Заломленные за спину руки туго охватило железо, щелкнули наручники. Воронина сильно толкнули в спину, он оступился, едва не упал. У ворот снова оглянулся, успел выхватить из толпы бледное несчастное лицо Елены и бешеные, пылающие глаза Реза-хана. В бессилии тряхнул скованными руками, громко крикнул:
– Реза-хан, это не я! Ради Турова, Реза-хан!
Лос-Анджелес, 2017
Как только я решил искать Самиру, я обрел спокойствие и уверенность. Мне всегда легче действовать самому, чем беспомощно полагаться на других, даже на Бюро.
Лучшим местом для начала поисков выглядел тот поворот на Анджелес-Крест, где я оставил газырь. Туда должны были явиться те, кто выбрал это место, и те, кто хотел застать их в этот момент. Это была точка, где все сходилось. Весьма вероятно, что и Самиру приволокли туда же. Никто же не мог знать, как повернется ситуация. Заложница могла потребоваться для обмена, для показа, для запугивания, для переговоров с полицией. Если в какой-то момент она оказалась больше не нужна, а освобождать ее было опасно, это было подходящее место, чтобы избавиться от нее. Там могли остаться следы. Я вспомнил огромное ущелье у дороги, вспомнил, как подумал, что, если я упаду в эту пропасть, вряд ли меня скоро найдут. Меня затошнило.
Я позвонил Брайану. Три года назад мы вместе поднялись по ледникам на гору Шаста. Брайан оказался в Париже. Да, я здорово забросил своих друзей, если даже не помнил, что он в отъезде.
Лучшим альпинистом, которого я знал, был Виктор. Это он научил меня любить этот спорт. Но он помешал бы мне вести любое самостоятельное расследование. Обратиться к полиции я тоже не мог: вмешательство полицейских навредит расследованию ФБР. Я не знал никого, на кого мог бы рассчитывать в такой ситуации.
Но я точно знал одного человека, к которому мог обратиться. Я помнил, как мы вместе спасали Марка Уорнера, как ампутировали ногу мальчишке. Я никогда не встречал врача, с которым охотнее оказался бы в такие моменты в операционной. Я никогда не встречал женщину, которая вызывала бы такое безотчетное доверие. Она спасла меня в панамской пещере. Только один человек мог тягаться с ней в хладнокровии, упорстве и собранности – Виктор. Но в отличие от Виктора Екатерина не навязывала свою волю и умела сострадать.
Я позвонил ей:
– Екатерина, у вас есть какой-то опыт альпинизма?
– Нет, никакого. – Я расстроился. – Но я могу сыграть с вами в теннис.
– Не пойдет. Мне нужна помощь альпиниста.
– Хотите, я попрошу Дениса?
– А Денис еще и альпинист?
– Денис умеет все.
Кажется, этот Денис – настоящий супергерой марвеловских комиксов.
– А на него можно положиться? Он не выронит веревку, на которой я буду висеть?
– Я на него полагаюсь. И уверена, что не выронит. Запишите его телефон.
Даже ни о чем не спросила. Я отмел досаду и зависть: сейчас не место и не время для ревности, мне нужен партнер, а не соперник. Я хотел сказать, как ценю ее помощь, но постеснялся, что это прозвучит высокопарно. Ограничился скупым «спасибо».
С Денисом мы договорились встретиться на месте в половине шестого утра, перед рассветом.
Я спустился в подвал и стал складывать в сумку двадцатифутовую крученую веревку, скальные туфли, каску, стопперы разных размеров, молоток, страховочные системы, дейзи чейн, карабины, жумары, шлем, очки. У Дениса было свое оборудование. Он даже не спросил, зачем мы туда собираемся. Да, сдержанности этой пары можно было только позавидовать. Если они такие же в постели, наверняка никогда не мешают соседям.
Рассвет следующего утра я встретил в пути. «Рендж Ровер» Дениса следовал за моей «Теслой» вдоль плотной живой изгороди. Обитатели благополучных белых домиков под терракотовой черепицей еще спали. Прохладный ветерок дул в раскрытые окна. «Питер-турбо» прошуршал по спящему Ла-Каньяда-Флинтридж и въехал в горы. Мы припарковались на том самом повороте горной дороги, где пару недель назад я оставил газырь. Вышли из машин. Было свежо, солнце над противоположным склоном еще не взошло. Я вытащил термос, разлил по пластиковым стаканам горячий горький кофе. Кивнул на пропасть:
– Я только хочу спуститься до дна ущелья и подняться обратно.
Он не ответил. У меня родилась надежда, что рано или поздно Екатерине станет скучно с этим молчуном.
Так же молча мы переобулись, вытащили оборудование. Я влез в сбрую. У меня она состояла из полной страховочной системы: грудная обвязка – широкий ремень на грудь с двумя бретельками плюс беседка – пояс с ножными обхватами. Все для надежности было соединено блокировками. На голову нацепил каску.
Край обрыва загораживал дно пропасти. По моим прикидкам, ущелье было глубиной метров сто, если не больше. Верхней страховочной станцией послужила старая сосна – мы обвязали ее ствол веревкой. К ней я прицепил свою веревку и пропустил через большое кольцо восьмерки, прикрепленной карабином к моему поясу. Эти нахлесты увеличивали трение веревки и тем самым замедляли спуск.
Денис прикрепил свою веревку к тому же дереву. У него была отдельная немудрящая обвязка и отдельная, тоже довольно простая беседка, нерегулируемая и без самоблокирующихся пряжек. Но сам он выглядел внушительно, запросто мог бы служить отличной моделью для Микеланджело. К беседке – лямкам на груди – он прицепил карабин, пропустил свою веревку сквозь этот карабин и перекинул через плечо. Под тенниску на это плечо подложил плечико – толстую накладку из жесткой ткани, буфер между плечом и веревкой. Я не выдержал:
– Ты что, собираешься дюльфером спускаться, без восьмерки?
– А я вообще спускаться не собираюсь. Посижу наверху. Это на всякий случай – если придется, чтобы быстро.
Я понял, на какой случай: если со мной что-нибудь стрясется. На этот случай он приготовил все для скоростного дюльфера – быстрого спуска на веревке, почти скольжения. После этого он устроился на краю обрыва и сообщил, что будет наблюдать. Я не стал спорить, отошел к краю и стал пятиться, опираясь на веревку собственным весом.
Мне ли не знать, что спускаться на страховке, состоящей по существу из одной восьмерки, опасно. Но я и так уже был наряжен как рождественская елка: в каске, в страховочной системе, как в младенческих помочах, вдобавок обвешанный закладками, зажимами и карабинами. И все это на глазах у Дениса, с его двойной веревкой и плечиком. Мне не хотелось выглядеть перестраховщиком, и я не стал накладывать на веревку контрольный прусик.
Перевалил через обрыв и начал плавно спускаться вдоль вертикальной скалы, упираясь ногами в рельеф и регулируя скорость спуска правой рукой – отводил веревку в сторону, чтобы ускорить движение и, наоборот, заводил ее за спину, когда хотел усилить трение и тем самым замедлить спуск.
Очень скоро я влетел в густой колючий кустарник. Я старался держаться к камням боком и оберегать руки от травм. Пахло хвоей и какой-то полынью, стрекотали кузнечики, летала мошкара, показавшееся солнце поджаривало мой правый бок. Я с благодарностью вспомнил Виктора. Это он научил меня скалолазанию. Без него я никогда не решился бы на такой спуск в одиночку. Все шло хорошо: я травил веревку, легонько отталкиваясь ногами от вертикальной поверхности, и радовался, что продвигаюсь легче, чем опасался.
Ниже кустарника склон вдруг резко ушел вглубь, а моя веревка, как назло, повисла на ветвях. При очередном шаге скала ушла у меня из-под ног, и я завис без точки опоры. Я начал раскачиваться и изгибаться, чтобы приблизиться к скале, но стена была слишком далеко. В результате я только потерял равновесие и перевернулся вверх ногами. Веревку зажало в восьмерке, и я повис в воздухе, как червячок на крючке. Теперь я отчаянно пытался нащупать хоть что-то, что помогло бы перевернуться обратно. Вдобавок я чувствовал все заработанные в Панаме ссадины и ушибы. Кровь прилила к голове, пот заливал глаза.
Очень скоро я сообразил, что без помощи Дениса не справиться. В висках стало шуметь, в глазах потемнело. Мне ли не знать, что долго вниз головой человек висеть не может: повышается внутричерепное давление, а дальше отек мозга. Вопрос времени, когда случится кровоизлияние. Но Денис высоко на обрыве, и кустарник мешает ему видеть меня. Попытался крикнуть, позвать на помощь, но выдавил из себя только жалкий стон. Я суматошно трепыхался и снова и снова пытался раскачаться или изогнуться так, чтобы ухватиться за веревку над головой. Это никакими силами не удавалось, но я был готов сдохнуть, чем снова так пищать.
Внезапно сверху посыпались легкие камушки, послышался треск ломаемых ветвей и рядом возник Денис. Обхватил мои ноги своей свободной левой рукой и повис на них. Я получил точку опоры, напряг торс, наконец-то сумел приподнять верхнюю часть туловища и вцепился левой рукой в веревку над головой. Теперь я смог перевернуться. Я по-прежнему висел в пустоте между небом и землей, не дотягиваясь до края скалы, но хотя бы висел головой вверх. Стало возвращаться зрение, боль в темени отступила.
Денис не терял время. С помощью жумара он поднялся к тому месту, где моя веревка застряла в ветвях. Часть ветвей он просто сломал. В одном месте веревка зацепилась за толстый ствол. Тогда он поднялся еще выше, ухватился левой рукой за мою веревку, напрягся и приподнял ее вместе со мной, беспомощно висящим куколкой на паутинке. У этого Геркулеса хватило сил снять меня с этого естественного крюка и оттащить веревку левее, где она прилегла к скале. Мои ноги снова уперлись в рельеф. Я чувствовал себя утопающим, который внезапно нащупал дно.
Денис спустился, оглядел меня. Он был красный, потный, на лбу вспухла и пульсировала жила. Впрочем, я наверняка выглядел хуже. Я хрипло поблагодарил его.
– Не за что, бывает.
Сомневаюсь, что такое бывает с ним. Подумал, что я всегда хотел бы иметь дело с таким напарником, и никогда – с врагом. Да, я больше не удивлялся тому, что он покорил Екатерину. Мы вместе сделали новую страховочную станцию из трех крюков, и я продолжил спуск, а Денис начал обратный подъем. Теперь я был осторожнее.