отрела… и всё никак не могла насмотреться. А Даша, пообщавшись с мамой минут пятнадцать, засыпала у той на руках. Потом, много лет спустя, Берта как-то призналась, что эти минуты, когда совсем еще крошечная дочка спала, прижавшись к ней, были для неё самой высшей точкой испытанной за всю жизнь любви.
Ит и Фэб, как выяснилось, чувствовали то же самое — и почти каждый день Берта ощущала их благодарность. Нет, это были не слова, но благодарность присутствовала во всём. От утреннего поцелуя и чашки какао, которое приносил ей Фэб прямо в постель, до свежего белья каждый день и коробочек её любимого рахат-лукума, которые невесть где умудрялся доставать Ит. Благодарность была в жестах, в движении, и в мире, которого Берте так хотелось в эти дни…
Скрипач и Кир не отставали, но всё чаще и чаще Берта видела в глазах у Скрипача умоляющее робкое выражение. У Кира, впрочем, тоже. И когда к ним домой в очередной раз пришла Шанари, Берта попросила её в следующий раз взять аппаратуру — проверить, можно уже или пока что рано. Шанари велела подождать до начала мая, и успокоила Ита, объяснив, что для Санкт-Рены такая ситуация как раз очень распространенная. Многие рожают двоих детей с интервалом в год, или даже чуть меньше. Троих подряд, конечно, не рожает никто. А вот двоих в самый раз.
— Очень правильное решение, — похвалила она. — Во-первых, у вас будет шаг всего лишь в год по возрасту согласия. Если куда-то соберетесь, то уже через восемь лет вы становитесь выездными.
Возраст согласия ребенка — семь лет — по законам Санкт-Рены делал родителей «домашними». То есть в пределах мира дозволялось перемещаться, как заблагорассудится, а вот покидать сам мир нельзя. Конечно, такие вещи, как экстренная эвакуация, были предусмотрены, но если всё нормально, то до семи лет полагалось жить там, где родился ребенок.
Потому что у ребенка должен быть дом, должен быть мир, который он будет помнить самым первым.
— Мы вроде бы пока что никуда не собирались, — возразил Ит.
— Это пока, — пожала плечами Шанари. — В жизни всякое бывает. Во-вторых, у Даши не будет такой ревности к сестре, какой она бывает, когда интервал между детьми большой. В год появление второго ребенка первым переносится легче.
Берта кивнула.
— Да, ревности нам бы не хотелось, — согласилась она.
— Вот именно. В-третьих, Берта сейчас неплохо подготовлена, потому что этот срок мы работали с большим усердием, и сумели накопить неплохой потенциал. Вторая беременность даст нам право поднять этот потенциал еще выше. И — она снова даст тебе, Бертик, положение избранной. В вашей ситуации это неплохо, согласись.
— А еще, это уже в-четвертых, надо пользоваться моментом, пока затишье, — Ит задумался. — Пока есть время. Я очень боюсь, что потом этого времени не будет. Сейчас… я еще болею, поэтому я относительно свободен, и…
— Да, да, да, всё именно так, — покивала Шанари. — Между прочим, я знала, что нечто похожее и получится. Еще тогда, когда мы с тобой шутили про это, помнишь? — спросила она Берту. Та улыбнулась в ответ.
— Было дело.
— Про что шутили? — не понял Ит.
— Про то, что Берта придет к нам через год за второй дочкой.
— Так вы вроде бы при нас шутили, — вспомнил Ит.
— При вас именно что шутили, а вот раньше — поговорили почти серьезно. Мы очень хорошо сошлись, Ит. Я бы хотела провести и вторую беременность тоже. И принять девочку. Мужчины отдали мне роль, и у меня теперь приоритет по этому делу.
Ит восхищенно присвистнул.
— Ничего себе, — заметил он, с уважением посмотрев на Шанари. — А вот это уже сильно. И неожиданно. Павлик ведь выше по статусу.
— Был, — поправила рауф. — Теперь статус равный. Так что пользуйтесь, пока я здесь, и пока я могу продлить этот контракт еще на год.
— Ну что, зайчик, хочешь сестренку? — спросила Берта Дашу, которую держала на руках. — Двоюродных братьев у тебя, считай, уже двое, постарше и помладше. А сестренки нет. Мне кажется, что сестренка будет в самый раз.
Ответом ей была одна из самых замечательных Дашиных улыбок.
— Вот и хорошо, — похвалила Шанари. — Значит, через две недели и приступим.
Джессика родила сына в середине апреля, но почему-то, к большому удивлению и расстройству Берты, сама на связь не вышла. Вышел только Ри, всё рассказал, но тоже как-то смазано и нечетко. Мальчика назвали Виктором, Витей. Ромка брату, кажется, обрадовался — в последнее время он от родителей слегка отдалился, его захватила учеба, а появившийся брат словно бы открыл ему семью заново. Жизнь, по его словам, стала налаживаться, но получалась не совсем такой, как ему хотелось.
От Ромки они, собственно, и узнали большую часть питерских подробностей. И не сказать, что эти новости стопроцентно радовали.
Джессика до сих пор чувствовала за собой вину, хотя все в один голос твердили, что никакой вины нет. Ромка потихоньку рассказал Фэбу, что она, оказывается, иногда даже плачет по ночам, и нет-нет, но принимается обсуждать с ними всеми вопрос, который волнует её больше всего.
— Фэб, она извиниться хочет, понимаешь? — говорил по связи Ромка. — И не может. Папа из Крыма вернулся, ей всё рассказал, а она…
— А она что?
— А она не поверила ему! Она себя убедила в том, что она — предательница. И обманщица. Что предала… ради отца… черт. И что обманывала Берту, тоже ради него. Фэб, может, ты всё-таки как-то ей объяснишь? — Ромка замолчал. Фэб ждал продолжения, но оно не последовало.
— Ром, я попробую, — осторожно ответил Фэб. — Но для этого мне нужно будет приехать. Сейчас, как ты понимаешь, не получится. Но как только будет возможность…
— Когда она будет? — горько спросил Ромка. — Эта её вина… она всё разрушает, понимаешь? Вина, и то, что она не говорила Берте правду так долго. Она сказала, что такой выбор… оказался больше, чем она сама.
— Я понимаю, — ответил Фэб. — И… Ром, я приеду, правда. Постараюсь сделать это летом, не затягивать. Сейчас бесполезно, дети совсем маленькие, и все мы поэтому слишком заняты. Но я приеду, клянусь. Потому что я тоже не хочу, чтобы вот такое стояло между всеми нами.
— Мы будем ждать, — голос Ромки в мгновение ока преобразился. И куда только пропали неуверенность и умоляющие интонации?
— И, пожалуйста, поддержи родителей, — попросил Фэб.
— Обязательно. Привет всем передавай.
— Ром, на всякий случай вызови меня завтра, хорошо? Экзамен же скоро, если ты не забыл.
— Да не забыл я, — отмахнулся Ромка. — Что мне этот экзамен? Главное, чтобы Настя сдала.
— Сдаст, — заверил Фэб. — Она молодец.
В середине мая стали говорить о том, что пора перебираться на природу. В городе уже наступило самое настоящее лето. Даша вроде бы неплохо переносила жару, но Фэб говорил, что жара — это только половина дела, самое плохое в летней Москве — грязный воздух. Результатом этих разговоров стали две подготовительные поездки в Борки, после чего было принято решение: через неделю переезжаем.
Разговор о переезде шел вечером на кухне. Дашу уже уложили, и сейчас сидели все вместе за столом. На столе лежало множество исчирканных листов и полдюжины карандашей — их приволок Скрипач, потому что «порисовать» хотели все. Новые планы комнат, проводка, розетки, светильники, двери — всё требовало не просто обсуждения, а схем, причем точных.
— Как только вы трое уедете, сразу же начнем делать, — справедливо предложил Скрипач. — До осени нужно успеть. Осенью уже точно будет не до ремонта. А тут только со стенами возиться не меньше месяца.
— Согласен, — кивнул Ит. — Что на счет рабочих?
— В принципе, бригада неплохая, но я всё равно хочу это дело контролировать, — Кир нахмурился. — Знаю я, как оно бывает. Чуть недоглядишь…
— Не напоминай, — попросил Фэб. — Народ, я тут посчитал… в общем, у нас остается почти полторы тысячи на дом. Не знаю, что удастся купить, но я предлагаю брать материалы по максимуму, и делать самим.
— Я за, — Скрипач вытащил из пачки чистый лист бумаги. — Нам сейчас главное закрыть первый этаж. Сделаем обрешетку, каркас крыши, зашьем, набросим крышу из чего получится. Это выйдет где-то в тысячу, может, чуть больше.
— Пять тысяч на квартиру, — Берта прикусила губу. — Значит, останется полтысячи. Плюс то, что вы трое заработаете и то, что мне даст Томанов в связи с декретом. Допустим… угу… очень маленький резерв остается, — заметила она. — А вдруг потребуется что-то дополнительно?
— Не думаю, — покачал головой Ит. — Мы заложили полтысячи в резерв по квартире. Более чем достаточно.
— Ну, ладно, — кивнула Берта. — Чаю хочет кто-нибудь?
— Сиди, я сейчас сделаю, — Кир встал. — Ох и накатаемся мы туда-сюда! Здесь ночевать никак не получится, разве что потом, как стены появятся. Ит, запиши там еще статью, пожалуйста. Брезент, нужно будет мебель закрыть.
— А почем сейчас брезент?
— Чтоб я знал…
Со сметой сидели до полуночи, но, в результате, довольны расчетами оказались все. Получалось весьма неплохо. Да, придется в летние месяцы потерпеть неудобства и пожить в бытовке, но игра стоит свеч. Ведь осенью они переедут в чистую квартиру с новенькими стенами, свежими обоями, и безопасными окнами. Комнаты, правда, получатся маленькими, но это не страшно, потому что их главная функция — быть спальнями. А кухню и общий холл можно сделать как раз побольше.
— Купим зайцу велосипед, и она будет кататься в коридоре, — подвел итог ремонтным разговорам Кир. — И рисовать на обоях. А я ей буду помогать. Всю жизнь мечтал рисовать на обоях, но ведь вы, изверги, разве позволите?
— Только попробуй, — погрозил ему кулаком Скрипач. — Ты сначала достань эти обои, на которых рисовать собрался.
— Достану, — отмахнулся Кир. — Мне не впервой.
Часть IIIДар
12Гроза
Год 11.975
Жизнь в бытовке, точнее в крошечном домике, чудом сохранившемся на участке, с трёхмесячным ребенком, без горячей воды, электричества, и элементарных удобств — развлечение не для слабонервных, но они на удивление быстро с этой жизнью освоились. Всё оказалось не так страшно, как думали вначале. Стирку отвозили в Москву, еду приспособились варить на примусе, смесь для Даши грели на спиртовке, да еще и во второй «посылке» оказалось множество полезных вещей, поэтому уже кто-кто, а Даша точно никаких затруднений не испытывала.