споминание окончилось в тот момент, когда замолк голос Ла Горды. Она как будто поняла, что я делал.
Я обратился ко всем и сказал, что мы находимся в опасном положении, что-то неизвестное нависло над нами.
— Оно не нависло над нами, оно уже ударило нас, — тихо сказала Ла Горда. — Я полагаю, ты знаешь, что это.
— Я не знаю, и думаю, что говорю не только за себя, но и за других мужчин, — сказал я.
Трое Хенарос согласно кивнули.
— Мы жили в этом доме, пока мы были на левой стороне, — объяснила Ла Горда. — Я любила сидеть в том алькове и плакать, потому что не знала, что делать. Я думаю, что если бы я осталась в этой комнате чуть дольше, то вспомнила бы все, но что-то вытолкнуло меня оттуда. Я сидела обычно в той комнате, когда там находились другие люди. Но я не могу вспомнить их лиц. Однако другие вещи прояснились, пока я сидела там. Я бесформенная, ко мне приходит все, и плохое, и хорошее. Например, я ощутила свое старое высокомерие и тягу к грустным размышлениям. Но так же я выхватила и хорошие вещи.
— Я тоже, — сказала Лидия хриплым голосом.
— Что это за хорошие вещи? — спросил я.
— Я думаю, что не права в своей ненависти к тебе, — сказала Лидия. — Моя ненависть не дает мне улететь. Так говорили мне все в той комнате, и мужчины, и женщины.
— Какие еще мужчины и женщины? — испуганно спросил Нестор.
— Я была там, когда они там были. Это все, что я знаю, — сказала Лидия. — И ты там был. Все мы там были.
— Кто эти люди, Лидия? — спросил я.
— Я бывала там, когда они там были. Это все, что я знаю, — повторила Лидия.
— А ты, Ла Горда? — спросил я.
— Я уже говорила тебе, что не могу вспомнить лица или что-либо специфическое. Но я знаю одно — что бы мы ни делали в этом доме, это было на левой стороне. Мы пересекали, или кто-то заставлял нас пересекать параллельные линии. Те странные воспоминания, что приходят к нам, идут из того времени, из того мира.
Не сговариваясь, мы покинули площадь и направились к мосту. Ла Горда и Лидия побежали впереди нас. Когда мы пришли туда, то обнаружили, что они стоят на том самом месте, где раньше остановились мы.
— Сильвио Мануэль — это мгла, — прошептала мне Ла Горда, не отрывая глаз от противоположной стороны моста.
Лидия тряслась. Она попыталась заговорить со мной, но я не мог понять, что она бормочет.
Я подтолкнул всех назад, прочь с моста. Я думал, что если мы сумеем собрать по крупицам все, что каждый знает об этом мосте, то совокупное знание поможет нам решить эту проблему. Мы сели на землю в нескольких метрах от моста. Мимо проходило множество людей, но никто не обращал на нас никакого внимания.
— Кто такой Сильвио Мануэль, Ла Горда? — спросил я.
— Никогда раньше не слышала этого имени. Я не знаю этого человека и в то же время — знаю его. Что-то, похожее на волны, накатывает на меня, когда я слышу это имя. Хосефина назвала его, когда мы находились в доме. С этой минуты всякая всячина начала лезть мне в голову, сама по себе, как у Хосефины. Никогда не думала, что доживу до того, что стану похожей на Хосефину.
— Почему ты сказала, что Сильвио Мануэль — это мгла? — спросил я Ла Горду.
— Понятия не имею, — сказала она. — Однако все мы знаем, что это правда.
Ла Горда подтолкнула женщин, чтобы те заговорили. Никто не произнес ни слова. Я выбрал Розу, которая несколько раз порывалась что-то сказать. Я обвинил ее в том, что она от нас что-то скрывает. Ее маленькое тело содрогнулось.
— Мы переходили этот мост, а Сильвио Мануэль ждал нас на той стороне, — сказала Роза еле слышно. — Я шла последней. Когда он пожирал остальных, я слышала их вопли. Я хотела убежать, но этот дьявол, Сильвио Мануэль, был с обеих сторон моста. Спастись было невозможно.
Ла Горда, Лидия и Хосефина согласились с ней. Я спросил, было ли это просто ощущением, что все так и произошло, или же прямым и точным воспоминанием о чем-то. Ла Горда ответила, что для нее все представляется точно так, как рассказала Роза, — это совершенно отчетливое воспоминание. Остальные женщины согласились с ней.
Я не мог понять, что же было с людьми, живущими у моста. Если женщины кричали так, как рассказывала Роза, то прохожие должны были это слышать. Вопли вызвали бы тревогу. На секунду я почувствовал, что весь город должен был принимать участие в этом сговоре. Дрожь прошла по моему телу. Я повернулся к Нестору и прямо высказал все свои страхи. Нестор сказал, что Нагуаль и Хенаро — воины высших достижений и, как таковые, они были одинокими существами. Их контакты с людьми носили индивидуальный характер. Совершенно невозможно, чтобы целый город, или хотя бы люди, живущие рядом с мостом, находились с ними в сговоре. Для того, чтобы это было возможно, сказал Нестор, все эти люди должны быть воинами, вероятность чего крайне ничтожна.
Хосефина с ухмылкой начала расхаживать вокруг меня.
— Ты нахал, — сказала она. — Притворяешься, что ничего не знаешь, а сам был здесь. Это ведь ты привел нас сюда! Это ты толкал нас на этот мост.
В глазах женщин зажглась угроза. Я повернулся за помощью к Нестору.
— Я ничего не помню, — сказал он. — Это место меня пугает — вот все, что я знаю.
С моей стороны обращение к Нестору было блестящим маневром. Женщины набросились на него.
— Конечно, ты помнишь! — визжала Хосефина. — Мы все были здесь. Что ты за глупый осел!
Мои расспросы требовали порядка. Я увел их прочь от моста. Я думал, что они, будучи активными людьми, смогут больше расслабиться, если начнут двигаться и разговаривать на ходу, вместо того, чтобы сидеть на месте, как предпочел бы я.
Когда мы пошли, гнев женщин утих так же внезапно, как и вспыхнул. Лидия и Хосефина стали еще более разговорчивыми. Они вновь и вновь повторяли, что Сильвио Мануэль был пугающей фигурой. Тем не менее, никто не помнил, чтобы потерпел какой-нибудь физический урон. Они помнили одно — свою парализованность страхом. Роза не произнесла ни слова, но знаками выражала свое согласие со всем, что говорили остальные. Я спросил, не ночью ли они пытались перейти мост. И Лидия, и Хосефина ответили, что это было средь бела дня. Роза прокашлялась и прошептала, что была ночь. Ла Горда уточнила, что это случилось как раз перед рассветом. Мы дошли до конца коротенькой улочки и автоматически повернули назад к мосту.
— Это же так просто! — вырвалось у Ла Горды, как будто ее внезапно осенило. — Мы пересекали, или, вернее, Сильвио Мануэль заставлял нас пересекать параллельные линии. Этот мост — место силы. Дыра в этом мире. Дверь в иной мир. Мы прошли в эту дверь. Вероятно, проходить было больно, так как мое тело боится. Сильвио Мануэль ждал нас с другой стороны. Никто из нас не помнит его внешности, потому что Сильвио Мануэль — это мгла, и он никогда не показывает своего лица. Мы могли видеть только его глаза.
— Один глаз, — спокойно уточнила Роза и отвернулась.
— Все здесь, включая тебя, — сказала Ла Горда, обращаясь ко мне, — знают, что лицо Сильвио Мануэля пребывает во мгле. Можно только слышать его голос — мягкий, как приглушенное покашливание.
Ла Горда замолчала и начала так пристально рассматривать меня, что я почувствовал себя неловко. В ее глазах мелькала хитринка, что дало мне основания подозревать, что она знает о чем-то, но помалкивает. Я спросил ее. Она отрицала, но признала, что ощущает множество необоснованных чувств, которые даже не старается объяснить. Я подталкивал ее, а затем прямо потребовал, чтобы женщины попробовали вспомнить, что же все-таки случилось с ними на той стороне моста. Каждая могла вспомнить только вопли остальных.
Трое Хенарос оставались в стороне и в наш разговор не вступали. Я спросил у Нестора, нет ли у него хоть какого-нибудь представления о том, что же все-таки произошло. Он мрачно ответил, что все это находится за пределами его понимания.
Тогда я пришел к быстрому решению. Мне показалось, что единственное, что нам остается в этом случае, — пересечь мост. Я предложил вернуться к мосту и перейти через него. Мужчины немедленно согласились, женщины — нет. Исчерпав все свои доводы, я, в конце концов, вынужден был толкать и тащить Лидию, Хосефину и Розу. Ла Горда не была расположена идти, но казалась заинтригованной предстоящим. Она шла рядом, не помогая мне тащить женщин. Хенарос поступали так же. Они нервно посмеивались над моими попытками справиться с сестричками, но и пальцем не пошевельнули, чтобы помочь мне. Так мы дошли до той точки, где останавливались раньше. Там я внезапно почувствовал, что слишком слаб, чтобы удержать трех женщин. Я заорал на Ла Горду, чтобы она мне помогла. Она сделала полуискреннюю попытку удержать Лидию, но тут группа распалась и все стали пробираться, спотыкаясь и тяжело дыша, к безопасности улицы. Мы с Ла Гордой остались как бы приклеенными к мосту, не в силах двинуться вперед и не желая возвращаться.
Ла Горда прошептала мне на ухо, что мне совершенно не следует бояться, потому что именно я и ждал их тогда на той стороне моста. Она добавила, что убеждена, будто я знаю, что являлся тогда помощником Сильвио Мануэля, но не смею признаться в этом остальным.
Тут меня охватила неконтролируемая ярость. Я чувствовал, что Ла Горда не должна лезть с подобными заявлениями или испытывать подобные чувства. Я схватил ее за волосы и крутанул. В наивысшей точке своей ярости я спохватился и остановился. Я извинился и обнял ее. Меня отрезвила простая мысль. Я сказал, что мне действует на нервы необходимость быть руководителем. Напряжение, по мере нашего продвижения, становилось все более и более сильным.
Она не согласилась со мной. Она твердо держалась своего мнения, будто Сильвио Мануэль и я были чрезвычайно близки и поэтому, когда мне напоминали о моем хозяине, я приходил в ярость. Хорошо, что я должен о ней заботиться, сказала она, не то я сбросил бы ее с моста.
Мы повернули назад. Остальные находились уже на безопасном расстоянии от моста и взирали на нас с откровенным страхом. Казалось, господствовало очень странное состояние безвременья. Словно мы были выброшены из привычного потока времени. Вокруг совсем не было людей. Мы пробыли на мосту никак не менее пяти минут, и ни один человек не только не пересек мост за это время, но даже не показался в зоне видимости. Затем, совершенно внезапно, люди опять стали двигаться вокруг нас, как по любой оживленной улице в это деловое время суток.