бще ничего.
Мальчишки нехотя расступились. Я опустилась на колени рядом с парнем.
– Ну-ка, погляди на меня…
М-да, измолотили его – словно пшеницу обмолачивали. Лицо – сплошной синяк, глаз не видно, из носа засохшая струйка крови, явно сотрясение мозга, а сколько кровоподтеков… рука вывернута… ну тут вывих, ребра, кажется, сломаны, повезло, что легкие не пострадали, оп-па…
Еще и нога сломана.
– Как он сюда доковылял-то? – вслух подивилась я.
– Увидели, разогнали тех, – высказался кто-то из детей, – а его сюда принесли.
Я кивнула.
– Значит, так. Воды нагреть. Ему надо раны промыть. Есть в чем?
Для этого нашелся котелок, дырявый с одной стороны и тщательно залатанный. Вода из него не выливалась, но подвешивать приходилось полубоком. Я осмотрела его и признала достаточно чистым. Потом поглядела на Шнурка.
– Иди мой руки. Да посильнее три. Помогать будешь. Подавать, что скажу.
Сама я уже деловито выкладывала на чистую холстину бинты, залитые воском, пинцеты, щипчики, лубки, которые по моей просьбе выстругивали из дерева. Хорошо, что взяла с собой. Попросила подбросить топлива в костер – и приступила к работе.
Дар послушно пел в кончиках пальцев. Мальчишки и не заметят пару случайно проскользнувших искорок в тенях от костра, а я знаю, что больному станет полегче. Выздоровеет быстрее, опять же последствий не будет – сломанные кости болят к непогоде…
Шнурок послушно держал, вытягивал, подавал. Мальчишки поглядывали с уважением – зверями на меня посмотрели только один раз, когда я рывком поставила мальчишке руку на место, и тот заорал что есть силы. Маковое молочко – и то не помогло. Большую дозу я давать боялась, а маленькая все не сняла. Эх, детидети…
Наконец все было сделано, ребра туго перебинтованы, лубки наложены, а я откинулась спиной на большой камень, отдыхая от тяжелой работы. Часа два возилась.
– Фу-у-у… Попить дайте?
Воду мне поднесли в глиняной чашке грубой работы, но чистой. Видно было, что мыли. Я попила и поблагодарила.
– Спасибо, ребята. Все, теперь вашему другу только лежать.
– Долго лежать-то? – говорил со мной тот, кто смотрел самым неприязненным взглядом. Видимо, вожак стайки. А Шнурок то ли его распоряжение нарушил, то ли еще что.
– Дней двадцать. На ногу ему пока наступать нельзя, костыль сделайте, что ли? Останется хромым на всю жизнь – плохо будет. Но это дня через четыре. А до того и не вставать даже. Поняли?
Сотрясение мозга никто не отменял. Я его подлечила, но полностью убрать не смогла – возможности не было. Когда я закончила работу, уже давно стемнело.
Вымыла руки, тщательно отряхнула платье и посмотрела на ребят.
– Проводите меня домой? Шнурок?
– Да, госпожа Ветана.
– А завтра за тебя кто работать будет? Полночи пробегаешь?
Главаренок ворчал привычно, только я вдруг отчего-то разозлилась.
– Вы бы, молодые люди, своего друга в лечебницу принесли. Ведь умереть мог.
И вот тут словно по пещере холодом потянуло. Тут и так тепло не было, но… Ребята смотрели на меня так, что я растерялась. Словно я только что предложила им с обрыва кинуться.
– Туда? Никогда!
Главареныш вдруг стал серьезным, словно на похоронах. Я окончательно растерялась.
– Лучше уж сразу сдохнуть, – протянул кто-то из ребятни.
– Объяснитесь!
– Чего вам объяснять?
– Что не так с лечебницей? – резко спросила я. Ответом стало молчание. – Рассказывайте, – надавила голосом я. – В одном городе живем, так что знать я должна. Мало ли что?
Аргумент был признан убедительным. Главарь посмотрел на Шнурка.
– Ты ее привел, ты и говори.
Мальчишка кивнул – и принялся рассказывать.
– Госпожа Ветана, в лечебнице нечисто. Там люди пропадают…
– То есть?
После десятиминутного рассказа, обильно пересыпанного непристойностями, выяснилось следующее.
Городское дно – это совершенно особый мир, спаянный своими взаимоотношениями, интересами, деловыми и родственными связями. И глядя на нищего возле храма в Белом городе, отродясь не догадаешься, что брат у него – рыбак из Желтого города, да и сам нищий мог быть в прошлом рыбаком. Просто не повезло, потерял ноги, вот и вынужден просить милостыню. И что у него есть дети и жена – тоже. А еще – сколько он отзвякивает старшине нищих каждую десятидневку, сколько вносит в общий котел артели, сколько…
Или что проститутка, работающая в порту, может быть компаньонкой пожилой дамы из Желтого города. Дама старая, спит много, вот девка и ищет себе развлечения. По-разному бывает. А уж воровские связи… Тут лучше и не разбираться. Запутаешься быстрее, чем что-то поймешь.
Ребячья же артель тесно связана с рыбаками, нищими, грузчиками, а вот воров они стерегутся. С теми свяжись – остальные три группы мигом от артели откажутся, а то и разгонят ее, как тараканов. Тут все строго. Поэтому в их компании никто не ворует. Клянчить можно, а воровать не смей. А еще они работают в порту. С недавнего – года два-три – времени стали проходить слухи…
Первыми забеспокоились продажные девки.
Пропадали те, кто недавно пришел на улицы. Вроде бы и ничего страшного, пропала и пропала, всякое бывает. Если под причалы Алетара заглянуть, там небось костяки лежат в три ряда. Но… Свой мир. Свои связи.
Люди зашевелились.
Потом начали пропадать моряки. Потом – ворье. И такие мальчишки, как они, тоже пропадают. Всегда – те, кто помоложе, посвежее, кто может еще долго и тяжело работать, или… Использоваться по назначению. Как девчонки из нищих и ворят.
Я уже давно не обращала внимания на то, что сижу на холодном песке. Вылечусь, маги жизни не болеют. Никогда. Слушала внимательно, сопоставляя информацию. Значит, мальчишка-вор… Морячок Лианы…
– Ребята, вы подозреваете, что кто-то наладил работорговлю? – прямо спросила я.
Мальчишки переглянулись.
– Не дура, – кивнул главаренок.
Я смерила его холодным взглядом.
– Нет, не дура. Просто это напрашивается.
В Алетаре за торговлю живым товаром положено пожизненное заключение. Не казнь, нет. Но ходят слухи, что те, кого осудили на пожизненное, очень часто оказываются на алтаре у короля. Он ведь некромант, короли Раденора уж сколько времени некроманты.
Говорят.
Но даже говорят об этом шепотом, с опаской и оглядываясь по сторонам. Его величество очень не любит подобные разговоры. Хотя не о том я думаю.
– Значит, торговля…
– Да.
– Кто наладил, что, как – неизвестно?
– Если кому перо в бок охота – может поинтересоваться, – ухмыльнулся главаренок. – Нам же жить охота.
Очень правильное желание. Непонятно только, почему у меня оно молчит. А я тем временем интересуюсь:
– И вы полагаете, что лечебница…
– Многие, кто туда попал, оттуда не вышли, – просто произнес Шнурок.
Без аффектации, без напряжения.
Эти мальчишки живут на улице, ходят под смертью, не знают, что будут делать завтра и где ночевать, они привыкли, что завтра для них может и не настать. Но в рабство им не хочется.
– Там… канал?
Я выразилась неточно, но ребята меня поняли. И Шнурок кивнул.
– Есть там кто-то. А кто – пес его знает.
– Но там же не один человек работает! Неужели никто не замечает? Не видит?
– А кому оно надо?
Я немного подумала. Вообще-то… Мы же дежурим посуточно. Есть возможность и присмотреть «товар», и вывезти, пока идет дежурство нужного человека. А я могу и не заметить. Вот как с тем воришкой. Вчера был, сегодня ушел. Куда? А мне какая разница?
Вот если бы его с проломленной головой принесли, я бы его лечила еще раз, а если нет… значит – нет. Не было бы у него любящего папы, так и век не хватились бы. И Линда… Не подними она скандал насчет своего морячка… Порт же! Моряком больше, моряком меньше…
– Но это же люди! Их должны как-то выносить, грузить на корабль, где-то держать…
Главарь вдруг серьезно посмотрел мне в глаза.
– Не лезь в это. Без головы останешься.
Я вздохнула.
– Я-то не полезу. А вы уверены, что случайно – хуже не получится? Лучше уж знать и не лезть, чем не знать и вляпаться…
Возражение было логичным, но мальчишки лишь закачали головами. Они от таких дел держались подальше, справедливо полагая, что жизнь одна, а оказаться в трюме рабского корабля никому не хочется.
Я подумала пару секунд и поднялась.
– Все же прошу проводить меня. Я здесь раньше не бывала и местности не знаю. Не хочется заблудиться в темноте и забрести невесть куда.
Главарь только рукой махнул.
– Ладно, Шнур. Проводи эту. А завтра останешься здесь. Пожрать сготовишь и за этим дохлым присмотришь.
– А через два дня опять ко мне. Приду, осмотрю бедолагу. Если ему будет хуже – сразу за мной, поняли?
Шнурок закивал. Этот – точно понял. Сделает.
Я медленно шла по берегу вслед за своим провожатым.
– Шнурок, а как тебя зовут на самом деле?
– Это не важно.
– Почему?
– Понимаете, госпожа Ветана, имя – это очень личное. Мы не просто так на улице оказались. А имя – все, что у нас осталось от той жизни.
Я молча кивнула.
Действительно, имя – это очень личное. Шнурок – пусть так и будет. Когда-то он был обычным мальчишкой, с семьей, с родными, а потом что-то случилось, и его больше не стало. Как не стало и меня. И на обломках старого родились и Шнурок, и Ветана. Смогут они построить новое или нет – это никому не известно.
Море тихо шумело в такт моим мыслям. А ведь есть и еще одно, о чем стоит подумать. Варгос Торон. Глупый мясник кричал на весь Алетар, что у него украли жену, что он разберется и заставит всех заплатить… Не потому ли его убрали, что он мог привлечь внимание к неблаговидным делишкам? Или…
А могли, могли.
Или это все же госпожа Риона? Только вот она не признается, даже если это сделала. И угрызений совести не испытает. И я ее понимаю. Сама бы прибила скотину, не особо задумываясь.