Судя по кислой морде храмовника – первой службой будет заупокойная по некоторому слишком наглому герцогу, но Моринар и не подумал обращать на это внимания. Улыбнулся.
– Мне нужен полный список всех лекарей и служителей, которые в ту ночь занимались ранеными. Корона требует.
– Ваша светлость! – Прибежавший Растум так низко поклонился, что едва пол макушкой не задел. – Такая честь…
– Господин… Русум?
– Растум, ваша светлость.
– Да, именно так. Подготовьте полный список отличившихся в ту ночь. Кто был здесь, кто что делал… Да, ко всем относится. Коронная награда ждет своих героев.
Рамон многообещающе улыбнулся, а я вдруг подумала о другом, совсем другом.
– Ваша светлость, а почему – всем? – пискнул Харни.
– Чтобы никто не соврал, не приукрасил… И да, увижу, что все написано под диктовку – глотку вырву, – проинформировал герцог.
А ведь это не просто так, нет. Что ему – мало было бы списка от Харни? Для наград-то? Более чем достаточно. А герцог требует полного рассказа… Зачем?
Шарик. Тот самый, извлеченный из раны герцога. Который неясно как туда попал, но точно неспроста. Но если кто-то думает, что я нанималась сюда таскать каштаны из огня и разнюхивать, кто виноват… Э нет! Мое главное желание – спокойно жить и работать, а с остальным герцог пусть сам разбирается.
Моринар правильно понял мой взгляд, отвесил на прощание поклон и удалился, сообщив, что через два дня явится за списками, тогда же и молельню осмотрит.
Скрипнув зубами, уполз храмовник. Растум перевел взгляд на меня.
– Вета, а с чего вдруг такая любезность со стороны герцога?
– Любезность? – так же искренне удивилась я.
– Он тебе руку поцеловал!
Глаза у Линды были большие-большие.
Я осмотрела запястье, потом кисть… Ничего нового на них не появилось и не убавилось.
– А что в этом такого?
– Это же герцог Моринар!
– И теперь ему запрещено быть вежливым?
Зря я это сказала. В глазах Линды зажегся опасный огонь, и в следующий час на меня бы вывалили всю подноготную, но – ура! Принесли мужчину с ножевой раной, и я отправилась работать.
Да здравствуют больные! Гхм…
Гентль Шир злобно посмотрел на подручного.
– Как так? Моринар?
– Сам Палач! Явился, словно его туда приглашали, и заявил, что дело хорошее, надо бы молельню сделать.
Гентль даже ногой топнул. Молельню? Всякому отребью? А не жирно ли будет! Он бы вообще таких тварей травил, как тараканов! Ибо недостойны жизни! Вот кому и зачем нужна эта… Эта дрянь помойная? Что они хорошего делают? Жрут, гадят, плодятся как мухи… все! Его бы воля, они давно были бы загнаны в специальные работные дома и трудились на благо высших, к коим Гентль причислял и себя. А что? Маг ведь, хотя и слабый! А потому заслуживает уважения!
Мысль о том, что Моринары тоже маги, да и посильнее, чем он, храмовнику в голову предусмотрительно не приходила. Все равно выгонят.
– Молельню ему… А приборы куда?
– Н-не знаю…
Гентль принялся расхаживать по комнате.
– Сегодня все было тихо?
– Д-да…
– Точно?
– Ну… Один раз мне что-то такое показалось, но… это могло быть что угодно.
– Нет! Это мог быть только маг жизни!
– Тогда он. Но или далеко, или рядом, но очень-очень слабо…
Гентль задумчиво кивнул.
– Либо у нас слабый маг, либо искусный.
Вложить в заклинание слишком много силы – известная ошибка. Гораздо труднее воздействовать точечно. Кинуть огненным шаром – несложно, куда как труднее уколоть огненной же иголкой в нужную точку.
– Ладно. Поговори с этим… как его?
– Растум.
– Вот-вот. Поговори с ним и скажи, что тебе нужна еще одна комната. Перенесешь туда приборы, а эту комнату сделаешь молельней. Понял?
– Да, служитель.
– Тогда иди!
Когда за подручным закрылась дверь, Гентль молча возвел глаза к потолку, в этот миг как никогда напоминая Шантра Лелуши.
– Светлый, ты видишь ЭТО! С какими идиотами приходится работать! И чего ему на месте не сиделось?
Светлый привычно молчал. Видимо, тоже обдумывал, с какими идиотами ему приходится разговаривать…
Ночной стук в окна давно не был для меня неожиданным. Правда, увидеть мордочки двух беспризорников я все же не ожидала. Но открыла.
– Шнурок! Шнырек!
Шнурок был по-прежнему растрепан, вихраст и теперь уже вполне доволен жизнью. Шнырек же…
Мне было просто приятно смотреть на мальчишку, которого пришлось собирать малым не по частям! А сейчас почти здоров! Силы-то я в него влила – каждому на зависть!
– Здрасте, госпожа Ветана! – хором проговорили мальчишки. – А мы вам рыбки принесли!
Рыба была шикарной. Свежепойманной и еще хлопающей жабрами. Но… так я и поверила, что ради благодарности они пошли ночью ко мне. Да еще с рыбой.
– Ну, раз сами принесли, сами и чистите, – усмехнулась я. – А я сейчас поджарю. Будете?
У мальчишек явственно потекли слюнки. Но…
Слово взял Шнурок, как более опытный.
– Госпожа Ветана, вы уж простите… Мы по делу.
– Что случилось?
– Главный наш, Косяк, ногу сломал.
Я вздохнула и принялась собирать сумку.
– Рассказывайте.
А чего тут было рассказывать?
Шел, оскользнулся, упал, очнулся – нога торчит под нехорошим углом, на глазах опухает и болит – аж жуть! Конечно, стайка своего главаря не бросит, но помочь-то ему надо! Вдруг еще воспалится что, или хромать будет… А он, между прочим, в ученики хотел со следующего года. К одному капитану на борт напросился, может, хромота в море и не порок, а все же…
Я сунула Шнырьку пару длинных дощечек, которые для меня лично выстругивал десятками местный столяр. У него оставались отходы производства, и подходящие переправлялись ко мне. На лубки. Разных размеров, толщины… Денег с меня за это не брали, все равно уходила продукция влет. То детям, которые носятся по всем скалам и дырам, то их родителям. Главареныша я примерно помнила, думаю, этих хватит. А если длинны будут – потерпит. Или отломают по размеру.
– Он вас послал или сами пришли?
Мальчишки переглянулись, вздохнули, потупились…
Верилось плохо.
– Ладно. Сделаем вид, что сами. Дадим возможность вашему Косяку сохранить лицо.
Шнурок весело тряхнул вихрами.
– Видишь, Шнырь! Все она понимает! А ты говорил…
Я усмехнулась. Насколько я догадалась, сломавший ногу главарь сначала гордо ругался, а потом, когда начал соображать, что может остаться или без ноги, или калекой, решил попросить единственного лекаря, который точно не откажет. Потому как дура. Меня. Рыба же, видимо, служила оплатой за прошлый раз и задатком за этот. Но не отказывать же?
– Ладно, пойдемте. Эх, опять мне рыбу самой чистить…
– А я ее снаружи вам подвешу, под козырек, чтобы кошки не добрались, – заюлил Шнурок. – Или, если хотите, буду вас обратно провожать, тогда и почистим…
Я махнула рукой. Судя по звездам, когда мы обратно пойдем, поспать уже не удастся.
– Ладно. Тогда и пожарим, и съедим.
Мальчишки не возражали.
Главареныш лежал там же, где и в прошлый раз. Только сейчас вид у него был куда как хуже. Белое лицо, прокушенная губа, слез, правда, нет, но ему определенно больно. И нога… М-да. Закрытый перелом, да еще со смещением. Но, кажется, без осколков.
– Как это ты так паршиво?
– На камне поскользнулся, а там – другой камень. И я на него упал неудачно, – скрипнул зубами мальчишка.
Нога опухла так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть, штаны снять догадались, успели…
– Ладно. Скажи ребятам, пусть воду греют.
Говорить и не надо было, мальчишки без напоминания шустрили по пещере. Я достала маковое молочко, капнула немного на ложечку, прикинула на глаз дозу, добавила еще одну каплю к двум имеющимся.
– Слизни.
Косяк послушался.
– Горько.
– Зато больно не будет. Ногу сложить надо, вытянуть… Это неприятно. Успеешь еще наплакаться.
Парень кивнул и откинулся на спину. Глаза его постепенно мутнели.
Я осторожно прощупывала кость. Дар тоже работал, но не в полную силу, так что заметно не было. Перелом. Со смещением. Действительно без осколков, что уже неплохо. Надо вытянуть ногу, так что понадобится помощь, одна не справлюсь.
Я оглядела мальчишек, приглядывая тех, кто покрупнее.
– Так… вот ты и ты. Вас как зовут?
– Кулак.
– Бочонок.
– Сейчас помогать станете. У него кость сломалась, а края кости сдвинулись. Если не сложить – плохо будет. Я буду вытягивать ему ногу, чтобы свести осколки, а вы – его держать, где я скажу. И крепко. Справитесь?
– Поможем! – опять вылез вперед Шнурок.
Я покачала головой.
– Тут кто покрупнее нужен. Не обижайся.
Мальчишка и не подумал обижаться.
– Еще тогда Буфета возьмите. Он сейчас воду принесет.
Когда все было готово, а Косяк крепко уснул, я принялась за дело. Мальчишки держали, я тянула что есть сил и чувствовала, как смещается кость. Тут уж пришлось плюнуть на все и контролировать своим даром, чтобы отломки встали на нужные места. Впрочем, кто это заметит в полумраке пещеры? Это же не полноценное вливание дара, тут внешних проявлений почти нет.
Наконец кость совместилась, искалеченная нога сравнялась по длине со здоровой, я ловко зафиксировала ее, наложила лубки и принялась обматывать бинтами. Эх, как же мне не хватает грамотного ассистента!
Но я и так справилась! И с переломом, и с добавлением силы к месту раны. Каждый раз, когда моя рука оказывалась внизу, скрытая ногой пациента, с пальцев сползали искры, впитывались под повязкой.
– Ему теперь надо лежать… дней десять. Потом я приду, осмотрю ногу. Переломы быстро не заживают, начнет дергаться – кость опять сместится и хромать он будет всю оставшуюся жизнь. Или нагноение начнется, придется резать. Объясните ему это.
– А в туалет?
– Утку купите, – окрысилась я. – Тазик под попу подсуньте! Но чтобы лежал!