Дар — страница 9 из 24

Он, например, не замечал за собой способности искренне, чисто, без примеси злобы, любить. Да и думать особенно не умел, а научиться не стремился.

Наверное, душа у террориста находится в заднице. Иначе откуда берётся это адское желание на…ть на окружающий мир?

Он почти радостно ухмыльнулся. Скоро, скоро всем мучениям придёт конец.

И наступит новая, счастливая жизнь.

У неё. У той девушки, на счёт которой он перечислит все полученные за теракт деньги.

Пусть живёт и наслаждается восходами и закатами. Рожает детей.

Уж она-то ни за что, ни за какие доллары не прервёт чужую жизнь. Не откажется от ребёнка.

Он шёл к финалу собственного бытия почти совершенно счастливым.

Откуда ему было знать, что данное счастье явилось отголоском откупа, совершаемого им за почти содеянный грех?

За грех своей матери, однажды оставившей его без родной любви и ласки, на попечение равнодушным и чёрствым людям.

Воистину, дети расплачиваются за грехи родителей.

Он не думал о справедливости данного закона.

Он есть, был и будет в мире, миллионы лет существовавшем и ещё столько же просуществующем без него.

У них разные дороги, у него и мира.

Глава 16. Номер 1. Реальность А

Дорога словно была создана из рытвин и камней. Он бежал по ней, спотыкаясь на каждом шагу.

Странно, ведь тротуар недавно выстелили заново. Запах свежего асфальта возбуждал и без того взведённые до предела нервы.

Чего нервничать-то? Ответ на вопрос витал вокруг головы незримой, но неприятно навязчивой тенью.

До того навязчивой, что порой ему казалось, что слева по тротуару скачет не одна, а целых две тени.

Споткнувшись в очередной раз, он упал на колено, разодрав брюки. Из дыры поползла струйка алой крови.

Но ни кровь, ни боль, ни испорченный наряд не вызвал в нём какого-либо отклика.

А вот вид тени двурогой, прицепившейся к его собственной, напугала почти до полусмерти.

Перекрестившись, он кинул опасливый взгляд влево.

Чужая тень исчезла. Но холодный ветер, с внезапной яростью бросившийся в лицо из пекла летней жары, заставил вскочить на ноги и опрометью кинуться вперёд.

Он бежал так, словно на кону стояла сама его жизнь.

Словно это мог быть последний забег по дороге материального мира.

В существование души он верил. Но очень боялся признаться себе, что куда больше верил в существование не Бога, а дьявола.

Потому что никогда не хотел действительно любить сотворимый Им мир.

Но ненавидел с превеликим, почти извращенским удовольствием.

Как можно любить мир, в котором собрано столько страданий и боли?!

И кто является настоящим творцом царящего в мире мрака и хаоса?

Конечно, не Бог.

А он всегда боялся смерти.

И поэтому глубоко в душе давно примкнул к истинному хозяину ада на Земле. К олицетворению смерти. Хочешь победить страх – загляни ему прямо в лицо!

Он не знал лица выбранного им Хозяина.

Но служил ему безотказно.

А это было лёгкое и приятное служение! Играть в любовь, притворяться праведным.

Наращивать гордыню.

Наслаждаться запретными плодами мира под прикрытием благих дел.

Но вот только он не понимал, отчего сегодняшний путь был настолько труден.

Обычно каждый новый день оказывался легче и приятнее предыдущего.

Хозяин отвернулся от него?

За что?

Сердце разрывалось от ужаса при каждом новом спотыкании.

Что-то идёт не так.

И чтобы вернуть вдруг утраченную благосклонность Хозяина, он был готов совершить любое деяние.

Зло во имя блага.

Справедливо. В этом мире у каждого своя правда и у каждого своё благо. Как и зло каждый понимает по-своему.

Хаос и тьма – удел мира эгоизма и бесконечного самооправдания.

Глава 17. Номер 1. Реальность В

Учитель накажет его, непременно накажет. Предвкушение сладостной боли гнало его вперёд.

Он сделает своё дело. Так же небезупречно, как и раньше.

Так же наказуемо. Предсказуемо наказуемо.

Зона личного комфорта, из которой он ни за что не желал выбираться.

Даже под угрозой по-настоящему болезненного наказания. Особенно по этой самой причине.

Почему? Иногда физическое насилие лучше всего прочего помогает подавить боль душевную.

А душой он не любил болеть никогда.

Душа у него есть, он это чувствовал. Но отчего-то она постоянно проявлялась только в моменты наивысшего страдания.

Он устал от страдания. Он заслужил место в Раю.

И он всё сделает, для того чтобы обрести своё законное местечко в обители вечного наслаждения.

Разве он не заслужил, ценой верной и многолетней службы, подлинного наслаждения?

Места, где боль и страх, эти вечные тени его бытия, растворились бы в прошлом без остатка.

Места, где он бы смог, наконец, стать и быть просто самим собой.

Тем, кто наслаждается чужой болью и кровью.

Воистину, он заслужил возможность кайфовать от власти над жизнью соседнего существа.

Он заслужил право на разрушение другой жизни.

Смерть – его исконное право.

И он намеревался с безжалостным успехом применять заслуженное право на слабейших телом и духом, ничтожных и ненужных людях.

Смерть раньше всего забирает невразумительных и слабых духом.

А он сам собирался жить и жить.

За счёт этих неудачников, разумеется.

Глава 18. Номер 1. Круговорот реальностей

Со сцены он увидел её. Вдруг. Вдруг душа осветилась столь яркой вспышкой света, что на мгновение ослепла.

А когда он вновь обрёл способность видеть, она по-прежнему сидела перед ним.

Но не одна.

Трое мужчин окружили её присутствие стеной непрозрачной тьмы.

Двое по бокам и один впереди.

Тот, что впереди, мешал лицезреть её больше других.

Он, вернее, его тень, притягивала внимание игрой волшебных цветов.

А её лик пропадал, растворялся в обманчивой игре создаваемых им переливов.

Вдруг, взглянув прямо на него, мужчина перекрестился.

Другой, подхватив эстафету, сложил руки в просящей молитве.

Третий обнажённо-недобро усмехнулся и скрестил руки на груди.

По телу пробежала, карябая кожу острыми коготками, дрожь дурного предчувствия.

Все трое мужчин были откровенно фальшивыми. Но, кажется, сами не замечали щедро источаемой неискренности.

Он единственный случился настоящим среди них. Настоящим мужчиной, Настоящим другом. Настоящим человеком.

Он с нарастающим волнением вглядывался в девушку в партере.

Никогда за всю свою жизнь он не видел столь живой и интересной собеседницы.

Да, они молчали, глядя здесь и сейчас друг на друга.

Молчали их тела. Но их души вели оживлённую и полную искренности беседу.

Даже если бы он захотел, не смог бы пересказать дословно содержание их разговора.

Но уцепил сознанием, сохранил в памяти и оживлял вновь и вновь одну и ту же фразу.

Одну её фразу.

Лишь одну.

«Спаси себя, и тем самым ты спасёшь всех нас».

И он ринулся спасать локально очерченное Мироздание.

А разве возможно было поступить иначе?

Нет.

Вот и он поступил по-своему. Как положено.


Грянула музыка. На секунду сердце остановилось, но, подхваченное ритмом сбалансированного звукового хаоса, бешено забилось снова.

Он протёр глаза, едва не выронив микрофон. Не беда, фонограмма не сфальшивит.

Бросил в зал ищущий взгляд. Судорожно сглотнул.

Открывал и закрывал рот автоматически, подчиняясь годами усовершенствованным рефлексам. Звучит музыка – двигай губами.

Он и двигал губами и глазами. Однако картинка не менялась.

Девушка сидела в кресле в окружении пожилой дамы и не более юного джентльмена.

Никаких агрессивно настроенных по отношению к нему мужчин в радиусе действия её парфюма он не отметил.

Как и положено, скорее отыграл, чем отпел, первую часть концерта.

Собрал зрительскую дань в виде роскошно недорогих букетиков коматозных цветов.

Удалился в сомнительный уют разношенной габаритами известных и никому не ведомых артистов гримёрки.

Плеснул в стакан столовую ложку оливкового масла вкупе с одной, двумя… да кто их, в конце концов, считает?! ложками грузинского коньяка.

Выдохнув, одним махом влил в себя это чудодейственное средство для восстановления голосовых связок. Кому какая разница, пел он вживую или вживую лишь изображал пение?!

Открыл дверь, намереваясь пройти к сцене в ожидании своего выхода после танцевального номера.

И увидел его.

Он стоял возле двери напротив и тихо плакал. Услышав скрип несмазанных петель, обернулся.

На его лице светилась улыбка счастья.

Холодный пот прошиб наблюдателя.

Вздрогнув, он ринулся к нежданному визави.

Голос из глубин души кричал, захлебываясь от ужаса: «Скорее! Ей нужна твоя помощь!»

Его пальцы впились в горло чужака. Того самого, кто насмехался над ним, утрируя роль любви в этом мире. Раздался негромкий мелодичный звук.

Теперь он сложит руки на груди в прощальном жесте! Из неподвижности мёртвого тела, свыкшегося с реальностью гроба.

Острая боль пронзила его. В изумлении он уставился на свои пальцы, до крови впившиеся друг в друга.

А чужак исчез.

Он сделал шаг назад и чуть не упал, споткнувшись обо что-то.

Поднеся к глазам препятствующий его движениям предмет, он прочитал: «Цианистый калий».

Склянка с повторным звоном покатилась по равнодушной реальности псевдодубового паркета.

А кто в этом мире ждёт истину?

Жить во лжи самому себе намного приятнее.

Подавив подступивший к горлу крик, он побежал по коридору.


До выхода на сцену оставалось полторы минуты.

Внутренний голос, натренированный годами практических выступлений, чётким маршем отсчитывал мгновения до Сцены.

Сцена. Известность. И растворение в ней своей личности притягивали его всегда, сколько он себя знал.

Секунды отмерялись сердцем каждым новым ударом.