– А…
– Что он – здесь себе применения не найдет?! Пусть вон обед на всю ватагу готовит! Подтащите ему все необходимое поближе… Ну и проведывать будете. Сможете?
Мальчишки запереглядывались, а потом закивали. Мол, сможем.
– Вам бы костыли…
– Мы сделаем, я у столяра учился, – вытянулся Шнырек.
– Это хорошо. Сейчас нарисую – какие. Конечно, ему бы месяц полежать, так ведь не получится?
– Не на что, – вздохнули мальчишки.
Я покачала головой.
– Его бы тоже к нам в лечебницу…
Вообще, такой перелом заживает долго. Месяц бы парню провести с вытянутой ногой, потом еще месяц, пока кость срастется, и еще третий месяц. Но это для домашних мальчиков. А я Косяка тоже взять к себе не могу. Да он и не пойдет. Что я могу – ускорить заживление примерно втрое. Выплесни я всю силу, он бы вообще завтра-послезавтра бегал что тот конь, но и храмовники бы забегали. Не стоит. А так и по чуть-чуть, и незаметно, и нагноения не будет, и кость срастется быстрее.
– Он не пойдет, – протянул Шнурок.
– Да я и не предлагаю. У нас сейчас места почти нет. Храмовникам нашли, а больным – отказываем! – чуть не плюнула я.
Мальчишки переглянулись.
– Храмовникам?
– Ну да. Сделали у нас какую-то гадость…
И тут мне в голову пришла мысль, как устроить ответную пакость храмовникам. И я спокойно описала и комнату, и ее расположение, и все, что туда натащили храмовники, особо напирая, что все приборы в основном из драгоценной проволоки и камешков и что лечебница не закрывается…
Кажется, Косяк тоже меня слышал, хотя и притворялся, что спит.
Я понимала, что подталкивала детей на нехорошее дело. Но… Прибор найти несложно. А вот камешки и проволоку – намного труднее. Уж это-то я отлично знаю. Если прибор украдут и разберут на составляющие, они ничем не будут отличаться от обычной ювелирки. И потом, Храм обязан помогать нищим и обездоленным? Обязан! У них так в книге Светлого записано! Вот и пусть помогают! А размер помощи и ее вид обездоленные и сами выберут. Даже сами возьмут, чтобы храмовники не утруждались лишний раз!
Дома я накормила Шнурка и Шнырька жареной рыбкой и пригласила заходить через десять дней. А потом отправилась на работу. Меня ждал новый и не самый легкий день.
Нелегкий день был и у Рамона Моринара. Пока дядюшка болел, его величество с легким сердцем навесил на Палача обязанности канцлера. Хотя Рамон чуть ли не слезно просил топор и плаху.
Как же! Его Издевательское Длиннохвостое (и ядовитохвостое) Величество ответствовало, что репутацию поддерживать надо. Так что изволь пугать народ. А то палач неубедительный получится. От обязанностей не освободил, но дал приказ доставить в кабинет канцлера топор и плаху. И притащили ведь.
Сволочи!
Так что Рамон был не в лучшем настроении, когда Темный принес к нему в гости тиртанского посла.
– Я заявляю протест!
Подобных заявлений Рамон и в лучшие-то дни не терпел. А уж сейчас…
– И по поводу чего протестуете? Да вы садитесь, располагайтесь. Будьте уверены; мы во всем разберемся.
Мягкость голоса Палача насторожила бы любого. Но тиртанец с ним знаком не был и ошибочно принял ласку за уступку. Наивный посол попробовал надавить.
– Мое государство и мой правитель заявляют протест против неспровоцированного нападения на наши мирные корабли в ваших территориальных водах!
– Мирные, значит?
– Да!
– А что оборудованы для перевозки рабов – это как?
– Глупости! Ерунда! Тиртан подобным не занимается!
– Конечно. Таким некрасивым делом на нашей территории занимается трей Лантар. А своего господина, значит, он в известность не ставит? Ах, как нехорошо…
– Трей не может вести работорговлю! К чему ему это?
– К тому, что работорговля повсеместно запрещена? К тому, что рабы – дорогой товар? Даже если треть умирает по дороге, оставшихся все равно можно продать за приличные деньги.
– Да какие там деньги, герцог? – Посол уже подуспокоился, решил, что дело на мази, и позволил себе доверительный тон. – Сколько может стоить один раб на рынке? Медяки! А оборудование судов? А перевозка? Поверьте, затраты не покроются! Уж точно не портовым отребьем!
Рамон покачал головой. Мило улыбнулся, оперся локтями на бумаги. Посол занервничал, но бежать было поздно. Да и некуда.
– А у меня другие цифры. Вчера из трюма одного корабля извлекли порядка тридцати человек, из второго – около пятидесяти. Мужчины – вполне здоровые и крепкие, на рынках Тиртана такие потянут по тридцать-сорок монет золотом. Женщины – тоже на отбор, от двадцати монет и выше, я знаю, сколько платят за некоторых рабынь на рынках Тиртана, хоть и не бывал там. Дети… тоже дорого. По самым простым прикидкам, рейс «Черного зайца» должен был принести трею больше тысячи золотом. Зараз. А есть еще и «Зубастая девушка».
Они бы вышли в море, передали рабов на галеры… Кстати, галеры мы тоже захватили. По их поводу вы не протестуете? Ах, не знаете? Так сообщаю. Сразу же после захвата работорговых судов были проведены допросы, и наши корабли вышли в море. Захвачены три галеры. На них, кстати, еще около двух сотен рабов. Даже по двадцать монет за каждого – четыре тысячи золотом. И такой рейс совершался раз в месяц, уже несколько лет. Посчитаем? Только с Алетара они собирали на четыре-пять тысяч каждый месяц. В год это шестьдесят тысяч золотом, по самым скромным меркам. Сколько у нас стоит построить корабль? Оснастить его приспособлениями? Тысяч шесть золотом? Восемь?
Корабли окупили себя в первый же год, а трей промышляет этим уже давно, сынок его признался. Лет шесть как трей договорился с кем-то в Алетаре. С кем – сынок не знает, но все же, все же…
– Шесть лет?!
– Да. За шесть лет богатство трея значительно выросло, а вот население Алетара уменьшилось. Согласитесь, это непорядок.
Рамон улыбался вовсе уж людоедски. Под пальцами проскальзывали искорки огня, но дубовый стол пока еще держался. А вот посол становился все бледнее.
– М-мы… Это вранье!
– Конечно, вранье. Так трей и будет кричать. Что там полагается по вашим законам за работорговлю?
– Н-ничего.
– А по нашим – долгая и мучительная смерть. Так… Где там ваш протест?
Рамон аккуратно взял бумагу. Собрался разорвать, но та вспыхнула в пальцах.
– Ах, какая незадача. Но я не оставлю вас с пустыми руками.
Белесый Палач ловко подхватил лист пергамента самыми кончиками пальцев, макнул перо в чернильницу, написал несколько строчек, посыпал песком, ловко свернул – и отдал послу.
– Вот это отправите домой. Передайте, что ответ мы ждем не позднее чем через десять дней.
– А…
– Да не волнуйтесь так, нет там ничего страшного. Просто если нам не выдадут трея Лантара со всем семейством, живого, здорового и способного сдать своих компаньонов, я лично сровняю с пылью весь Тиртан. Давно пора.
– К-как?
– Как сровняю? Не знаю. Может, вот так?
В ладонях Рамона все ярче и ярче разгорался огненный шар. А потом мужчина метнул его в принесенную плаху. Вспышки не было, грохота тоже. Просто на пол осел легкий серый пепел. И так же на пол осел лишившийся чувств посол.
Рамон печально вздохнул, встал из-за стола, без церемоний запихнул за шиворот посла свиток пергамента, похлопал по щекам – нет, бесполезно. Водичкой полить? Так нету. Не принесли. И вообще, письмо расплывется… Ладно!
Дверь была распахнута пинком.
– Убрать мусор! Доставить в посольство Тиртана!
Приказание было выполнено в мгновение ока.
Рамон хлопнул дверью кабинета и вернулся к бумагам. Он ни словом не соврал послу. Рабы – выгодный бизнес, если их не покупать, очень выгодный. Но кто прикрывал тиртанца шесть лет?
Нет ответа. Пока – нет. Но мы же люди упорные, мы обязательно поищем. Найдем. Под каждый камушек заглянем в процессе поиска, вы не думайте! М-да… Слуг позвать, пусть подметут здесь, что ли?
Апчхи! И надо ему было плаху испепелять?! Лучше б в стену…
Ночь прошла спокойно, но только у меня. А вот следующее утро порадовало. Я была очень довольна. Храмовник вопил на всю лечебницу. Харни Растум изображал статую отчаяния, служители переглядывались и перешептывались.
О ужас, о горе! Ночью кто-то влез в комнатушку, отведенную уважаемому служителю Даеру, и вынес оттуда все самое ценное! Что именно? Это не важно! Важно, что ограбили ХРАМ!!! В его личном лице! Со священных книг – и то обложки посдирали! Сами книги, кстати, оставили.
Я покачала головой.
– Вообще, у нас в лечебнице никогда раньше?..
– Никогда не воровали! – согласился Харни. – Конечно, кое-что мы запираем, все же ценность, но к нам никто и никогда не лез!
– Тогда это преступление против Храма! – пафосно возгласил храмовник.
Я разбираться не стала.
– Это дело стражи, а я пошла работать.
И ушла, чувствуя спиной злые взгляды. Интересно, за что? Между прочим, лично я ни в чем не виновата! Нигде не сказано, что это мальчишки. А если даже и они… И что? В чем трагедия?
Зато сегодня я смогу работать нормально. Храмовник беседовал со стражниками, потом отправился куда-то по своим делам, а я прошлась по палатам с личным обходом, добавляя силы там, где не справился бы сам человек. Или справился, но позднее.
Не знаю, кто именно стащил приборы у храмовников, но я очень благодарна этому человеку. Надеюсь, восстановить их не слишком просто!
Гентль был в шоке.
– Украли?!
– Да…
– КАК?!
– Н-наверное, ночью, – пискнул служитель и удрал, потому что Гентль был в ярости.
Мужчина заметался по комнате, пиная ногами мебель. Как же сложно с этими тупицами! Как же тяжко! Вот кто мог… Кому могло понадобиться… Хотя нет! Вопрос поставлен неправильно! Не успели перенести приборы, как их своровали! И ведь продадут по частям, не понимая настоящей ценности похищенного!
Гентль перестал беситься и призадумался. Потом вызвал подручного и принялся расспрашивать. И спустя полчаса узнал, что: