Он провел губами по ее щеке. Пожалуй, сейчас он ее даже любил. Впрочем, он любил всех своих женщин, любил именно в такие моменты, когда испытывал к ним благодарную нежность, когда казалось, что вся предыдущая жизнь была нужна только для этой тихой минуты.
Ему не хотелось думать о том, что будет завтра. Завтра раскрутится цепь событий, завтра предстоят тревожные минуты, он начнет приводить в исполнение собственный приговор, давно им вынесенный и долгожданный.
Когда-то он считал, что оказаться правой рукой у Петра Сапрыкина – большая удача. Петр обладал поразительной интуицией на незанятые тематические ниши и умел необъяснимым образом заводить и сохранять нужные знакомства. Последнее поражало Анатолия больше всего, поскольку Сапрыкин всегда был немногословен, неулыбчив и начисто лишен внешнего обаяния. Иногда у Анатолия сжималось сердце, когда директор начинал совсем неподобающим образом, чуть ли не грубо, разговаривать с людьми, которых можно только благоговейно слушать в силу занимаемого ими положения. Но что самое удивительное, разговоры всегда заканчивались успешно. Всегда. Конечно, Петр правила игры знал, всем, кому нужно, отстегивал вполне соответствующие чину суммы, но ведь и другие готовы были отстегнуть, однако держаться на плаву получалось далеко не у всех.
Сапрыкин долгое время казался Анатолию танком, в любых условиях проторяющим колдобистый путь. А сам должен был спокойно идти за танком. Эта роль перестала его устраивать, когда он увидел жену Сапрыкина. Александрина как будто была ценником, висевшим на Петре, как на костюме в магазине, и эта цена была очень высокой. Такой высокой, что простить ее своему директору Анатолий не мог.
Тогда и родилась у него идея отнять у Петра все: и фирму, и жену, и деньги. Сначала идея эта казалась ему фантастической, абсолютно нереальной и несбыточной, но шло время, и идея перерастала во вполне конкретный план.
Анатолий Константинович достал из-под одеяла Дашину руку, поцеловал пальчики, потом ладонь, улыбнулся и стал выбираться из постели.
Жалко Дарью. Скорее бы все кончилось.
Петр вернется не раньше чем через неделю, а к тому времени все уже будет кончено, никакой фирмы у Сапрыкина больше не будет, и денег тоже, и месть его никого не испугает.
Опасность представляла только одна Наталья Калганова. Если она расскажет Петру о его, Анатолия, встрече с налоговиком, пожалуй, можно и под следствие загреметь. Выдрин передернул плечами, отгоняя неприятную мысль. Все будет хорошо. Он все успеет.
– Чаю хочешь, Дашенька?
Танечка в задумчивости смотрела из окна во двор, даже свет не зажгла, хотя уже совсем стемнело. Она не поленилась, поднялась к самому чердаку, когда услышала из приоткрытой двери, как Вадим велит девице и ребенку подниматься наверх. Дверь на чердак была заперта, и это озадачило ее еще больше. Показать ребенку чердак было бы вполне естественно, дети вроде бы такое любят, но запереть за собой дверь? Зачем?
Нужно выпить чаю. Она спустилась домой, зажгла газ под чайником и опять подошла к окну. Ничего интересного в темном мокром дворе не было, только какие-то парни стояли около старой «Нивы», изредка прохаживаясь по дорожке под окнами, видно, устали сидеть в машине. А ведь они давно здесь торчат, вспомнила Танечка. Господи! Уж не их ли испугался Вадим, так что вниз спустился, а из подъезда не вышел? Танечка чуть не пропустила самое интересное, смотрела в окно, дожидалась, когда Вадька наконец появится, пока не догадалась опять послушать, что происходит в подъезде.
Чайник закипел, она налила себе чаю в изумительную французскую чашку, достала из холодильника «картошку», подумала немного, глядя на аппетитное пирожное, и решила не отказывать себе в небольшом удовольствии. В последнее время вес она набирала стремительно, но полнота, нет, не полнота – пока только отсутствие худобы, ей шла. Да и не случится ничего от одного-то пирожного.
Увиденное и услышанное нужно было осмыслить, и Танечка, не торопясь, начала анализировать информацию.
Прошло больше часа, а Вадим с девицей и ребенком так и не возвратились, Танечка даже устала, без конца бегая от двери к окну.
Они что, ушли через чердак? Или прячутся там? До сих пор она думала, что такое бывает только в детективных фильмах. И ведь ничего необычного около дома не наблюдалось, разве что парни на «Ниве». С какой стати они станут угрожать Вадиму? Да ни с какой, она про Вадима знает все, связаться с какой-нибудь шпаной он никак не мог.
Значит, девица? Тоже странно, на вид вроде бы интеллигентная, на шлюху не похожа, на какую-нибудь карманницу тоже… Впрочем, карманниц Танечка никогда не видела, да и шлюх тоже.
Вообще-то, мужики в «Ниве» на бандитов не походили, парни как парни, окурки под ноги не бросают, на асфальт не сплевывают…
Танечка решительно отошла от окна, мимоходом посмотрела в зеркало – макияж в порядке, натянула сапожки и куртку и пошла пешком по лестнице – для дополнительной гимнастики.
Она как раз проходила мимо Вадькиной «Хонды», когда один из парней, тот, что повыше – она их так про себя и называла: «повыше» и «пониже», – зачем-то разглядывал соседскую машину. Ничего пугающего в молодом человеке не было, и Танечка замедлила шаг.
– Не знаете, где хозяина найти? – заметив ее, улыбнулся парень.
Он оказался симпатичным, даже красивым, и Танечка остановилась.
– А зачем он вам?
– Мы его поцарапали на днях, долг хотели вернуть, – кивнул на машину парень, и Танечка отчетливо поняла – врет.
Она как будто задумалась, даже губы покусала.
– Он ушел с час назад.
Как-то незаметно рядом оказался и второй, «пониже», и Танечке сделалось вдруг неуютно.
– Странно, – опять улыбнулся первый, – мы его давно ждем, а не видели.
Она пожала плечами – не видели и не видели, мне какое дело? И вдруг, совершенно неожиданно для себя, Танечка сказала, словно раздумывая:
– У него вообще-то тетка недалеко живет. В том доме, видите? В зеленом, там еще универсам на первом этаже.
– А квартиру не знаете? – Теперь тот, что «пониже», передвинулся совсем близко. Танечке даже пришлось отступить.
– Конечно, не знаю. Зачем мне? – Она вдруг пожалела, что разговорилась с этими дураками и что вообще спустилась вниз, резко повернулась и пошла назад к подъезду.
Парни ее не удерживали, и, войдя в подъезд, она совсем успокоилась.
У Вадима ничего общего с этими, на «Ниве», быть не может, это Танечка понимала. Парни довольно примитивны, а Вадим… с гонором. Значит, ищут они девицу – как ее? – Наташу. Танечка слышала, как Вадим назвал девку, поднимаясь на чердак. А с какой стати нормального человека разыскивать? Наверняка в чем-то она замешана, в какой-нибудь криминальной гадости. Танечка даже передернула плечами. С девкой, которая с криминалом путается, Вадим дела иметь не станет. Никогда. Не такой он человек, в людях Танечка разбиралась отлично и знала за собой эту замечательную особенность. Так что Наташа эта ей не соперница.
Ну а Вадима за то, что он ее, Танечку, почти что отверг, она еще накажет. Мало ему не покажется!
Правда, сначала Вадима надо вернуть.
– О-о, печенье. Хочешь? – Вершинин обрадованно достал из кухонного буфета нераспечатанную красивую пачку итальянского печенья, поразглядывал обертку и прочитал: – С черной смородиной.
– Нет, спасибо. Чаю еще, если можно, – покачала головой Наташа. Она почему-то все никак не могла напиться.
– Можно. Отчего же нельзя? Сережа, хочешь печенья? – крикнул Вадим сидящему в комнате за компьютером мальчику.
– Нет, спасибо, – отказался тот, прибежав в кухню, и остановился в дверях, улыбаясь.
Хороший мальчишка, опять подумал Вадим.
– Ну, как знаешь, а я, пожалуй, буду.
Он в очередной раз зажег газ под чайником и уселся за стол напротив Наташи.
– Твоя тетя на нас не обидится? Мы ее совсем объели. – Наташа улыбалась, чувствуя неловкость. Вадиму очень хотелось протянуть руку и дотронуться до ее волос, но он не решился.
– Не обидится.
Она опустила глаза и покрутила в руках пустую чашку.
– Не обидится, потому что мы с ней друг друга очень любим, – объяснил он, улыбаясь. Ему все время хотелось улыбаться, раньше он за собой такого не замечал. И о любви никогда ни с кем не говорил, даже о любви к собственной тетке.
У деда и бабушки такие разговоры были не приняты, а кроме них и Зои Вадим никого не любил. Женщины были, но говорить о любви ему в голову не приходило. Нужно сказать Наташе, что она моя судьба. Он бы и сказал, если бы за стеной восьмилетний мальчик, сидя за компьютером, не стрелял по инопланетянам.
Вадим выключил чайник и заварил новый чай. Подождал немного и разлил по чашкам себе и Наташе.
Почему-то все, что он делал, ей очень нравилось. Нравилось, как неловко он высыпал печенье на первую попавшуюся тарелку, а потом, подумав, пересыпал в небольшую хрустальную вазочку. Нравилось, что чай он пьет очень крепкий и сладкий, и даже то, что кофе он не любит, никогда не пьет и варить не умеет, о чем он их с Сережей сразу предупредил. Сережа кофе тоже терпеть не мог, даже с молоком, Наташе было все равно, что пить, и они стали пить чай.
– Тебе нравится в фирме работать?
– В фирме? – отчего-то удивилась она. – Нравится. Правда, раньше лучше было. Раньше фирма была маленькая, все друг друга хорошо знали. Выручали по необходимости. А сейчас больше ста человек, не поймешь, кто чем занимается. И все почти блатные, то есть по знакомству устроились.
Раньше Петр Михайлович все проекты контролировал сам, точно знал, кто на что способен, бездельников увольнял, склок не допускал, специалистами дорожил. Теперь же проекты были в руках начальников отделов, появились любимчики и неугодные, «свои» и «чужие», склоки стали обычным делом, и Наташе уже давно казалось странным, что Сапрыкин не замечает, как изменилось в худшую сторону его детище.
– У нас директор очень хороший. Сережин папа. Если бы не он, я бы, наверное, уже уволилась.