Я почувствовал, как кто-то касается меня и мягко тормошит. В фокусе появилось лицо Ла Горды. Я увидел, что лежу на кровати доньи Соледад, около меня сидела Ла Горда. Мы были вдвоем.
— Где она? — спросил я.
— Ушла, — ответила Ла Горда.
Я хотел все рассказать Ла Горде, но она остановила меня и открыла дверь. Все ученики ожидали меня снаружи. Они надели свои самые грубые одежды. Ла Горда объяснила, что они порвали все остальное, что у них было. Время клонилось к вечеру. Я проспал несколько часов. Не разговаривая, мы пошли к дому Ла Горды, где стояла моя машина. Они забились внутрь, словно дети, собирающиеся на воскресную прогулку.
Прежде чем сесть в машину, я остановился, глядя на долину. Мое тело медленно поворачивалось, совершая полный круг, как если бы оно имело собственную волю и свои задачи. Я чувствовал, что постигаю сущность этого места. Я хотел удержать ее в себе, потому что я знал совершенно определенно, что никогда больше его не увижу.
Другие, должно быть, уже проделали это. Они были свободны от меланхолии, шутили и смеялись друг над другом.
Я завел машину, и мы поехали. Когда мы достигли последнего поворота дороги, солнце садилось, и Ла Горда закричала, чтобы я остановился. Она выбралась наружу и побежала на небольшой холм сбоку от дороги. Она забралась на него и бросила прощальный взгляд на свою долину. Она протянула к ней руки и вдыхала ее в себя.
Поездка вниз с этих гор была на удивление короткой и совершенно лишенной событий. Все хранили спокойствие. Я пытался втянуть Ла Горду в разговор, но она наотрез отказалась. Она сказала, что горы, будучи собственниками, хотят завладеть ими и что если они не сохранят своей энергии, то горы никогда не отпустят их.
Как только мы спустились в долину, все стали очень оживленными, особенно Ла Горда. Она, казалось, кипела энергией. Она даже добровольно поделилась информацией, без всяких уговоров с моей стороны. Одним из ее утверждений было то, что Нагуаль говорил ей, а Соледад подтвердила, что у нас есть другая сторона. Услышав это, остальные выступили с вопросами и замечаниями. Они были в смущении из-за своих странных воспоминаний о событиях, которые логически не могли иметь места. Так как некоторые из них повстречались со мной несколькими месяцами раньше, то воспоминания обо мне, уходящие в отдаленное прошлое, были чем-то превосходящим границы их понимания.
Тогда я рассказал им о своей встрече с доньей Соледад. Я описал им свое чувство, что я очень близко знал ее раньше, и то чувство, что я, несомненно, пересек то, что она называла параллельными линиями. В ответ на мое заявление все смутились. Казалось, они слышали этот термин раньше. Но я не был уверен, что все они понимали, что это значит. Для меня это была метафора. Я не мог бы поклясться, что и для них это было тем же.
Когда мы приехали в город Оахаку, они изъявили желание посетить то место, где, по словам Ла Горды, исчезли дон Хуан и дон Хенаро. Я приехал прямо туда. Они высыпали из машины и, казалось, ориентировались, принюхивались к каким-то признакам. Ла Горда указала направление, в котором они ушли.
— Ты сделала ужасную ошибку, Ла Горда, — сказал Нестор. — Это не восток. Это север.
Ла Горда протестовала и отстаивала свое мнение. Женщины и Паблито поддерживали ее. Бениньо не вступал в разговор и молча смотрел на меня, как если бы я должен был дать ответ, что я и сделал.
Я обратился к карте Оахаки, которая была у меня в машине. Направление, указанное Ла Гордой, было севером.
Нестор заметил, что наш отъезд из их города, как он все время чувствовал, ни в коей мере не был преждевременным или насильственным. Срок был правильным. У других такого ощущения не было, их колебания были вызваны ошибкой Ла Горды. Они, как и она, считали, что Нагуаль указал на их родной город, и это означало, что они должны были остаться там. Я с опозданием признал, что, в конце концов, виноват сам, потому что вовремя не воспользовался картой.
Потом я вспомнил, что забыл им рассказать, как один из тех людей, кого я принял в тот момент за дона Хенаро, позвал нас за собой кивком головы. Глаза Ла Горды широко раскрылись от искреннего удивления или даже тревоги. Она этого жеста не заметила. Приглашение касалось только меня.
— Вот оно! Наши судьбы решены! — воскликнул Нестор.
Он повернулся к остальным. Все заговорили одновременно. Он отчаянно жестикулировал, чтобы успокоить их.
— Я лишь надеюсь, что вы сделали все как надо в расчете на то, что никогда не вернетесь, — сказал он, — потому что мы никогда не возвратимся назад.
— Ты говоришь нам правду? — спросила Лидия со свирепым выражением лица, в то время как остальные выжидающе смотрели на меня.
Я заверил, что у меня не было причин выдумывать что-либо. Тот факт, что я видел этот жест, вообще не имел для меня никакого значения. И, к тому же, я совершенно не был убежден, что это были дон Хуан и дон Хенаро.
— Ты очень хитрый, — сказала Лидия. — Ты, быть может, говоришь нам это для того, чтобы мы покорно следовали за тобой.
— Подожди минутку, — вмешалась Ла Горда. — Этот Нагуаль может быть таким хитрым, как ты думаешь, но он никогда не поступит подобным образом.
Они заговорили все сразу. Я попытался вмешаться, и мне пришлось кричать, чтобы перекрыть шум их голосов. Я прокричал, что виденное мною в любом случае ничего не меняет. Нестор очень вежливо объяснил, что Хенаро говорил, что когда для них наступит время покинуть долину, он каким-нибудь образом даст им знать об этом кивком головы. Они успокоились, когда я сказал, что если их судьбы предрешены благодаря этому событию, то такое же можно сказать и о моей судьбе. Все мы отправляемся на север.
Затем Нестор отвел нас к месту ночевки — постоялому двору, где он обычно останавливался, когда у него бывали дела в городе. Их настроение было приподнятым, пожалуй, даже слишком приподнятым, чтобы я мог чувствовать себя комфортно. Даже Лидия обняла меня, извинившись за свою несносность. Она объяснила, что верила Ла Горде и потому не побеспокоилась о том, чтобы эффективно разорвать свои связи. Хосефина и Роза были полны энтузиазма, вновь и вновь похлопывая меня по спине. Я хотел поговорить с Ла Гордой. Мне надо было обсудить с ней наши дальнейшие действия. Но в этот вечер никакой возможности остаться с ней наедине так и не представилось.
Нестор, Паблито и Бениньо ушли рано утром, чтобы сделать кое-какие дела. Женщины тоже ушли — за покупками. Ла Горда попросила, чтобы я помог ей купить новое платье. Она хотела, чтобы я выбрал для нее платье, которое дало бы ей полную уверенность в себе, необходимую для того, чтобы быть текучим воином. Я подыскал не только такое платье, но также туфли с чулками и белье. Мы с ней пошли прогуляться. Мы кружили по центру города, как туристы, глазея на индейцев в их местных одеяниях. Будучи бесформенным воином, она уже совершенно свободно чувствовала себя в своем новом элегантном одеянии. Выглядела она очаровательно. Казалось, она никогда не одевалась иначе. Не она, а я никак не мог привыкнуть к ее новой одежде.
Мне было очень трудно сформулировать вопросы, которые прямо-таки рвались из меня. Неожиданно оказалось, что я не имею ни малейшего представления, о чем бы ее спросить. Со всей серьезностью я сказал, что ее новый облик очень сильно воздействует на меня. Она очень трезво ответила, что на меня воздействует не это, а пересечение границ.
— Вчера вечером мы пересекли некие границы, — сказала она. — Соледад говорила мне, чего ожидать, поэтому я была подготовлена, а ты — нет.
Она начала медленно и мягко объяснять, что мы пересекли границы привязанности. Она четко выговаривала каждый звук, как если бы говорила с ребенком или иностранцем. Но я не мог сконцентрироваться. Мы повернули к нашему жилью. Я нуждался в отдыхе, но кончилось тем, что я опять отправился в город. Лидия, Роза и Хосефина не смогли ничего купить и теперь хотели что-нибудь такое, как у Ла Горды.
К полудню я вернулся на постоялый двор, восхищаясь сестричками. Розе было немного трудно идти на высоких каблуках. Мы подшучивали над ее походкой, когда дверь медленно отворилась, и драматически вошел Нестор. Он был одет в сшитый на заказ темно-синий костюм, светло-розовую рубашку и синий галстук. Его волосы были тщательно причесаны и слегка вились, как после специальной химической завивки. Он посмотрел на женщин, а те на него. Вошел Паблито, а следом Бениньо. Оба выглядели сногсшибательно. Их туфли были совершенно новыми, а костюмы сшиты по последней моде.
Меня порадовало, как все мгновенно адаптировались к городской одежде. Это очень напоминало дона Хуана. Я, пожалуй, так же был поражен видом трех Хенарос в городской одежде, как когда-то был потрясен, увидев дона Хуана в костюме. Но их новый облик я воспринял сразу. С другой стороны, хотя я и не удивлялся преображению женщин, привыкнуть к их новой внешности я не мог.
Я подумал, что Хенарос, видимо, улыбнулась удача магов, раз им удалось купить такие прекрасные костюмы. Услышав мои рассуждения об удаче, они расхохотались. Нестор объяснил, что эти костюмы для них сшил портной еще несколько месяцев назад.
— Каждый из нас имеет еще по одному костюму, есть у нас и кожаные чемоданы. Мы знали, что время нашей жизни в горах подходит к концу. Мы готовы к отъезду. Конечно, сначала ты должен сказать нам — куда. А также то, сколько времени мы будем находиться здесь.
Он сказал, что у него есть давние деловые счета, которые надо закрыть, и что это потребует определенного времени. Ла Горда вышла вперед и заявила, что нынче вечером мы отправляемся так далеко, как позволит сила, следовательно — до конца дня все должны уладить свои дела. Нестор и Паблито медлили у дверей. Они смотрели на меня, ожидая подтверждения. Я подумал, что наименьшее, что я могу — это быть с ними честным. Но Ла Горда прервала меня как раз в тот момент, когда я собрался сказать, что сам пребываю в затруднении относительно того, куда нам ехать и что нам надлежит делать.