Нет, на столе лежала полоса бумаги, прикрытая стаканом, и под ним находился таракан, но уже без видимых признаков жизни. Он весь лежал в патоке, длинные усы его бессильно вытянулись.
Федор Андреевич брезгливо поморщился, но в эту минуту взор его скользнул по столу и глаза засверкали неподдельной радостью: в открытой коробочке из-под пилюль, в розовой вате лежал ярко-сверкающий кристалл желтоватого цвета, величиною с хороший волоцкий орех.
Федор Андреевич жадно схватил его в руки.
— Спасибо, старик! не надул, — проговорил он весело и стал рассматривать камень. Он был бледножелтого цвета, совершенно прозрачный, формы октаэдра. Бледный свет свечи преломлялся в его плоскостях и, дробясь, отражался синим, зеленым и желтым огоньками.
— Спасибо, спасибо, — бормотал Федор Андреевич, продолжая разглядывать странный кристалл; но тут он почувствовал дрожь и вспомнил, что не одет.
Отложив кристалл, он тотчас начал одеваться, в то же время думая: «Однако, как им пользоваться? В глаз такого не засунешь. Вероятно, надо носить в кармане, держать в руке… и что за бестолковый старик!»
Вернувшись из спальной, он снова протянул руку к коробочке, и вдруг увидел под нею аккуратно сложенную бумажку.
Он осторожно развернул ее, жадно впился в нее глазами и тотчас с досадою бросил ее на стол.
— На смех, что ли! — проговорил он, взволнованно вставая со стула.
На клочке бумаги ровным мелким почерком, без малейшего промежутка, подряд, были написаны буквы: «Положионыйвводуикапнитрикаплисолянойкислотысмотривводупятьминутиполучишьсилунадвенадцатьчасоврастолкионыйвпорошокипооднойпорошинкенаглаздадутвечнуюсилу».
Может быть, это одно слово?
Федор Андреевич снова сел к столу и взял в руки бумажку.
— Положионыйвводуикап… Не выговоришь!
Он встал, зажег лампу на письменном столе и пересел к нему, взяв в руки карандаш.
«Разделю на слоги», мелькнуло у него в голове, и он стал карандашом отделять слоги.
Лицо его тотчас озарила улыбка торжества.
Господи, как это просто!
«По-ло-жи-о-ный-вво-ду-и-кап-ни-три-кап-ли-со-ля-ной-кис-ло-ты; смотри в воду пять минут, — стал уже бойко читать Федор Андреевич, — и получишь силу на двенадцать часов. Растолки оный в порошок и по одной порошинке на глаз дадут вечную силу».
Федор Андреевич радостно засмеялся и вскочив, крепко потер руки. Талисман у него в руках, сила в его власти!..
«Завтра же испробую», — решил он, с нежностью беря кристалл, но желание испытать его чудодейственную силу было настолько велико, что он тотчас переменил свое решение.
Сегодня же!
Но где?
Он взглянул на часы: было уже половина одиннадцатого. Добрых пять часов он провозился с кристаллом!
В ту же минуту он почувствовал страшный голод, и это ощущение навело его на мысль пойти ужинать к Палкину. Он весело засмеялся. Возможны встречи… да и так народу, как на ярмарке..
Федор Андреевич бережно взял кристалл, уложил его в коробочку и запер в ящик своего стола, потом чуть не бегом пустился в ближайшую аптеку.
Вернувшись с пузырьком соляной кислоты, он аккуратно накапал в стакан воды три капли, положил перед собою часы и, опустив в воду кристалл, устремил на него глаза.
Резкая боль заставила его на мгновение зажмуриться, но он снова мужественно открыл глаза и впился ими в кристалл. Кристалл горел всеми огнями; из него словно вылетали искры и острыми иглами подымались кверху; на поверхности воды образовывались крошечные пузырьки; они лопались, и тогда Федор Андреевич ощущал острую резь в глазах, словно от уколов. Потом все заволоклось как бы туманом, туман сменился нежным фосфорическим светом; затем вдруг выбросился сноп красного пламени.
Федору Андреевичу показалось, что он ослеп.
Он откинулся и долго сидел, прикрыв рукою глаза, которые ныли от боли; но боль, наконец, прошла. Федор Андреевич взглянул на часы: прошло всего ю минут, которые показались ему добрым часом, и он с радостным чувством сознания таинственной силы встал и начал тщательно одеваться.
Было половина двенадцатого, когда он вышел из дома и, сев в сани, приказал извозчику везти себя к Палкину.
VII
Съезд у Палкина уже начался. К подъезду то и дело, подъезжали и простые извозчики, и лихачи, в подъезд входили военные и статские, старые и молодые, с дамами и без дам и, когда Федор Андреевич вошел в ресторан, из залы неслись стройные звуки румынского оркестра.
По лестнице вверх и вниз шли мужчины и дамы: вверх — степенно, с сознанием возможности усладить себя за деньги; вниз — игриво, с закрасневшимися лицами, блестящими глазами и громкой речью, с сознанием весело проведенного времени.
На верхней площадке амур, стоящий голым в бассейне, с беспечной улыбкой держал в руках бутылку из-под шампанского, из которой с неумолчным журчанием бил фонтан; и тут же рядом, одетый с изяществом заправского франта, с манерами молодого чиновника особых поручений при губернаторе, завитой и напомаженный управляющий ресторана отвешивал самые изысканные поклоны всем входящим и выходящим гостям.
Федор Андреевич вошел в зал, в глубине которого виднелся зимний сад, и на мгновение остановился, ища глазами незанятый столик. Белый зал, украшенный зеркалами, сверкал огнями, лакеи суетливо бегали по залу, скользя и извиваясь между столиками, за которыми, уставленными бутылками и бокалами, приборами, соусниками, кофейниками, сидели мужчины и дамы с веселыми оживленными лицами; в воздухе раздавались возгласы, смех, иногда резкий звонок, призывающий лакея, и все это покрывали плавные звуки румынского оркестра. В белых штанах и расшитых фантастических куртках, они пилили, свистели, дудели, и впереди их со скрипкою стоял сам Матаки, черномазый брюнет с ослепительно-белыми зубами под огромными усищами.
Ресторанная атмосфера охватила Федора Андреевича, и он на время забыл о своем чудесном даре.
Отыскав свободный столик, он подозвал лакея, заказал принести водки с закуской, выбрал по карте блюдо и, откинувшись к спинке стула, стал оглядывать зал.
Он сидел у прохода. За его спиною, за большим столом сидела шумная компания молодых офицеров, слева от него какой-то старец сидел с молодой женщиной и что-то усиленно шептал ей, перегнувшись через стол, а она смеялась, грозила ему ножом от фрукт, и перья на ее громадной шляпе колыхались во все стороны.
Справа сидел господин купеческой складки и угрюмо пил шампанское, заедая его виноградом. Общее веселие видимо угнетало его.
А дальше какие-то евреи, похожие на маклеров, шумели за столом на всю залу, вероятно запивая выгодную сделку; сидел толстый и красивый господин с очень красивой дамой, а там еще дамы и мужчины всех возрастов и категорий.
Вот, шелестя шелковыми юбками, небрежно глядя по сторонам, прошла высокая, стройная красавица, а за нею с робкой улыбкой проследовал худосочный прыщавый юноша, одетый по последней моде; вот из зимнего сада развязной походкой, с манерами гвардейских корнетов, прошли два студента.
Федор Андреевич вспомнил про свой дар и встрепенулся, но в эту минуту подошел лакей и подал заказанное.
Волчий аппетит проснулся в Федоре Андреевиче и заглушил на время всякие иные, кроме еды, помыслы…
Выпив несколько рюмок водки и плотно поев, он заказал себе кофе с ликером, закурил папиросу и решил воспользоваться своею силой. Но как?
Он рассеянно оглянулся, взгляд его встретился с унылым взглядом соседа купеческой складки, и вдруг в то же мгновенье в его ушах загудел ворчливый голос: «ох, маята, маята, хоть бы пес какой подвернулся, душу отвести. Ишь ты, франты кругом, а разверта настоящего нету, чтобы треск! вот бы сюда Фому Лукича захороводить, да Прокла Степановича…»
В то же время Федору Андреевичу показалось, что он видит пьяные красные лица… Вино льется… хор нарумяненных девиц что-то поет, семеня ногами и подпрыгивая… Через их головы летит бутылка. Хрясть! и на пол сыплются осколки разбитого зеркала, певицы испуганно шарахаются в сторону, а пьяные люди с диким хохотом их ловят…
Сосед отвел глаза, и Федор Андреевич словно очнулся. Лицо его озарилось улыбкою.
«Вот оно… чужая душа и чужие мысли! однако, это интересно», — подумал он: — «и прав Жохов: составь я этому дикобразу компанию, страх обрадуется… Однако, — через мгновение подумал он, — и свинья же!..» и он брезгливо оглянулся на своего соседа, но тот сидел, склонив голову, и угрюмо давил корявым пальцем на скатерти ягоду винограда.
Федор Андреевич оглянулся налево. Женщина в вычурной шляпе взглянула на него, и он тотчас услышал: «тоска! хоть бы денег дал, а то так только… мучает… противный, старый. А завтра за Мишу…»
Федор Андреевич увидел бедную комнату и в ней хорошенького мальчика лет двух. Эта самая женщина стоит перед ним на коленах и осыпает его страстными поцелуями. Подле них высокая женщина с сухим жестким лицом…
Женщина отвела глаза, и Федор Андреевич увидел, что она опять с кокетливой улыбкой грозит старику…
Он огляделся. «Пой, пой, подкуем на все четыре ноги!» — послышался музыкальный голос. На него смотрел красивый с наглым лицом еврей из компании напротив через проход.
Вот он отвернулся и с восторженной улыбкой аплодирует почтенному господину, сидящему в их компании.
«Подойти бы и предупредить» — мелькнуло в голове Федора Андреевича, и он опять обвел глазами зал. Шум поднялся в его ушах, в глазах запестрели картины. «Сто рублей пропьет, а пяти взаймы не даст!» с злобой слышался один голос; «голову бы разбил каналье, а ты льсти!» слышался другой. «Уломаю или нет?» «Небось, напою до положения риз, все выложишь!» «Ругайся потом, мои деньги: хочу — пропью!» «И хороша, бестия!…» А в глазах мелькали картины…
Больная жена, рядом ребенок; лампадка слабо освещает комнату, и женщина вздрагивает и к чему-то тоскливо прислушивается…
Человек уныло шагает по улице, мороз крепчает, он зябко ежится в своем легком пальто…
На кушетке спит мужчина, другой, с армянским лицом, осторожно запускает руку в его карман.