— Нужно-нужно, — возражал Кир в ответ на её робкие замечания, что им «вроде бы не холодно». — Еще не хватало зайца простудить!
— Было бы зайцу холодно, заяц бы нам про это давно сообщил, — возражала Берта.
— Ты мать-ехидна, — сердился Скрипач. — Кир, давай на неё еще одно одеяло накинем.
— Да хватит уже! Рыжий, правда!.. Ну куда столько… Фэб, ну скажи ты им… Рыжий, Иту лучше это одеяло отдай.
— Иту одеяло не поможет, — мрачно сообщил Фэб. — Ребят, это серьезно. Его согреть нужно как-то. И быстро. Падает температура.
— Сколько? — с тревогой спросил Кир.
— Тридцать пять.
— Блин.
— Вот и блин.
— Кир, слушай, а где керосин был? — поинтересовался Скрипач.
— Ты его хочешь облить и поджечь, чтобы согрелся? — ехидно спросил Кир.
— Идиот. В лампе почти ничего не осталось, — Скрипач сейчас с тревогой смотрел на уменьшающийся огонек. — И фитиль надо бы новый поставить.
— Керосин был на улице, — Кир хмыкнул. — У меня вопрос: кто поплывет за керосином?
— Тьфу на вас, — зло сказала Берта из-под телогрейки. — Придурки. Так. Давайте по порядку. Что у нас первое?
— Первое у нас вот, — Фэб указал на Ита. — Потому что это первое температуру сейчас держать не может.
— Фэб, ему как-то помочь можно? — с тревогой спросила Берта. — Может быть, попробовать кого-то вызвать?
— На самом деле всё не так плохо, — успокоил Фэб. — Его нужно согреть и дать нормально выспаться. Завтра-послезавтра восстановится. Ничего криминального не произошло, правда. Ну, немного перенапрягся, потому что не рассчитал нагрузку. Плюс жара. Был бы здоров, всё обошлось бы максимум головной болью.
— До здоровья ему пока что далеко, — Скрипач помрачнел. — Значит, первый на очереди Ит. Вторая на очереди Даша, и, соответственно, ты.
— Ага. Что нам нужно? Как-то согреться. Ну и керосин в лампу. Значит, так, — Берта накинула телогрейку поудобнее свободной рукой. — Рыжий, через два участка от нас — дом Дороховых. Время пока что не очень позднее. Смотайся-ка ты к ним, и попроси пустых винных бутылок, желательно с пробками. Больше чем уверена, что у них найдутся.
— А если там нет никого? — резонно спросил Скрипач.
— Есть они там. Ты про скандал от Томанова забыл? Я так поняла, что проконсультировал Ит тогда правнучку Петра Алексеевича. Разве не так?
— Не правнучку, а жену правнука, — поправил Кир. — Я её на пристани раз десять видел, с мужем и коляской. Ладно, Бертик. Уговорила. Рыжий, ты за бутылками, Фэб, сиди с Итом, а я поплыл за керосином и фитилями. Между прочим, у нас где-то валялся старый ковер. Можно прибить его на стену, всё теплее будет.
— Он грязный, — возразила Берта. — И, наверное, вымок.
— А где он? — Кир потер подбородок. — Тут его точно нет.
— Где-то на первом этаже в доме был, кажется… Рыжий, возьми рюкзак. Или ты собрался нести бутылки в руках?
— …да нормально всё, — послышался из-за двери голос Скрипача. В голосе звучало едва ли не ожесточение. — Петр Алексеевич, правда, нормально. Мы…
Скрипач не договорил.
Дверь бытовки распахнулась, и на пороге предстал тот, кого Кир и Берта меньше всего ожидали увидеть — генерал Дорохов собственной персоной. Большой, грузный, он был одет в промокшую плащ-палатку, с которой сейчас капала на пол вода, в руках Петр Алексеевич держал мощный электрический фонарь. За его спиной маячил Скрипач, которому войти так и не удалось, потому что узкая дверь оказалась перекрыта почти полностью.
Дорохов замер на пороге, уставившись на сюрреалистическую картину, которая предстала перед ним внутри небольшого помещения. Глаза у него полезли на лоб.
Посмотреть было на что.
В шатком неровном свете керосиновой лампы перед генералом предстало следующее.
На одной продавленной кровати с панцирной сеткой сидело нечто, напоминающее бабу на чайник — при ближайшем рассмотрение это оказалась Роберта Михайловна в двух телогрейках и под одеялом. На второй такой же кровати лежало что-то непонятное, а рядом с этим непонятным сидел на трехногой ветхой табуретке незнакомый черноволосый рауф, тоже в телогрейке. Еще один рауф, более чем хорошо знакомый, стоял рядом с крошечным столиком, на котором горела спиртовка, и с недоумением смотрел на вошедших.
— Добрый вечер, Петр Алексеевич, — поздоровалась вежливая Берта. — А зачем вы к нам?
Наконец, генерал обрел дар речи.
— Это что еще за на хрен?.. — сиплым басом спросил он. — Кир, ты же погиб.
— Так это когда было, — хмыкнул Кир. — А вы, я вижу, снова геронто прошли?
— В том году, четвертый раз уже… Господи, да что у вас тут делается?!
— У нас тут делается дождь, — невозмутимо пояснила Берта. — Так, слегка. Рыжий, вылей воду из кастрюли, а то она сейчас на пол польется… Петр Алексеевич, да вы проходите, не стойте на пороге. Нам очень неудобно, что так получилось.
— Чего тебе неудобно, Ольшанская?
— Ну… что вы сюда пришли зачем-то.
— Ох-ре-неть, — по слогам произнес Дорохов. — Ну и дела… Вот это да…
— Рыжий, ты бутылки принес? — подал голос Фэб. — Если принес, то налейте воду, кто-нибудь. Я не могу вывести даже не точках. Десять минут, и всё заново.
— Не принес, потому что мне их не дали, — проворчал Скрипач, пытаясь как-то протиснуться мимо генерала внутрь домика. — Петр Алексеевич, позвольте… спасибо… Фэб, я сейчас чаю глотну, и к нему залезу. И ты тоже. Вдвоем согреем.
— А я тогда к Берте, — присовокупил Кир. — Чаю надо, да. Петр Алексеевич, чай будете? Правда, он без сахара.
— Зато есть сухарики, ванильные. Из Москвы, — похвастался Скрипач.
— Так. Всем стоять, — гаркнул, теряя терпение, Дорохов. — Вы ошизели вконец? Это чего такое?!
— Чего — такое? — не понял Скрипач.
— Вот это всё!!!
— Ну… это домик маленький. Мы в нём живем, потому что дом кто-то поуродовал, — объяснил Кир. — Дом мы ремонтируем, правда, медленно, потому что времени мало и денег. Домик слегка протек, потому что он старый. А так вообще-то всё хорошо.
— Всё хорошо, прекрасная маркиза, — пробормотал Дорохов. Поискал, куда бы положить фонарь, не нашел. — Так. Собирайтесь.
— Петр Алексеевич, не надо, мы вообще-то государственные преступники, и общаться с нами нельзя, — предупредила Берта. — Дашик, тшшшш… Спи, зайка… Если можно, не шумите, пожалуйста. Ребенка разбудите.
— Какая такая зайка?.. У тебя там чего — ребенок?!
— Ну да.
— О, боже… Так. Давайте, товарищи государственные преступники. На выход. Давай-давай, Ольшанская. Подъем.
— Не надо, — тут же возразила Берта. — Действительно, не надо!
— Надо! И я не понял, для чего вам бутылки? — вспомнил Петр Алексеевич.
— Грелки сделать, — неохотно пояснил Скрипач. — Ит тут немножко погеройствовал, и…
— Это он, что ли? Ему чего, плохо?
— Немного, — Фэб повернулся к Дорохову. — Днем было хуже.
— Вы вообще кто?
— Фэб Эн-Къера, — Фэб слегка наклонил голову, представляясь. — Скъ’хара Ита, если быть точным.
— Ты общественный скъ`хара… Петр Алексеевич, не нужно, правда, — взмолился Скрипач. — Давайте я лучше от вас бутылки эти принесу, и…
— Агент, молчать, когда старшие по званию распоряжения отдают, — рявкнул Дорохов. — Манатки собрали, и живо к нам. Я, твою мать, русский офицер, и я, по-твоему, могу под дождем на холоде бросить женщину с ребенком и больного человека, что ли? Совсем ополоумел?
— Ясно, — Скрипач осуждающе покачал головой. — Только маленькая проблема. Мы-то дойдем, а они трое не дойдут.
— Я точно не дойду, — подала из-под телогрейки голос Берта. — А в коляску я Дашу не положу под страхом смертной казни. Потому что в коляске она за три минуты утонет. Так что мы остаемся тут.
— Слушай, давай я вас двоих на руках донесу? — предложил Кир. — Тут ведь не очень далеко?
— Меньше километра, — пожал плечами Скрипач.
— Фигня какая. Рыжий, сложи вещи, которые на ночь нужны, и мы двинулись.
— А Ит? — резонно спросил Скрипач.
— А чего — Ит? — не понял Петр Алексеевич.
— Ну, скажем так, ему от холода становится плохо, — пояснил Фэб. — Идти он не сможет. И, боюсь…
— Бояться не надо, делать надо, — проворчал Дорохов. — Скрипач, давай тоже к нам, скажи Юрке, чтобы придумал из чего-то носилки. Он знает, как сделать. Надо-то всего ничего. Две палки подлиннее, да пальто старое. Дотащим вместе с матрасом и одеялом, раз холод ему нельзя. Эка невидаль.
Первой отправили Берту с Дашей, получасом позже Фэб и Скрипач на импровизированных носилках перенесли к Дороховым Ита. Идти пришлось под проливным дождем, и Фэб, пока шли, изнервничался, он боялся, что Иту от такой дороги станет еще хуже. Но когда пришли…
В доме большого семейства генерала было жарко. Из-за плохой погоды дом хорошенько протопили — позже Дорохов рассказал, что обычно они так топят только осенью и зимой, но сейчас решили не рисковать, праправнук совсем еще мелкий, простудить не хочется — и теперь везде, где только можно, плавилось тонкое сухое тепло, которое, кажется, бывает только в таких добротных деревянных больших домах. Когда зашли в ярко освещенную прихожую, Дорохов первым делом скинул плащ-палатку, а потом гаркнул:
— Алька, Юрка, вы комнаты определили им?
В прихожую вышла молодая крупная женщина, сероглазая, русоволосая — та самая давешняя собеседница Берты и Ита. Одета она была в махровый пушистый халат явно не российского производства и в кокетливые розовые тапочки.
— Папа, не кричите, Ваню разбудите, — попросила она. — Комнаты да, определили. Сейчас постелем. А девочка у них какая хорошенькая, прямо действительно зайчик.
— Аля, потом про девочку, — на несколько тонов ниже произнес Петр Алексеевич. — Тут человеку плохо, а тебе лишь бы с детями сюсюкаться.
— С человеком всё нормально, — заверил Фэб. Он сидел на корточках рядом с Итом, и прижимал релаксационную точку. — Ему просто нужно согреться. Через полчаса эти симптомы сами уйдут.