На шее у основания, у нее расцвел укус, а чуть сжавший ее кожу мужчина опять застонал от сладкой муки и рванул платье, разрывая его почти в лоскуты.
- Это ты виновата! - опять крикнул он и приподнявшись ласкающе осмотрел тело лежащей под ним женщины. - Моя, - наконец признал он удовлетворенно, и колено втиснулось между сведенных вместе ног женщины.
- Марий, нет! Только не так! - опомнилась наконец знахарка выпустив из тисков страха и недоумения свою силу. "Сожгу ведь!" мелькнула мысль и неосознанно она потянулась к тому внутреннему жару, который пылал в Марии, одной рукой удерживающем ее на кровати, а другой неумело пытающегося задрать длинную мантию. "Пламя к пламени" удовлетворенно подумала она, видя как лицо жреца краснеет от прилившей крови, а сам он начинает опять хрипло дышать, опустив голову. Из носа его упала первая капля крови.
- Зорюшка... - прошептал он и почти свалился на нее. Пачкая кровью ее и постельное белье, он перевернулся притягивая теплое, но будто окаменевшее тело лекарки к себе.
- Марий, иди домой, ты меня напугал, - попросила она, почти невменяемого от головокружения и тягучей сладостной слабости жреца.
- До Храма не дойду, - прошептал он. - Зоренька моя. Ведьма драгоценная, ненавистная... Я дома. Я с тобой...
Стук в дверь и требовательное: - Ворожея! Да Ворожея же! - прозвучал песней. Даже жрец несмотря на свои слова про "отмолю" и "уйдем вместе", дернулся и попытался закрыть ее. Оттолкнув его ослабевшие руки, она встала и крикнула: - Погоди минуту добрый человек! Иду.
Несколько шагов к сундуку и платье закрывает ее тело в отпечатках жестких пальцев Мария, а по дороге и платок накидывается на плечи прикрывая шею. Только распущенные волосы да припухшие от поцелуев губы указывают на непотребство.
Распахнув дверь, несмотря на молчаливые знаки Мария этого не делать, она почти втащила деревенского парня внутрь.
- Что стряслось?
- Это... мельник жернов крепил, да защемил там себе... - ответил юноша оглядываясь и с удивлением ловя на себе злой взгляд жреца и с испугом смотря на кровь на его лице и мантии.
- Кто ж мелет к ночи то, - удивилась знахарка, но как то радостно. - Ну, отче раз тебе получше, иди у себя полежи. Помоги ему, добрый человек, видишь нездоров святой отец, самому не по силам дойти будет.
- Конечно, отче! - кивнул парень, успокаиваясь. Ну понятно... помогала значит. А он уж подумал, ворожит на жреца ведьма то.
Мария уволок деревенский, а знахарка пообещав тут же выйти к мельнику, захлопнув дверь, выдохнула и прислонилась лбом к доскам. Только сейчас ее начало трясти от осознания того, что жрец все таки сорвался. Но ей такая ласка совсем не пошла. Не ее зверь, будто что-то кричало внутри, пока по ней шарили жадные руки. Хотелось вымыться и поплакать. Но выдав несколько рваных вздохов, она нормально оделась и подхватив суму пошла все же к мельнику.
- Уйду за Лисом, - шептала на ночной уже темноте, шагая по тропинке к далеким домам. - Вернусь, соберусь и уйду...
Поспал волк не слишком долго, солнце едва-едва показалось над краем леса. Разбудила его здоровенная еловая шишка, которая прилетела точно в голову. Вскочив и крутанувшись на месте, оборотень огляделся и, глухо зарычав, попытался найти обидчика. Пара белок, которые прицеливались для очередного броска, уронили шишку, которую держали в лапах и, стрекоча, исчезли в переплетении густых ветвей, а на их место опустилась здоровенная черно-белая сорока-сплетница.
Меньше чем через полчаса, Эльнармо не разбирая дороги несся сквозь лес обратно к домику знахарки. Ветер, который свистел в ушах и ерошил шерсть на спине, выдул из головы все мысли кроме одной, острого желания почувствовать горячую кровь жреца у себя на языке.
Утро Заря встретила не выспавшаяся, усталая и злая. Никуда не уходящая далеко от селения и вообще то смирившаяся со своей привычной, ставшей удобной как разношенный башмак жизнью, она сидела среди кучи вещей и никак не могла собрать то, что можно было унести с собой, но чего хватило бы для долгих месяцев в лесу.
- Мне нужна телега, - наконец мрачно сказала она вслух, признавая очевидное. Все было нужно и многое, страшно многое было жалко. Мысли скакали горными козами. Скотина, куры, такой удобный, но громоздкий тигель, оставшийся от ее учительницы... "Коз и кур еще за собой потащи" усмехнулась она и задумалась над этим. А если тихонько, малыми узлами, да к камням? И козу хоть одну отвести туда? Лисенок любит молоко. В запертую дверь раздался требовательный стук.
- Кто там? - подала голос обычно всем отворяющая знахарка, как раз раздумывающая на отрезом ткани купленном прошлой зимой себе и Лису на рубашки. Оборотню можно хоть штаны сшить, тоже выходит надо...
- Заря, открой. - голос жреца заставил ее уронить отрез ткани покатившийся, разматываясь, по полу.
- Уходи, видеть тебя не хочу! - крикнула она.
- Заря! - дверь затряслась. - Я только поговорить, Зоренька, - неожиданно мягко сказал Марий, судя по звуку прислонившийся лбом к двери.
- Давай ты отсюда поговоришь? - предложила знахарка, подойдя к двери.
- Заря... открой. Ведьма ты бесчестная. Богами клянусь, что ничего плохого не сделаю, - убедительно и как то уставше сказал жрец.
Рука потянулась к запору и замерла. Знахарка окинула взглядом картину полного разгрома. Отговориться уборкой не получится. Придется объясняться... хотя. Заря задумалась. Он сам виноват в том, что она уходит, но все же страшно. Страшно говорить правду и одновременно жалко кидать ему в лицо обвинения... Можно соврать, что хочет навестить мать и потом посмотреть что с другой стороны Леса, пока она еще не слишком стара. Все же жрец был единственный, кому она была небезразлична, все эти годы. А страх. Она же Ворожея, в конце концов, и кровь из носа, потерявшего в прошлый раз голову жреца, тому подтверждение. А поговорить все равно надо. Тем более, что судя по голосу, он сам ужаснулся своему поведению. Он же жрец, ему нельзя. С этой успокоительной мыслью, она распахнула дверь. Марий стоял опершись руками в косяк и склонив голову, смотрел на порог.
- Заря..., - жрец поднял лицо и из под спутанных волос на нее посмотрели больные и жалкие какие то глаза. - Открыла таки. Я...
- Ты проходи, Марий, - жалостливо сказала знахарка отступая. - Ты болен все таки.
- Болен, - печально согласился жрец и, оттолкнувшись от косяка, вошел в домик. Сделав несколько шагов внутрь и открыв уже рот, чтобы что-то сказать, он замер оглядывая картину торопливых сборов.
- Заря, Заря нет! Ты же не уходишь? Ты испугалась меня вчера? Куда собралась, ведьма рыжая?! - жрец метнулся к ней, хватая обе ее ладони в свои и просительно заглядывая в глаза.
- К матери сначала, - машинально ответила заготовленную заранее ложь знахарка. - Марий, пусти! - вырвала она руки из хватки мужчины. - Да напугал! Мне вчера плохо было!
- Прости, прости Зоренька... - Марий рухнул на колени и обнял ее за ноги. - Прости я дурак, поторопился, напугал.
И подняв голову, он уставился на нее в мрачном отчаянии.
- Моя ты, ведьма. Моя! Ни Сазан, ни сын неправедно прижитый, ни стезя твоя, ничто не оттолкнуло. Снишься ты мне, в сердце горишь огнем. Сил не было больше терпеть вчера. Прости меня. Я осторожен теперь буду, я тебя до города не трону. Собирайся, вместе пойдем. В городе сан с себя сниму, женюсь на тебе, место найдем себе. Сына нашего заберем. Лис тоже считай мой, первым я его на руки взял, мне и отцом ему быть. Других еще детей родим, ведь не старые мы еще. Страсть ты моя невозможная.... Зоренька. Может и ты знала в душе, что я тебе предназначен. Ты ведь как вразумил я тебя, после Сазана других к себе не пускала, точно знаю. Как пес сторожевой хранил тебя. Ну скажи хоть слово, не молчи!
Заря сглотнула и сморгнула набежавшие слезы.
- Марий. Бедный ты, несчастный человек. И ты меня прости... не люблю я тебя. И ты меня не любишь. Ты богов своих в душе хранишь, а меня твое тело жаждет. Не пойду я с тобой. Прости меня. Прости.
- Нет! - руки жреца сжали ее ноги почти до боли, так что подломились колени. Марий подхватил ее и почти бросил на кухонный стол. Чуть нагнувшись, чтобы глаза их были на одном уровне, он прошептал.
- Моя ты. Телу ты нужна или душе, неважно. Важно лишь то, что ты моя. И ты тоже это поймешь. Поймешь, чья ты.
- Марий не надо! Ты обещал!
- Не перечь мне, - последнее что внятно сказал он, впиваясь поцелуем в губы и наваливаясь на нее.
Тело жреца тяжелое и угловатое. Так тяжело лежать под ним, выгибаясь от непрошенной ласки и мотать головой из стороны в сторону уворачиваясь от жестких, прикусывающих губы поцелуев. А руки его неласковые... жадные руки опять сорвавшие с нее одежду, вернее разорвавшие верх платья и нагло задравшие ей юбку чуть ли не до шеи. И ноги не сдвинешь и не вывернешься... и сила молчит в этот раз. Жутко. Только затеплится огонек внутри так страх и усталость с того раза его забьет. Вот и напрягала она голос, когда удавалось что то промычать и выгибалась, чтобы хоть руки вырвать из мертвой хватки зверя надевшего маску ее верного врага.
Быстрее, быстрее, еще быстрее. Вот промелькнули древние камни, и в один прыжок блеснула внизу вода неширокой речки. Сломя голову волк летел по лесу, только каким-то чудом избегая коряг, капканов и силков охотников. Похоже, что боги все таки где-то были и сейчас они его хранили от опасности, и они же сейчас дергали за натянутые точно струны нервы, что звенели от одного прикосновения, шепча на ухо странные и оттого страшные слова. "Ты не успел, волк. Опять". Рыкнув, оборотень прибавил ходу, хотя казалось быстрее уже невозможно.
"Успел? Дверь закрыта. Постучать? Нет. Объяснюсь потом если будет зря." Волк перемахнул через забор и не снижая скорости врубился в дверь, влетая вместе с ней в дом. Засов, рассчитанный на людей, не выдержал и разлетелся в щепки, и в нос оборотню ударили запахи, которых он так боялся. Сладкий приторный запах церковных благовоний и похоть, лесная трава и страх. "Убить". Волк молча прыгнул, отталкиваясь лапами от пола. "Убить". Клыки вонзились в обнаженное плечо стоящего мужчины, который похоже еще не понял, что произошло. "Убить". Жрец и волк отлетели от стола и кубарем покатились по полу. Зверь, с окровавленной пастью, почти мгновенно снова встал на четыре лапы и приготовился к прыжку. Теперь он не промахнется мимо горла.