Лишится всего, чем так дорожил. Всего, кроме Линды…
— Пятьдесят шесть секунд…
Огнетушитель выскользнул из рук, и Бретт бегом кинулся на холм, чувствуя, как с плеч падает тяжкий груз, а сердце бьется в новом ритме — ритме гармонии, проникающем в каждую клеточку тела, даря невыразимое ощущение свободы.
— Девятнадцать секунд…
Сквозь деревья проглянул корпус «Гефсимании», кроваво-алый в лучах восходящего солнца.
— Десять секунд…
Времени спасти Линду уже не осталось, но можно хотя бы попытаться!..
— Пять секунд…
Нет, даже этого не успеть.
— Две секунды…
Бретт взлетел на холм и отпрянул, ослепленный реактивными струями, оглушенный чудовищным грохотом. Когда дымка рассеялась, в небе полоской горела утренняя звезда. Сердце разрывалось от боли утраты.
— Как ты узнал, что я здесь? — послышалось за спиной.
Бретт обернулся, не веря своим глазам. Из-за пышных кустов акации показалась рыдающая Линда.
— Увидел в новостях и подумал… — Он замялся.
Она покачала головой.
— Бегством врага не одолеть. По-моему, одной напрасной жертвы достаточно.
Линда покачнулась, но Бретт успел подхватить ее под руку.
— Со мной все в порядке, — уверила девушка. Потом взглянула ему в глаза и недоверчиво ахнула. — Я думала, ты меня ненавидишь.
— Не могу, — признался он. — Нельзя ненавидеть того, кого любишь.
Линда посмотрела в небо.
— Я спасу его. Не знаю как, но спасу. Ты поможешь?
— Конечно, — откликнулся Бретт. — Конечно, помогу.
Вместе они спустились с холма. На обочине ярко полыхала «Сенека». Линда остолбенела, у Бретта же захватило дух от великолепия зрелища.
Генри Дэвид Торо сказал как-то: «Не мы едем по железной дороге, а она — по нашим телам». Супруге безработного сталелитейщика оставалось только перефразировать знаменитое выражение. В своем социальном романе «Дорога в Ад» (изд-во «Бренд энд Пейн», 2060), ставшем бестселлером, Линда Дэлмс Бретт написала: «Не мы едем на автомобилях, а они — по нашим телам».
Общество разлагается изнутри. Иногда процесс разложения протекает незаметно, обнаруживаясь сугубо на подсознательном уровне. Тогда достаточно малейшего толчка, чтобы разрушить уже пошатнувшуюся социальную структуру.
«Дорога в Ад» и стала этим толчком, свергнувшим автомобиль с сияющего пьедестала. Машины вновь сделались обычным средством передвижения, подчиненным драконовым правилам. Пятьдесят километров в час — и попробуй нарушить! В качестве заурядного транспортного средства автомобиль не оправдывал суровые законы, разработанные в свое время для защиты его неприкосновенности. Ненужные законы отменили, что привело к амнистии десятков тысяч заключенных, отбывающих наказание на планетах Корпорации. Среди амнистированных был человек, когда-то возомнивший себя Христом.
СОСЕДСКИЕ ДЕТИ
Все вокруг загрохотало.
К прибытию офицеров на лугу собралась добрая половина жителей городка. Толпа была небольшая, но вид ее не сулил ничего хорошего. Кто-то пришел с ружьем или ножом, другие сжимали в руках свинцовые трубы и бейсбольные биты.
Капитан Блэр дождался грузовиков с солдатами и, активно работая локтями, протиснулся сквозь толпу. Лейтенант Симмс последовал его примеру.
Наконец они добрались до шерифа. Тот держал наперевес новехонький «винчестер».
— Подумал, что должен поставить вас в известность, — кивнув капитану, продребезжал он. — Такие дела не совсем в моей компетенции.
Прищурившись, капитан разглядывал на летающую тарелку. Та стояла аккурат посреди луга, сияя в лучах октябрьского солнца. Будто гигантская лампа Аладдина, только без носика и ручки, и без малейшего намека на узоры. Капитан изучил множество отчетов о летающих тарелках и всегда втайне восхищался их размерами.
Нынешняя же оказалась полным разочарованием. Крохотная, один штурман разве что уместится — и то при условии, что марсиане ростом метр с кепкой. «И ради этого пришлось тащиться сюда в воскресенье ни свет ни заря!» — мысленно негодовал капитан.
Правда, потом быстро успокоился. В конце концов, тарелка есть тарелка. И будь ее пилот хоть метр с кепкой, именно он, капитан Блэр, станет первым человеком, вступившим в контакт с инопланетянами. Разумеется, вскоре сюда понаедут генералы, а может, и сам главнокомандующий, но пока главный тут он. Перед глазами золотой осенний лист одиноко кружил на ветру.
Он повернулся к лейтенанту — молоденькому пареньку, попавшему в армию разве что по нелепой случайности.
— Взять территорию в оцепление! — приказал капитан и, обращаясь к шерифу, добавил: — И оттесните зевак на безопасное расстояние!
Толпа заволновалась, отступая лишь для виду. Ворча вполголоса, народ все же пропустил солдат. Те рассредоточились и легли на землю вокруг тарелки, нацелив на нее автоматы.
Подошедший лейтенант вновь осмотрел тарелку. В памяти вдруг всплыл далекий образ из детства — расплывчатый, едва уловимый. Зато сопровождавшие его события предстали как наяву. Отчетливо вспомнился дом в новом районе и утро после первого снега. Из окна чужой еще спальни снег казался удивительно белым и чистым. Поскорее бы выйти на улицу, слепить снеговика, а может и снежную крепость, а потом играть, играть…
Снаружи раздавались радостные крики и смех соседских детей. От волнения он даже не доел овсянку, второпях поперхнулся молоком, пытаясь залпом осушить бокал, и быстро натянул рейтузы и пальто. Мама заставила надеть колючий шерстяной шарф и вязаную шапку с застежкой под подбородком. Он выбежал на залитую утренним солнцем улицу…
Дальше — пустота. Как ни старался, лейтенант не мог вспомнить, что было после. Прекратив попытки, снова сосредоточился на тарелке. В любом случае, сейчас не время. Надо же, вспомнилось!
— Думаете, будут неприятности, сэр? — спросил он капитана.
— Не задавайте глупых вопросов, лейтенант. Разумеется, будут. Не удивлюсь, если это вторжение.
— А вдруг у них мирные намерения?
Морщинистое лицо капитана побагровело.
— По-вашему, приземлиться здесь под покровом ночи, умело избегая радаров, — это мирные намерения?!
— Да, но взгляните на корабль. Он же совсем крошечный. Как игрушка. Такое впечатление, что если его потереть, оттуда вылетит джинн.
— Лейтенант, вам не пять лет. Такое поведение не подобает офицеру.
— Простите, сэр.
Наступила тишина. Лишь изредка в толпе кто-то перешептывался или переминался с ноги на ногу. Солдаты замерли, растянувшись в жухлой траве. Высоко в безоблачном небе гусиный клин не торопясь плыл на юг.
Вдруг зазвонил колокол деревенской церкви. Его звон разлился над полями, переходя в настоящий набат. Даже капитан содрогнулся, но вовремя взял себя в руки и демонстративно закурил.
— Ребята, кто-нибудь захватил молитвенник? — громко спросил он.
Солдаты нервно засмеялись. А начальник-то с юмором. Кто-то даже выкрикнул:
— Аллилуйя!
Наконец умолкло долго не стихавшее эхо набата. Толпа роптала, но не расходилась. Стоя позади офицеров, шериф полировал красным платком ствол «винчестера».
Тарелка загадочно поблескивала на солнце, режа глаз. Капитан на мгновение отвел взгляд, а обернувшись, увидел, что тарелка раскрывается, будто раковина моллюска.
Верхняя часть плавно отъехала в сторону и замерла. Из недр тарелки выбралось нечто с огромными светящимися глазами и множеством конечностей и сползло на землю.
Капитан перехватил винтовку. Солдаты в траве защелкали затворами.
— Похоже, оно ранено, — сказал лейтенант. — Видите, одна рука…
— К оружию, лейтенант!
Лейтенант подчинился. Джинн стоял в тени корабля. Его глаза бледно светились. С холмов подул утренний ветер. Трава зашелестела. В небе ярко сияло солнце.
Джинн вышел из тени и направился в сторону офицеров. Ярко-зеленая кожа, бесчисленные конечности, в основном — ноги. Не разобрать, идет существо или бежит.
— Лейтенант, открывайте огонь! — крикнул капитан.
— Сэр, я уверен, нам ничто не угрожает!
— Оно готовится напасть, разве не ясно?!
— Верно, готовится, — подтвердил шериф, дыша лейтенанту прямо в затылок. Его дребезжащий голос теперь звучал солиднее.
Лейтенант промолчал. В его подсознании, наконец, всплыло воспоминание, прятавшееся долгих пятнадцать лет…
Он снова выбегал из дома на зимнюю улицу, залитую солнцем, и смотрел, как через дорогу играют соседские дети. Засмотревшись, не заметил метко пущенный снежок. Тот был твердый, как камень, и угодил ему прямо в лицо. Вспышка резкой боли на мгновение ослепила мальчика. Он так и замер посреди улицы. Прошло несколько секунд, прежде чем зрение вернулось. Но только на мгновение. Ничего не видя из-за слез, он бросился обратно в дом, в теплые мамины объятия.
— Лейтенант, даю вам последний шанс. Открыть огонь! — прорычал капитан.
Лейтенант застыл, кривясь от вернувшейся из прошлого боли.
— Огонь! — рявкнул капитан.
Все вокруг загрохотало.
Капитан, солдаты и шериф выстрелили в джинна. Глаза-лампочки потухли, и существо упало клубком переплетающихся рук и ног.
Лейтенант выстрелил в капитана. Разинув рот, тот медленно повалился на землю. Фуражка слетела вместе с верхушкой черепа.
Лейтенант побежал, в панике ища и не находя взглядом свой дом. Странно, ведь еще секунду назад он стоял здесь.
Один из соседских ребят что-то прокричал тонким дребезжащим голосом. Лейтенант не сбавлял ход, торопясь домой, где нет обидчиков и где ждет мама…
Второй снежок попал ему в затылок. Ерунда, с первым не сравнить. Та боль пронзила все тело и всю жизнь не стихала ни на минуту. А в этот раз он почти ничего не почувствовал. Лишь промелькнула перед глазами вспышка света, и больше ничего…
Пустота.
РЕКВИЕМ В ГРАНИТЕ
Почти весь день они играли на равнине и не заметили, что игра уводит их далеко от леса. Ближе к вечеру они остановились передохнуть и обнаружили, что Полые горы совсем рядом.