В нормальных условиях после этого должен был последовать перерыв в несколько недель, прежде чем знакомиться с другими воинами, но из-за того, что его бенефактор хотел оставить его в их среде, дон Хуан немедленно был отведен на встречу с другими. Его познакомили со всеми в один день, и они отнеслись к нему как к грязи. Они утверждали, что он — неподходящий для работы человек, что он слишком неотесан и глуп, молод годами, но уже ведет себя, как старик. Его бенефактор блестяще выступал в его защиту. Он говорил им, что они могут изменить эти условия и что как для них, так и для дона Хуана должно быть высшим удовольствием принять такой вызов.
Дон Хуан сказал, что его первое впечатление оказалось правильным. С этих пор для него существовала только работа и бесконечные трудности. Женщины видели, что дон Хуан был неуправляемым и что ему нельзя было доверить выполнение такой сложной и деликатной задачи, как вести четырех женщин. Поскольку сами они были видящими, они сделали собственную интерпретацию правила и решили, что дону Хуану сначала будут полезны четверо мужских воинов, а затем уже четверо женских. Дон Хуан сказал, что их видение было верным, потому что для того, чтобы иметь дело с женскими воинами, Нагуалю надо было находиться в состоянии совершенной личной силы, состоянии безмятежности и контроля, в котором человеческие чувства играют минимальную роль, состоянии, которое в то время было для него непостижимым.
Его бенефактор поместил его под непосредственное наблюдение двух своих западных женщин, самых свирепых и бескомпромиссных воинов из всех. Дон Хуан сказал, что все западные женщины, в полном соответствии с правилом, безумствуют и что о них надо заботиться. Под давлением сновидения и сталкинга они теряют правую сторону, свой рассудок. Их ум легко воспламеняется из-за необыкновенной обостренности левостороннего осознания. Потеряв рассудочную сторону, они становятся несравненными сновидящими и сталкерами, поскольку их больше не сдерживает никакой рациональный балласт.
Дон Хуан сказал, что эти женщины излечили его от похоти. В течение шести месяцев он большую часть времени проводил в корсете, подвешенный к потолку их сельской кухни, как коптящийся окорок, пока окончательно не очистился от мыслей о достижениях и личном удовлетворении.
Дон Хуан объяснил, что кожаный корсет — превосходный способ для излечения от некоторых болезней, не являющихся телесными.
Идея состоит в том, что чем выше человек подвешен и чем дольше он не имеет возможности коснуться земли, болтаясь в воздухе, тем выше вероятность по-настоящему очищающих последствий.
В то время, пока западные воины очищали его, остальные женщины были заняты розыском мужчин и женщин для его партии. Чтобы справиться с этим, потребовались годы.
Тем временем дон Хуан был вынужден самостоятельно взаимодействовать с воинами его бенефактора. Присутствие этих воинов и контакт с ними настолько его угнетали, что ему начало казаться, будто он никогда не избавится от этого давления. Результатом явилось его полная и буквальная приверженность тексту правила. По словам дона Хуана, он тратил драгоценное время, размышляя о существовании действительного прохода в иной мир. Он рассматривал подобную заботу, как ловушку, которую следует избежать любой ценой. Чтобы уберечь меня от нее, он позволил, чтобы требуемое взаимодействие с членами его группы происходило тогда, когда я защищен присутствием Ла Горды или любого из остальных учеников.
В моем случае встреча с воинами дона Хуана была конечным результатом длительного процесса. О них никогда не упоминалось ранее в случайных беседах с доном Хуаном. Я знал об их существовании единственно потому, что оно вытекало из правила, открываемого мне доном Хуаном по частям. Позднее он признал, что они существуют, и что в конце концов мне придется встретиться с ними. Он подготовил меня к столкновению с ними, дав общие инструкции и указания.
Он предостерег меня от обычной ошибки — переоценки левостороннего осознания, ослепления его ясностью и силой. Он сказал, что находиться в левостороннем осознании совсем не означает немедленного освобождения от собственной глупости. Это означает только расширенную способность к восприятию, большую легкость понимания и обучения и, прежде всего, большую возможность забывать.
Когда пришло время познакомить меня с воинами своей партии, дон Хуан дал мне общее описание партии его бенефактора, в качестве путеводителя для меня. Он сказал, что для внешнего наблюдателя мир его бенефактора, в определенное время, казался как бы состоящим из четырех домов.
Первый был образован южными женщинами и курьером Нагуаля; второй — восточными женщинами, ученым и мужчиной-курьером; третий — северными женщинами, человеком действия и другим мужчиной курьером; четвертый — западными женщинами, человеком за сценой и третьим мужчиной-курьером.
В другое время этот мир мог бы показаться состоящим из нескольких групп. Одну образовывали совершенно непохожие друг на друга пожилые мужчины — бенефактор дона Хуана и три его мужских воина. Другую группу составляли четверо очень похожих друг на друга мужчин-курьеров. Следующая состояла из двух пар женщин близнецов, живущих вместе, которыми были южные и восточные женщины, и двух других пар женщин, кажущихся сестрами, которыми были северные и западные женщины.
Эти женщины не были родственницами — они просто выглядели одинаково из-за невероятно огромной личной силы, которой обладал бенефактор дона Хуана. Дон Хуан описывал южных женщин как двух мастодонтов устрашающего вида, но очень дружелюбных. Восточные женщины были очень красивы, свежи и забавны, действительно услаждая слух и взор. Северные женщины были исключительно женственными, рисующимися, кокетливыми, озабоченными своим возрастом, но в то же время ужасно прямыми и нетерпеливыми. Западные женщины временами были безумны, но в другое время представляли собой воплощение жесткости и целеустремленности. Именно они больше всего беспокоили дона Хуана, потому что у него в голове не укладывалось, как они, будучи столь трезвы, добры и дружелюбны, в любой момент могут потерять свою выдержку и буквально обезуметь. Мужчины же ничем не запомнились дону Хуану. Он не видел в них ничего примечательного. Казалось, они были всецело поглощены потрясающей силой решимости женщин и всеподавляющей силой его бенефактора.
Что касалось его личного пробуждения, дон Хуан говорил, что, будучи брошен в мир своего бенефактора, он осознал, насколько легко и удобно ему было идти по миру без всяких самоограничений. Он понял, что заблуждался, считая, будто его цели являются единственно стоящими из всех, какие только может иметь человек. Всю свою жизнь он был нищим, и поэтому его всепоглощающая амбиция сводилась к тому, чтобы иметь материальные блага, быть кем-то. Он был настолько занят своим желанием вырваться вперед и отчаянием из-за отсутствия успеха, что у него не было времени осмотреться и хоть что-нибудь проверить. Он с радостью примкнул к своему бенефактору, ибо понял, что ему предоставляется возможность что-то сделать из самого себя. Уж если не остается ничего иного, думал он, то тут есть возможность научиться быть магом. Он представлял себе, что погружение в мир его бенефактора было для него подобно эффекту испанского завоевания индейской культуры. Оно разрушило все, но в то же время заставило его провести раздробляющее исследование самого себя.
Моей реакцией на подготовку к встрече с партией воинов дона Хуана были, как ни странно, не благоговение и страх, а мелочная интеллектуальная озабоченность по двум вопросам. Первое — заявление, что в мире существуют только четыре типа мужчин и женщин. Я возражал дону Хуану, что амплитуда индивидуальной изменчивости людей слишком велика для такой простой схемы. Он не согласился и сказал, что правило окончательно и что для неопределенного числа типов людей в нем нет места.
Вторым вопросом была культурная подоплека знания дона Хуана. Он и сам ее не знал, рассматривая свое знание как продукт своего рода всеиндейский. Его предположение относительно истоков этого знания состояло в том, что когда-то в мире индейцев, задолго до завоевания, управление вторым вниманием пришло в негодность. Оно, вероятно, в течение тысячелетий развивалось без помех и достигло той точки, на которой потеряло свою силу. Практики того времени могли не испытывать надобности в контроле, поэтому второе внимание, не имея ограничений, вместо того, чтобы становиться сильнее, ослабло из-за возросшей усложненности. Затем явились испанские завоеватели и своей превосходящей технологией уничтожили индейский мир.
Дон Хуан сказал, что его учитель был убежден, будто лишь горстка тех воинов выжила, смогла вновь собрать свое знание и перенаправить свою тропу. Все, что дон Хуан и его бенефактор знали о втором внимании, было лишь реставрированной, новой версией, имеющей ограничения, потому что она выковывалась в условиях жесточайшего угнетения.
10ПАРТИЯ ВОИНОВ НАГУАЛЯ
Когда дон Хуан решил, что пришло время познакомить меня с его воинами, они изменил мой уровень осознания. Затем ясно дал мне понять, что он сам никоим образом не будет влиять на то, как меня встретят, и предупредил, что если им взбредет в голову меня избить, то он не сможет их остановить. Они могут делать со мной все, что захотят, но только не убивать. Он вновь и вновь подчеркивал, что воины его партии являются точной копией воинов его бенефактора, но некоторые женщины еще более свирепы, а все мужчины уникальны и могущественны. Поэтому моя первая встреча с ними может быть похожей на падение вниз головой.
С одной стороны, я был встревожен и нервничал, но с другой — меня разбирало любопытство. Мысли бешено плясали в моей голове. В первую очередь меня интересовало, как выглядят эти воины.
Дон Хуан сказал, что у него есть выбор — или направить меня на запоминание сложного ритуала, как это было сделано с ним самим, или же сделать встречу предельно произвольной. Он ожидал знака, чтобы решить, какой вариант избрать. Его бенефактор делал нечто подобное, только он настоял, чтобы дон Хуан научился ритуалу до того, как появится знак. Когда дон Хуан высказал свои сексуальные мечты о том, как он будет спать с четырьмя женщинами, его бенефактор истолковал это как знак, отбросил ритуал и кончил тем, что препирался, как торговец свиньями, из-за жизни дона Хуана.