— Ценное указание понял, счастливый отец? — ехидно поинтересовался Скрипач. — Одна кружка, которая с земляничинами. По сути это не кружка, это наперсток. Но я бы тебе и наперстка не налил, если честно.
— Там есть отмена, — напомнил Ит.
— Ай, хрен с тобой. Делай, чего хочешь…
— Да успокойся ты, я не собираюсь напиваться, — отмахнулся Ит. — Завтра нам предстоит большой забег по городу, как ты понимаешь. Ничего же нет!
— Твоя правда. Фэб, деньги выдашь?
— Выдам, конечно, — откликнулся Фэб с кухни. — Можно даже прямо сейчас. Кир, у нас, кажется, была ветчина в банках. Где она?
— Там же, где и горошек, в прихожей. Ребят, горошку откроем зеленого? Жрать хочется, сил нет, — Кир вышел в прихожую, и принялся переставлять коробки с консервами. Коробок было много: не так давно снова заезжали Илья с Дославом, и привезли еды. — На сегодня режим экономии идет к чертовой матери. Гулять, так гулять! Согласны?
— Согласны, — ответил Ит, который тоже внезапно ощутил, что проголодался. — Кирушка, а там случайно не осталось кураги или чего-нибудь другого вкусного?
— Осталось, но мало, — с сожалением ответил Кир. — Прибережем для Берты. Ей сейчас нужнее.
— Согласен, — Ит кивнул. — Помочь?
— Колбасу порежь. Банки помыть надо, они пыльные, — констатировал Кир. — Но это я уже сам, всё равно руки испачкал. Солнце, что это у тебя там такое вкусное?
— Тосты сейчас будут, — отрапортовал Скрипач.
По квартире уже плыл запах — чудесный запах поджаренного хлеба.
— А с чем? — хищно поинтересовался Кир.
— Пока ни с чем, но можно с ветчиной… Фэб, ты чего делаешь? — голос Скрипача стал удивленным. — Поставь, мы еще не начали.
— Да я немного…
Ит прошел в кухню, и застал следующую картину. Кир прилежно отмывал пропыленные банки, Скрипач обжаривал на чугунной сковородке уже третью порцию хлеба, а Фэб сидел за столом и меланхолично… пил вино. В бутылке, стоящей перед ним, осталось меньше половины.
— Скъ`хара, ты нас-то подожди, — усмехнулся Ит.
— Да ничего, там еще пять бутылок. А с шампанским все семь.
— Ну, как знаешь, — с сомнением в голосе произнес Ит. Вытащил из крионика колбасу, взял с подоконника доску, и принялся нарезать. Колбаса была так себе, дешевая. Но, в принципе, можно обжарить. Интересно, а печенье есть? «Сибаритствуешь, — упрекнул себя Ит. — Вино, печенье… И дочка. Такая замечательная дочка. С черными волосами и зелеными глазками. Даша. Зайчик. Такому идиоту, как я, и столько счастья сразу. Нет, пожалуй, всё-таки выпью. Немного. Потому что завтра будем бегать с утра до вечера, ведь столько всего нужно».
Фэб отпил еще один хороший глоток, оставил бутылку в сторону. Принялся рыться в карманах.
— Если ты хочешь найти «Герцеговину», то она в моей ветровке, — подсказал Кир. — И вали на балкон. Нечего прокуривать кухню.
— Да, генерал, конечно, генерал, — хмыкнул Фэб и ушел в прихожую.
Ит дорезал колбасу, сложил её в миску, и отдал Скрипачу.
— Иди его проверь, — посоветовал Скрипач. — Фэбище, кажется, с катушек слетел.
— Есть немного, — подтвердил Ит. — Это он от радости.
— Ну да, явно не с горя, — подтвердил Скрипач. — Иди, иди. И тащи его обратно. Как раз колбаса дожарится.
…Фэб стоял на балконе, курил, и смотрел на ночной весенний город. Курил он неумело, неглубоко затягиваясь, и сигарету держал странно — огоньком в ладонь. Видимо, чтобы не мешал ветер. Ит прикрыл балконную дверь, чтобы дым не тянуло в квартиру, и подошел к нему.
— Никогда не умел курить, — усмехнулся вдруг Фэб. — Всегда боялся этого. Даже на заданиях требовал, чтобы мне не давали роли… в которых курить придется. Бред, да? Не так это и страшно.
— Но и не полезно, — справедливо заметил Ит.
— А что вообще в этом мире полезно? — Фэб снова усмехнулся каким-то своим мыслям. — Гнать такие проекты, как мы гоним — полезно? Кому? Нам? В тюрьме сидеть полезно? Ит, это всё фигня. Полная. И я не собираюсь вводить это, — он кивнул догорающей сигарете, — в систему. Но иногда можно. Вот как сейчас. Ты будешь?
— А тебе не слишком много две подряд?
— Нормально, я же не затягиваюсь, как ты… Чудо, я такой счастливый, — Фэб прикрыл глаза. — Иди сюда. Хочется рядом постоять немножко… Ит, я просто до неприличия счастливый.
«И я тоже, — подумал Ит. — Я тоже».
— Я всю жизнь этого хотел. Именно этого. Чтобы вот так… честно… по-настоящему… — Фэб закашлялся.
— А раньше было — не по настоящему? — удивился Ит.
— По-настоящему, но иначе. Ит… прости, но я-то как раз знал, что Фэб-младший был не от меня и не от вас. Это вы не знали.
— Знал? — оторопело спросил Ит. Фэб кивнул.
— Да, знал. Мне было всё равно. Родители — это не всегда те, кто сделал ребенка. Это не биология, это больше. Я знал, потому что я проверил. Но вам ничего говорить не стал, конечно.
— А Маден?..
— С Маден всё было честно, но я-то её так и не увидел тогда. Если ты не забыл, я умер.
— Фэб, не надо, — попросил Ит. Попросил — и понял, что бесполезно просить. Пусть выговорится. Этот весенний прозрачный вечер, эти огни внизу, этот город, эта подступающая ночь и это небо — они требовали сейчас правды, какой бы она ни была. Ит почувствовал, что у него щемит сердце — от этой пронзительности, от момента… от всего. Он подошел к Фэбу, прислонился плечом к его плечу — и тот тут же обнял его, укрывая от ветра. Ит прикрыл глаза…
— Она прятала Фэба-младшего, понимаешь? Я его увидел только в полгода. А Маден…
— Не напоминай, — попросил Ит.
— Хорошо, не буду. Сейчас… Ит, сейчас — сбылось то, о чем я мечтал всю свою жизнь, но даже не говорил, что мечтаю. Чудо, спасибо тебе… — Фэб вздохнул. — Спасибо.
— За что?
Иту очень хотелось услышать ответ.
— За то, что тогда ты не прогнал меня… за то, что сдался, когда пришла Берта… за то, что ты нас любишь…
— Ну как тебя можно не любить-то? — удивился Ит. — Смешной ты, ей богу. Я бы, кстати, повторил.
— Как тогда?
— Для «не как тогда» я еще не в форме, — самокритично признался Ит. — Но ты не думай, мне как тогда понравилось. Очень.
— Правда?
— Правда, — Ит, который о таких вещах даже наедине говорить не любил, задумался. — Я тебе когда-нибудь врал?
Фэб рассмеялся.
— Пойдем, — приказал он. — Колбаса, небось, уже остыла. А я есть хочу.
Ит облегченно вздохнул.
— Я тоже хочу. Вина и печенья.
— И колбасы.
— Ну, можно и колбасы…
Сначала выпили шампанского — как и было обещано, за здоровье и с Днем рождения. Потом еще выпили, и шампанское как-то очень быстро кончилось. По мнению Скрипача, это постарались Фэб и Кир. Потом выпили белого, и сошлись на том, что неплохо, но немного кисловато. Белое закусывали кто чем, и ветчина, хлеб, колбаса, печенье, и горошек тоже почему-то кончились почти сразу. На четвертой бутылке белого Кир заявил, что так дело не пойдет, и велел подождать, а он скоро вернется. Выудив из денег, выданных два часа назад Фэбом полтинник, он исчез на полчаса, и вернулся, к несказанному удивлению всех, с полным рюкзаком всего подряд. Еще восемь бутылок вина, на этот раз портвейна «Три семерки», три батона белого хлеба, целый батон «докторской» колбасы, банка импортных маринованных огурцов, килограмм печенья, почему-то ломанного, и — венец всему — банка красной икры.
— Очешуеть, — покачал головой Фэб, разглядывая выложенные на стол покупки. — Кир, колись. Где и как?! Да еще и в десять вечера!
— Кто работает на почте, тот знает всех сторожей в районе, — снисходительно объяснил Кир. — А сторожа имеют обычно телефоны кладовщиков и всяких замов. Заход к дяде Пете, звонок от дяди Пети дяде Васе, и мы с дядей Васей сговариваемся на сорок семь рублей. А трёшку забирает дядя Петя. И все довольны. Ну чего, мужики? По топорам?
— По топорам, — решительно согласился Скрипач. — Господи, народ, хорошо-то как!.. Ну как всё хорошо, а? Бертик молодец какая… Ит, а волосы у Дашки ну совсем как тебя.
— Не-а, — покачал головой Ит. — Фэбовские у неё и глаза, и волосы. А завиток на лбу — Бертин. Заметил?
— Заметил… так интересно! — Скрипач отхлебнул портвейна. — Они такие прикольные, когда маленькие. Помнишь, какая Мади в детстве была?
— Цунами это было, — засмеялся Ит. — Самостоятельное. Лет с двух — так и совсем самостоятельное. Она нас с двух лет воспитывала, Фэб. И легли не вовремя, и каши не поели с ней вместе утром, и дверь в подвал со снарягой не закрыли, а к ней друзья приехали с мамами, вдруг зайдут и поранятся… Но в то же время… Она с самого начала очень старалась любить мать, но… у неё не получалось. Она словно бы видела, что мать её не любит. И это… по-моему, это идет за ней до сих пор. Мне она передала, что у Даши будет хорошая мама, не такая, как была у неё самой.
— А я до сих пор вину перед ней чувствую, — понурился Скрипач. — За Орбели. За всё это дерьмо. Хорошо, что у Даши такого дерьма не предвидится.
— Это не то слово, хорошо. Эй, Фэб, куда?
— Да я немного.
— А можно немного — не из горла? — поинтересовался Скрипач, отбирая у Фэба бутылку. Тот возмущенно воззрился на Скрипача, попытавшегося отобрать бутылку обратно, но промахнувшегося. В результате бутылку перехватил Кир.
— Так, по-моему, кого-то развезло от топоров, — констатировал Скрипач. — Фэб, переложи чаем. Топоры, они коварные.
— Ит, правда, чай поставь, — попросил Кир. — Фэб, ну куда, блин?!
Фэб выудил из рюкзака еще одну бутылку, ударом ладони по донышку выбил пробку, и, прежде чем Кир успел схватить и её, отпил из бутылки добрую треть.
— Придурок, — констатировал Кир. — Ребят, там у нас зонд остался, если что?
— Если что, и так промоем, — отмахнулся Скрипач.
— Нет, никто не понимает… — Фэб снова подхватил бутылку и отпил из горлышка. — Я и сам… не того… не понимаю…
— Чего ты не понимаешь? — безнадежно спросил Ит.
— Не понимаю… сколько должно произойти плохого, чтобы случилось хоть что-то хорошее, а? — жалобно спросил Фэб. — Ведь столько всего плохого… зато теперь…