Мартин затормозил у самого крыльца родного особняка и, спешившись, вошёл внутрь. Кивнув выглянувшей матери, быстро взбежал по лестнице вверх. Мать только вздохнула и проводила сына печальным взглядом. Юный дворянин так давно не был дома и даже сейчас не задержался обнять её. Не раздеваясь и не снимая сапог Мартин направился прямиком в библиотеку. Ему нужны были новые книги. Он прочитал уже всё, что привез с собой во дворец, но так и не нашёл способ помочь Леоне. Мартин задумчиво нахмурился. Кто же всё-таки посмел бороться с ним за любовь королевы? Как бы юноша не отбрасывал дурные мысли, его злили и чужие цветы, и знаки внимания. Сейчас, когда он тратил всё своё время на просиживание за дурацкими фолиантами и изо всех сил играл из себя благородного спасителя, кто-то имел наглость посягать на его заслуженную награду. Мартин скривился и свернул в просто обставленный коридор. Только узнать бы, кто его соперник, и он бы придумал, как очернить того в глазах Леоны. Уж на такую борьбу хватит и имеющихся фолиантов. Мартин зло ухмыльнулся и толкнул дверь в библиотеку. Леона должна быть с ним. И видит небо, будет.
В библиотеке стоял полумрак — мать, как всегда, экономила свечи. Стоящий на столе канделябр освещал одиноким огоньком небольшой пятачок пространства, стены же и стеллажи тонули во мраке. Мартин вошёл внутрь, напрягая глаза, чтобы что-нибудь разглядеть. Книги. Последнее, что осталось у великой ранее дворянской фамилии. Отцу предлагали продать их в королевскую библиотеку за высокую цену. Тогда Мервеи гордо отказались, и маленький ещё Мартин был согласен с родителями. Пускай они терпят не лучшие годы, пускай потеряли всё — честь дороже любых денег. Идею сделать из ценного хранилища публичную платную читальню они тоже с презрением отвергли, и теперь все эти невероятные тайные фолианты принадлежали лишь им одним. Мартин в который раз украдкой вздохнул. Ну почему, почему он не унаследовал силу предков?! Какая польза от знаний, которые нельзя применить на практике?
Подхватив со стола подсвечник, Мартин пошёл вдоль шкафов, извлекая из рядов книг всё, за что цеплялся взгляд. Набрав стопку, которую с трудом удерживал на весу, юноша вернулся к столу. Отодвинув уже лежащий на нём томик, Мартин открыл первую книгу и принялся за изучение оглавления. Беглым, но цепким взглядом он выхватывал всё, что могло пригодиться, листал нужные разделы, ещё не читая, а лишь силясь понять, будет ли книга полезна. Просмотрев всю стопку, Мартин тяжело вздохнул и отодвинул её в сторону. Снова не то. На страницах описывалось великое множество полезных и нужных чар, но ничто из этого не годилось для борьбы с Рикардом. Юноша зло ударил кулаком по поверхности стола. Он не знал, что делать. Пламя свечи гоняло по столешнице зыбкие тени, темнота, обволакивающая шкафы, дрожала как в бреду. Краем глаза Мартин заметил лежащую с самого начала рядом раскрытую книгу и без особого интереса придвинул её к себе. Откуда она здесь взялась? Почему открыта, почему не на полке? Мартин равнодушно взглянул на страницу и вздрогнул. Вверху листа виднелось название главы: "Огненные гончие". Под заголовком расположилось изображение огромных мощных зверей с клыкастыми пастями и злющими глазами. Чувствуя невольный трепет, Мартин побежал взглядом по строчкам, читая. Когда он закончил, глаза юноши светились торжеством победителя. Он встал, подобрал со стола драгоценную книгу и, забыв про остальную стопку, поспешил к выходу. Теперь он вспомнил, что сам оставил фолиант на столе в прошлый визит. Кто бы мог подумать! Если бы он тогда дочитал книгу до конца, насколько раньше он спас бы Леону и стал её мужем! Злорадно усмехнувшись, Мартин вышел из библиотеки, прижимая книгу к груди. Наконец-то Рикард попался. Прикрыв за собой дверь, юноша поспешил по коридору, чувствуя жестокую радость, распирающую его изнутри. Конечно, сам он не сможет провести описанный ритуал — сил не хватит — но это не страшно. Мимолетно кивнув печальной матери, Мартин вышел из дома и вскочил в седло. Вихрь заржал и помчался по улице в сторону дворца. Мартин с улыбкой прижал к себе найденное сокровище. Теперь он точно обыграет своего соперника. И станет единственным из рода Мервеев, вознесшимся столь высоко.
Рикард вошёл в хранилище с такой лёгкостью, что это превращалось в насмешку. Ему даже не пришлось обходить защиту — Знак сам впустил чужака. Как только Рикард приблизился к двери, та гостеприимно распахнулась навстречу, словно его ждали. Маг усмехнулся, разглядывая приглашающе открытый вход. Кажется, сегодня их разговор обещал быть интересным. Не медля ни секунды Рикард вошёл внутрь, и дверь тут же захлопнулась за его спиной, как крышка мышеловки. Юноша снова улыбнулся. Посмотрим ещё, кто здесь мышь, а кто кот.
Хранилище было залито светом до краёв. Комната утопала в его лучах, грозящих захлестнуть долгожданного гостя, ослепить, обездвижить. Огненные тигры жались по углам, изредка порыкивая на пришельца. Они хорошо помнили мага и боялись его силы. Посреди хранилища злорадно мерцал Знак. Его сияние то угасало, то разгоралось сильнее и казалось, что он торжествует. Рикард даже знал, чем вызвано такое настроение волшебного предмета. Королева наконец использовала его силу, чтобы дать отпор захватчику. Знак упивался своим превосходством над врагом и явно предвкушал скорую победу. Рикард медленно, осторожно прошёл через зал, словно хищник, крадушийся к добыче. Спрятавшись за напускным равнодушием, он напряженно следил за происходящим. Ему предстояла сложнейшая игра, в которой нельзя было ошибиться. Что ж. Рикард мысленно рассмеялся. Не первый раз, справится. Когда всё зависит лишь от тебя самого, любой план становится только надёжнее.
Рикард остановился у Знака. Обычно окрашенный в разные оттенки, сейчас он мерцал лишь тремя: рыжим на лепестках, тёмно-серым вдоль стебля, красным на прожилках листьев. Улыбнувшись, Рикард склонил голову в лёгком, скорее формальном поклоне. Лепестки гневно всколыхнулись, и тогда Рикард протянул руки, погружая пальцы прямо внутрь Знака.
Разъярённая магия обрушилась на юношу всей мощью. Знак взвился диким пламенем, и по жилам Рикарда расплавленной лавой потекла сила первых королей. Он ослеп, оглох, мысли бились в агонии. Рикард стиснул зубы и закрыл невидящие глаза, чувствуя, как чужое сознание вторгается в мозг, стремясь подчинить и уничтожить. Знак вытягивал на свет все его воспоминания и чувства, желая полностью раскрыть тайны захватчика перед тем, как одолеет его. Рикард глухо застонал и его защита ослабла. Сознание тут же понесло куда-то, на мысли обрушилась лавина эмоций и ощущений. Он будто снова висел в проклятой пропасти, чувствуя, как та пожирает его "Я", только теперь проносящаяся перед глазами жизнь стала гораздо длиннее.
Как единое целое он и Знак пролистывали в обратном порядке вереницу прожитых Рикардом лет. События проносились мимо смутной неразличимой лентой, и лишь некоторые картины вспыхивали ярко, как портреты на стенах родовых поместий. В такие моменты юноша чувствовал, что странным образом раздваивается. Он находился внутри воспоминания, переживая его вновь, и в то же время был частью того сознания, которое жадно изучало прошлое жертвы. Рикард чувствовал себя и актёром, и зрителем, и эти два восприятия сливались в одно, пугая и завораживая.
Он снова шёл по площади с Леоной. Ветер трепал его волосы и овевал лицо приятной прохладой. Рикарду было хорошо как никогда, а душа пела от пьянящего чувства восторга. Он смотрел на идущую рядом девушку и видел в её взгляде всё то, что испытывал сам. Это было волшебно и в то же время пробуждало в сердце слабый азарт охотника. Смесь эмоций захлестнула Рикарда с головой, а потом развеялась, уступив место другому азарту — злому, хищному, жестокому. Он ощутил мрачную радость, разливающуюся по венам, удовлетворение от собственной долгожданной победы взвилось в душе диким лесным пожаром. Перед глазами стояло лицо давнего знакомого, искажённое страхом и трусливой мольбой. Человек всё порывался подползти к нему прямо на коленях, схватить за ноги, бормотал срывающимся голосом просьбы. Рикард вновь испытывал чувство брезгливости, вновь отдавал приказ стае — и к наслаждению местью примешивался гнев незримого наблюдателя. Дальше картины замелькали с невероятной скоростью — страны, люди, Мефет, с каждым разговором становившийся в его голове всё моложе. Шквал воспоминаний обрушился на Рикарда, грозясь свести с ума. Его бросило в дрожь от внезапно нахлынувшей мучительной боли сгорающих заживо рук. Страшное ощущение исчезло стремительно, как захлестнувшая ноги морская волна. Словно тонущего в бездну его швырнуло в невыносимый холод. Он снова был ребёнком, а Хорванда — чужой страной. Холод и голод терзали тело и Рикард ощущал это так отчётливо, словно и не было двадцати лет, разделивших настоящее и прошлое. Ноябрьский ветер завывал в комнатах, задувая в каждую щель крыши. Перед глазами плыли старые стены, грязные полы, пыльные окна. Даже чужое сознание дрогнуло, изумленное уродливостью этого места. Рикард снова чувствовал через худой матрас каждый выступ шершавого пола. Мать обнимала его так крепко, что он улавливал слабую дрожь, бьющую её тело. Рикард повернул голову, пытаясь всмотреться в темноту, тогда ещё не ставшую родной. Рядом шевелились созданные им чудовища с мускулистыми лапами и широкими мордами. Рикард протянул вперёд руку, посылая к ним волну сильной, живительной, тёплой магии — последнее хорошее, на что он тогда был способен. Через минуту он вместе с родителями прижался к костлявому, стремительно теплеющему боку существа, по велению господина обретающему материальность.
Мысли исчезали как слёзы, упавшие в озеро. Загипнотизированное лентой его жизни, вторгнувшееся сознание неспешно приступило к следующим воспоминаниям. Эти воспоминания пахли ужасом и били по нервам стремительной ночной гонкой. В них звучали злой смех множества голосов, рычание созданных ребёнком лошадей, вскрики и всхлипы. Как сотни раз в кошмарах, его швырнуло вниз на дно Пропасти, отнимающей у мага силу и душу, только теперь вместе с ним падал невольный зритель давних событий. Рикард чувствовал, как к собственному застарелому ужасу примешивается совершенно чужая растерянность. Они вместе ступили на мостовую Румии и увидели короля Гильема, торжественно клянущегося ребёнку в исполнении своей части соглашения. Растерянность возросла многократно. Сейчас Рикард был частью другого мозга, и этот мозг не понимал поступка короля.