— Ты был героем моего романа.
Он остановился перед ней:
— Я становлюсь старым брюзгой. Прости, Деб. Как же унизительно торчать здесь и ждать!
— Понимаю, милый.
— Ужас! Бросить нас в этой дыре и помчаться через всю галактику, чтобы подобрать какого-то дикаря-толстосума! Может, я и не первый человек в Империи, но заслуживаю большего уважения.
— Выпей чего-нибудь и постарайся успокоиться. Второй экипаж наверняка на подходе.
— Ты же знаешь: я не пью.
— Знаю, но на этой планете уж точно никаких сделок не будет, так почему бы не расслабиться?
Он покачал головой:
— Не могу, Деб. Принцип.
Она перевела взгляд на свои тонкие, сплетенные на коленях пальцы:
— Герой моего романа тоже не пил — подлинный аристократ.
— Это сарказм?
— Нет, серьезно… Помнишь, как мы встретились? Я сидела на телеге с сеном, которое отец привез к силосной башне. Было летнее утро, ты стоял у дверей большого красного дома и разговаривал с сельским старостой. Потом вдруг оглянулся, луч света упал тебе на лицо, и…
— Дебора, что с тобой? Ты сама не своя.
— Наверное, обстановка навеяла. Снег, лес кругом, тихая комната… Ты же не забыл? Нет?
— Конечно, нет. С чего бы? Не так уж и много лет прошло.
— Когда-то я читала очень старый роман и представляла себе героя. Идеального мужчину, какого в жизни не встретишь. И вдруг вот он, рядом. Самый что ни на есть настоящий — как и я, и то утро, как и все на свете…
Ральф рассмеялся.
— Так вот почему ты чуть не упала с повозки! А я-то ломал голову, что во мне такого сногсшибательного…
Он словно вдруг помолодел, но задорный мальчишеский взгляд тут же потух, рот упрямо сжался, лоб собрался в глубокие складки, стали заметнее морщины вокруг глаз.
— Им давно бы пора быть здесь, — бросил он, взглянув на часы. — Капитан сказал, через восемь часов.
— Он говорил, восемь-десять. — Дебора вздохнула.
— Позвоню в диспетчерскую.
— Ты звонил полчаса назад.
— Мало ли что… — Он включил видеофон.
Мелькнув полосами, экран высветил юное лицо оператора.
— Что слышно от второй группы? — спросил Ральф.
— Пока ничего, сэр, но скоро ожидаем.
— Хотелось бы верить! И так опаздывают дальше некуда.
— По графику у них в запасе еще два часа, сэр.
— На их месте я бы поторопился! Они хоть помнят, что должны забрать двух пассажиров?
— Не беспокойтесь, сэр. Первый экипаж им сообщил.
— Кстати, что это за кошмарная планета?
— Уолден[2], сэр.
— Уолден? Наверное, названа в честь первооткрывателя.
— Не знаю, сэр. Название очень старое, времен Первой экспансии, когда планета была еще населена, до Великой галактической миграции.
— Ладно, неважно. Сообщите, как только корабль выйдет на связь.
— Разумеется, сэр.
Экран погас. Ральф взял со стола журнал, полистал и швырнул обратно. Нервно закурил:
— Давно бы уже могли быть дома.
Не получив ответа, он обернулся. Дебора свернулась калачиком в кресле и сидела, уткнувшись носом в оконное стекло, запотевшее от ее дыхания. Снег шел и шел, за полупрозрачной шевелящейся завесой проступала темная синева леса.
— Да что с тобой, Деб, тебе как будто все равно!
Она медленно оторвалась от окна и странно взглянула на мужа.
— Ральф, а что, если корабль не прилетит?
— Глупости! Прилетит, конечно!
— Ну а вдруг? И мы останемся тут на несколько дней или даже на неделю? Вдвоем на маленькой станции, где ни забот ни хлопот. И будем только есть, спать и разговаривать. Ты да я, и больше никого, одни в целом мире…
— Дебора, очнись! Завтра вечером мне нужно быть на Совете директоров. Все ждут моего отчета о командировке!
— Но ты же не виноват. Уверена, они войдут в положение.
— Как ты не понимаешь, я непременно должен там быть!
— Но…
— Нас просто обязаны забрать!
— Успокойся, милый. Раз обязаны — значит, заберут.
— Я совершенно спокоен!
— Да, конечно. Разве можно сомневаться в нашем космическом транспорте. Скорей усомнишься в равновесии Вселенной!
— Твоя ирония неуместна.
— Пусть так. Что-то мы засиделись. Давай выйдем навстречу кораблю.
— В такой снег?
— И что? Подумаешь, снег. Зато без нас не улетят.
Он взглянул на часы:
— Это не лезет ни в какие рамки… Ладно, собирайся.
Они натянули белые комбинезоны с меховыми капюшонами. Ральф подхватил чемодан.
— Не проще ли потом забрать? — спросила Дебора.
— Ноги тут моей больше не будет, — буркнул он.
Снег сыпал в лицо, острыми иглами впивался в кожу и таял, стекая ледяными ручейками по щекам. Повернувшись спиной к ветру, они укрылись за углом дома. Слева и справа тянулся лес. Склон холма уходил вниз к белеющему пятачку космодрома. В закатных сумерках проступали очертания стальной башни, почти неотличимой от окружающих деревьев. Лишь уютный свет в окошке выдавал ее истинную природу.
У Деборы перехватило дух.
— Как красиво!
— И чего тебе не сиделось в тепле? — клацал зубами Ральф. — Так и окоченеть недолго.
— Ничего страшного, такая красота не может навредить. — Вместе со словами изо рта вырывался пар. — Разве не чудесно жить на лоне природы, а не в лабиринте галерей, коридоров и искусственных парков! — мечтательно произнесла Дебора. — Сколько можно смотреть на фальшивые окна с их бесконечным летом. Хоть бы вид иногда меняли!
— Не любишь солнце? Другие не жалуются.
— Все хорошо в меру! Особенно если помнишь, что это чужое солнце, которое сияет на дикой планете за много световых лет, а у нас за окном только уродливый ящик с серебряными трубками и медными проводами.
— Под куполом иначе нельзя, а в центре галактики слишком много звезд, и их излучение…
— Хоть бы подключили еще три планеты, тогда кроме лета у нас появились бы осень, зима и весна.
— Дебора, не говори глупостей! Летняя погода составляет психологическую основу нашей цивилизации. Под солнцем люди счастливы, жизнерадостны, у них повышается трудоспособность…
— У моего отца были настоящие окна! Осенью по стеклу барабанил дождь. Шагнешь за порог и чувствуешь его вкус. Только ничего нет лучше зимы, когда привычный мир превращается в настоящее снежное царство. На деревьях лежат снежные шапки, точь-в-точь как сейчас, стволы тонут в сугробах, и, если у тебя есть любимое дерево, где знакома каждая веточка, каждая трещинка на коре, тогда можно понять, сколько снега намело…
Ральф смотрел в изумлении. На щеках Деборы расцвел румянец, глаза лучились. Эти глаза он видел лишь однажды, много лет назад, у юной красавицы на возу с сеном.
— Отец научил меня стихотворению, оно старое-престарое. Хочешь, прочитаю? Вряд ли еще представится случай.
— Валяй.
— Оно чудесное. Слушай!
Чей это лес — я угадал
Тотчас, лишь только увидал
Над озером заросший склон,
Где снег на ветви оседал.
Лес чуден, темен и глубок,
Но должен я вернуться в срок.
И до ночлега путь далек,
И до ночлега путь далек.[3]
— Корабль! Корабль! — вдруг закричал Ральф.
Увязая в сугробах, он кинулся вниз по склону, сквозь снежную завесу, волоча за собой тяжелый чемодан.
Изрыгая огонь из сопел, серый призрак вынырнул из мглистого неба. Израненный снег взметнулся вверх клубами пара, затянувшаяся проталина вновь открылась, обнажая черный, влажно блестящий круг. Корабль завис над его центром, протянув к земле стальные паучьи лапы.
— Не отставай! — выкрикивал на ходу Ральф. — Ты же не хочешь застрять здесь!
На ватных ногах Дебора спешила следом. Свежий снег на губах был соленым от слез.
КОШКИ-МЫШКИ
Начало серийного производства телемпаторов ознаменовало новую эпоху в развитии масс-медиа, однако столкнулось с рядом серьезных технических проблем. Перед нами один из парадоксов человеческой цивилизации: именно эти технические изъяны породили вид искусства, непревзойденный по сей день. Первые телемпаторы транслировали общие декорации и сюжетную линию виртуальной иллюзии, но на персонажей мощности не хватало. Игроку приходилось создавать их самому вплоть до имен, внешности и особенностей личности.
Гипнотизатор крутится все быстрее, превращаясь в безумную карусель цветных пятен перед глазами. Вдруг наступает кромешная тьма — верный признак грядущего отождествления. И вот…
Он — беглый преступник, скрывающийся в заброшенном секторе марсианского города Красных Песков. Его зовут… зовут… Ричард Форестер!
Потоком хлынули воспоминания. Он родом с Земли. Отца после смерти матери обвинили в незаконных экспериментах и приговорили к пожизненному заключению в марсианской исправительной колонии. Но ему удалось бежать, прихватив с собой сына. Независимая лига ученых предоставила им убежище в горах Лейбница на Луне.
Отец погиб в стычке с Межпланетной полицией, а двадцатилетнего Ричарда на десять лет упекли в ту же колонию. Потом три кошмарных года в трудовом лагере Красных Песков, пока его не разыскали тайные агенты лиги. Шесть месяцев ушло на подготовку побега, еще шесть — на согласование деталей.
Наконец та страшная ночь в пустыне. Патрульные корабли с высоты обшаривают прожекторами каждый уголок. Бортовые орудия на взводе, готовые учинить скорый суд. Он мчался не разбирая ног, петлял в лабиринте улиц, спеша к условленному месту на окраине города… И вот пустынный переулок, желтый свет фонаря… Никого. От одиночества и тоски хотелось выть.
Притаившись в тени здания на углу, он с надеждой вглядывался в темноту. Постепенно надежда сменилась отчаянием. Четыре года! Четыре года кормили обещаниями, а теперь бросили на произвол судьбы!
По обе стороны улицы зловеще вырисовывались фасады многоэтажек. Пустые глазницы окон чернели в сумраке ночи. Сквозь разрушенную кровлю виднелся клочок неба, сверкали звезды.