думал Ит. — А если догонит, то когда и как? Вообще, по-моему, до меня еще не дошло. Я… я еще не сообразил».
Через час их снова вызвала Шанари — на этот раз уже по нормальной связи, с картинкой. К этому моменту они уже покурили (у Ита, правда, Кир половину сигареты отобрал, заявив, что с него довольно), и немножко успокоились. По крайней мере, общаться уже могли.
— Так, мальчики, две минуты, — предупредила Шанари. — Берта, покажи сокровище. Ну, знакомьтесь. Дарья Федоровна Ольшанская-Соградо. Её, правда, не очень видно, потому что мама прячет… Берта, чуть-чуть в сторонку. Ага, умница. Посмотрели?
Ответом был молчаливый кивок. Шанари не выдержала и рассмеялась. Вслед за ней — рассмеялась и Берта.
— Маленькая, больно было? — спросил Ит. Спросил то, что первое пришло в голову. То, что приходит первым, всегда правда, и всегда волнует больше всего.
— Совсем не больно, — Берта улыбнулась. — Я даже не думала, что это возможно… Шанари, извини, я теряюсь немного… Так. Еще полминуты. Кир, в диване, который твой, в ящике для белья — сюрприз. Это вам. От меня. Но только чтобы без фанатизма, хорошо?
— Какой сюрприз? — не понял Кир.
— Домой придете, увидите, — пообещала Берта. — Господи, я даже не думала… она такая хорошенькая… теплая… и у неё волосы пушистые… как у зайчика…
— А глаза какого цвета? — спросил Фэб.
— Зеленые, твои, — Берта всё еще улыбалась. — Ребята, я… я почему-то такая счастливая… и устала… я устала, как ездовая собака. Давайте мы завтра уже свяжемся, ладно?
— Ладно, — кивнул Ит. Улыбнулся. — Ты сама вызывай, хорошо? Шанари, налобник можно до завтра оставить?
— Нужно, — кивнула Шанари. — Идите домой. Доброй вам ночи.
— И вам. И спасибо, — Фэб встал. — Шанари, огромное вам спасибо!
— Всегда рада помочь, — улыбнулась врач. — У вас чудесная девочка. И очень хорошая семья. Всё, до завтра.
Часам к десяти вечера в доме на Котельнической набережной, в квартире на двадцать первом этаже, можно было наблюдать феерическую картину, равной которой, по словам Скрипача, не существовало во всей вселенной.
Этой картиной был весьма и весьма пьяный Фэб.
Сначала, конечно, они обнаружили Бертин сюрприз — в диване были припрятаны две бутылки шампанского, при котором имелась записка следующего содержания: «Если всё сложится удачно, вы это выпьете. Надеюсь, что вы сейчас это читаете — если читаете, то всё точно удачно. И вы имеете полное моральное право выпить за Дашино и моё здоровье. Ит, отдельным порядком тебе — ц.у. В других обстоятельствах я бы сказала «два бокала, и не больше», но бокалов у нас нет, поэтому я говорю — одна кружка, и не больше. Та кружка, которая с земляникой. Да, маленькая. Да, я та еще стерва, ты меня знаешь. Хотя ладно, пей сколько хочешь. Родные мои, спасибо вам большое — за то, что вы все у меня есть, и за то, что вы все такие замечательные. Люблю, обнимаю, целую. Берта».