ать бы не смогла. Зажмурившись, она зажала уши руками, чувствуя, как гул отдается вибрацией во всем теле.
Рядом заорал Валера:
– Ты с ума сошел?!
И Ева расслышала его крик, несмотря на то что прижимала ладони к ушам. Побледневший Валера бросился на Жарова с таким видом, будто собирался его ударить, но застыл на полпути, когда из угла, в котором сидела жар-птица, полыхнуло ярким светом. Жар-птица сияла, как елочная гирлянда, и цвет ее менялся от холодного серебристого до ярко-алого.
– Ничего себе! – ахнула Кристина, а Ева почувствовала, что вибрация затихает, будто маятник замедляет свой ход.
Когда звук стих окончательно, Ева, опустив руки, выдохнула и оглянулась на стоявших рядом с ней девочек. Те во все глаза смотрели на жар-птицу. Лишь Лика, успевшая, оказывается, подойти, стояла, зажмурившись, и что-то беззвучно шептала.
В наступившей тишине Валера Голосов четко произнес:
– Ты идиот, Женя.
– А за идиота ответишь, – огрызнулся Жаров, впрочем, Ева видела, что на самом деле он испуган.
Сгрудившиеся у кафедры мальчишки заржали и что-то сказали Валере. Ева, у которой все еще гудело в голове, их слов не расслышала. Валера опустился на парту, возле которой стоял, и, покачав головой, сказал:
– Надейся, что этим все закончилось.
И стоило ему замолчать, как тишину разрезал пронзительный свист. Такой громкий, что у Евы едва не лопнули барабанные перепонки. Она снова зажала уши, но зажмуриваться не стала, поэтому видела, как Валера вскочил с парты и бросился к выходу. Это словно послужило сигналом. Девочки рядом с Евой завизжали и тоже побежали к двери, но не успели: откуда-то сверху посыпались искры, преградившие им путь. Задрав голову, Ева увидела, что змейка, которую она приняла за резную деталь дощатого потолка, извивается и искрится. Мальчишки, стоявшие у кафедры, успели выбежать из кабинета. Все, кроме Жарова, который, застыв, таращился на змейку.
Жар-птица свистела, змейка сыпала искрами, девочки визжали. Определенно не так представляла себе Ева свой первый день в волшебной школе.
– Нужно что-то сделать! – закричала она, оборачиваясь к Лике, все еще стоявшей рядом.
– Что именно? – стараясь перекрыть шум, спросила та.
В этот момент искры с потолка наконец перестали сыпаться, и девчонки бросились к выходу. Увидев, что путь свободен, Лика схватила Еву за руку и потащила к двери. И в это время переставшая искрить змейка выплюнула огненный шар. Миг – и она вновь стала похожей на узор. Но на этом хорошие новости закончились, потому что Жаров заорал:
– Горит!
Штора на ближайшем окне полыхала так, будто ее облили бензином, и жар-птица закричала еще громче, хотя казалось, что громче уже просто некуда.
Жаров рванул к окну и дернул штору за тот край, на который пока не перекинулось пламя.
– Тут должен быть огнетушитель! – Лика бросилась сначала в один угол, потом в другой, но огнетушителя так и не нашла.
«Нам нужна вода! Нужна вода, иначе Жаров сгорит!» – билось в мозгу Евы, пока она в каком-то странном ступоре наблюдала за суетой Лики и попытками Женьки сбить пламя. Зажмурившись, она сосредоточилась и представила поток ледяной воды. Вопль Жарова слился с криком жар-птицы. Открыв глаза, Ева обнаружила абсолютно мокрого Женьку и белый дым, валивший от потушенной шторы.
– Получилось! – не веря самой себе, воскликнула она.
– Получилось! – подбежавшая Лика схватила Еву за плечи и принялась трясти так, что у той стучали зубы. – У тебя получилось!
Ева хотела сказать, что для человека, ненавидящего волшебство, Лика сейчас выглядит слишком счастливой, но вместо этого просто обняла ее в ответ.
Жар-птица издала последний пронзительный свист и затихла, раскачиваясь на жердочке будто под слышную ей одной музыку.
– Ну, Г-громова, т-ты д-даешь, – стуча зубами, выдавил Жаров.
– Это кто тут еще дает! Тебе же сказали не трогать колокол, – набросилась на него Лика. – Придурок, а если бы у Евы не получилось?! Тут все здание деревянное!
Еву начало запоздало колотить от страха. Жаров смотрел на нее огромными испуганными глазами, и ей было его даже немного жалко, а еще отчего-то неловко. Ева опустила взгляд. Штору она, конечно, потушила, но вот объем воды явно не рассчитала. Жаров стоял по щиколотку в луже, которая противоречила всем законам физики. Вода, вместо того чтобы равномерно разлиться по полу, собралась вокруг Жарова и теперь растекалась медленно, будто нехотя. Желая залить огонь, Ева думала о том, что вода нужна Жарову, иначе он сгорит. И теперь, кажется, вся вода, будто живая, держалась вокруг Женьки. Это было так странно и завораживающе, что Ева никак не могла отвести взгляд от того, что сотворила.
В класс ворвался Никита, за плечом которого заламывал пальцы запыхавшийся Валера. Получается, он бегал за помощью?
– Первое правило нашей академии, Женя, – обратился Никита к Жарову таким тоном, что Ева невольно поежилась, – если собрался что-то сделать, подумай о последствиях.
Никита выглядел одновременно недовольным и испуганным. Он подошел ближе и уставился на мокрую штору.
– А я думал, первое правило: волшебство должно служить добру, – все еще стуча зубами, возразил Жаров. – Так же над главным корпусом написано?
– То, о чем ты говоришь, – не правило, а закон. Если его не соблюдать, миру хана. А то, что сделал ты, – это безответственность, понимаешь? С волшебством нельзя играть.
Никита выглядел непривычно серьезным.
– Что здесь произошло? – Мария Марковна возникла в дверях и окинула присутствующих тяжелым взглядом.
Еве захотелось провалиться под землю от стыда. Она-то мечтала произвести на всех хорошее впечатление, а оказалась втянутой в дурацкую ситуацию. И все по вине Жарова.
– Это моя вина, – неожиданно сказал Никита, поворачиваясь к директрисе. – Я забыл предупредить ребят, чтобы не трогали колокол.
Он развел руками и виновато улыбнулся.
– Никита, – женщина посмотрела на него так, будто разочаровалась в лучших чувствах. – Кто наколдовал воду?
– Я, – сглотнув, призналась Ева.
Мария Марковна посмотрела на нее, но ничего не сказала. А ведь Ева втайне надеялась, что директриса ее похвалит. Разве не этого она добивалась: чтобы каждый из учеников осознал свои способности? Однако женщина, бросив мимолетный взгляд на лужу, в которой стоял Женька, направилась к жар-птице. Птица больше не была похожа на чучело. Она все так же раскачивалась на жердочке, будто танцевала.
– Ты проснулась? – с легким удивлением произнесла Мария Марковна и коснулась сияющего крыла. – И что нас теперь ждет?
Птица никак не отреагировала ни на вопрос, ни на прикосновение. Директриса повернулась к Никите:
– Приведи здесь все в порядок и отведи их к Матвею Семёновичу. И, Никита, я надеюсь, больше сюрпризов не будет.
Погладив напоследок крыло жар-птицы, Мария Марковна вышла из класса.
– По-моему, она тоже ненавидит волшебство, – пробормотала ей вслед Лика, и Никита вздохнул.
– Не волшебство, а тупых волшебников, – встал на защиту директрисы Валера.
– Ева, как у тебя получилось вызвать воду? – не обратив внимания на их реплики, спросил Никита.
– Я просто подумала, что нам нужна вода.
Никита прищурился.
– А до этого у тебя получалось подобное?
– Один раз…
Ева замялась, потому что все еще не была уверена в том, что это не случайность.
– Класс! Громова у нас теперь может быть шаманом и вызывать дождь при необходимости. Живем! – издевательски заметил Жаров. – Нужно тебе бубен подарить.
Ева медленно к нему повернулась. Жаров нагло улыбнулся и смахнул со лба прилипшую челку. Ей не стоило вмешиваться в тушение шторы. Он явно был не из тех, кто ценит хорошее отношение.
– Ну, я могу быть хотя бы шаманом. В отличие от бесполезного тебя. Вон даже от лужи до сих пор избавиться не можешь, – огрызнулась она.
– Ну, от такого грех избавляться, – многозначительно заметила Лика, и Ева опустила взгляд на пол.
Вода остановилась в нескольких сантиметрах от ее ног и приняла очень странную форму. Ева отказывалась верить глазам.
– Неловко вышло, – прокомментировал Никита и, кашлянув, отправился к окну убирать остатки шторы.
Валера молча ушел ему помогать. И даже Лика поспешила за ними, как будто только и ждала случая оказаться полезной обществу.
А Ева осталась стоять, пялясь на большое, переливающееся отсветом от сияния жар-птицы сердце. Левый край у него был кривой, как будто кто-то выгрыз кусок в том месте, где вода обогнула ножку стула.
Жаров топнул ногой, и по воде пошла рябь, но сердце не пропало. Он топнул еще раз, потом еще.
Ева не могла… Как так получилось? Она же просто наколдовала воду. Что за дурацкие шутки?
– Это не мое! – в ужасе прошептала она, оглядываясь на ребят, но те усиленно делали вид, что их здесь нет.
Тогда Ева повернулась к Жарову. Тот выглядел злым и снова как будто бы испуганным. А еще его лицо было пунцовым.
– Это не я сделала! – сказала она громче, отчаянно желая доказать, что это правда не она. А то еще напридумывает себе.
И только когда Жаров вновь принялся топать по луже, расплескивая воду, Ева наконец сообразила, что это – его работа.
– Ты? – выдохнула она, не зная, как на это вообще реагировать.
– Это случайно, понятно? – едва слышно прошипел он.
Ева оглянулась на ребят, ожидая поддержки, но, кажется, никто не слышал их спора.
– Скажи им! – потребовала она, и Жаров прищурился.
– Добрый совет, – подошедший со спины к Еве Никита положил ей ладонь на плечо, – для того чтобы убрать старую форму, нужно предложить предмету новую. А чем больше ты сердишься, расстраиваешься, смущаешься из-за старой, тем меньше шансов придумать что-то другое.
– Это не я, – сравнявшись цветом с физиономией Жарова, выдавила Ева.
– Ну не ты, так не ты, – покладисто согласился Никита, хотя Ева видела, что он ей не верит.
Жаров что-то пробормотал и почти бегом рванул к выходу. Еву он обогнул по такой дуге, будто она была заразной.