Но сейчас у него не было возможности подойти к Филу.
Феликс стоял перед широким восточным входом в павильон и приветствовал всех и каждого. Ройбен поспешил занять место рядом с ним.
Феликс сиял радостью; его темные глаза уверенно останавливались на каждом лице, и, конечно же, он почти всех помнил и узнавал.
— О, миссис Мейлон! Добро пожаловать. Очень рад, что вы нашли время посетить нас. Это наш хозяин Ройбен Голдинг; впрочем, уверен, что с ним вы уже знакомы. Входите-входите. Девушки помогут вам найти гардероб.
Ройбен тоже принялся пожимать многочисленные руки, повторять с небольшим вариациями одни и те же слова приветствия и вскоре заметил, что говорит совершенно искренне.
Краем глаза он видел Сергея и Тибо. Они стояли около входа в дом и тоже приветствовали гостей, пожимали им руки, отвечали на какие-то вопросы. Рядом с Сергеем стояла очень высокая и представительная темноволосая дама в изумительном красном платье из бархата; она издалека одарила Ройбена приветливой ласковой улыбкой.
В павильон по одному и группами входили местные жители — Джонни Кронин, мэр города, городской совет из трех человек в полном составе, едва ли не все торговцы, участвовавшие в сегодняшней ярмарке, — никто из них не скрывал любопытства, предвкушая нечто совершенно невероятное. Довольно скоро в проеме образовался затор, и Тибо со Стюартом переместились туда, чтобы разрядить обстановку.
Прибывавшие охотно представлялись, сообщали, откуда приехали, и благодарили Ройбена или Феликса за приглашение. Вот появилась представители Сан-Францисской епархии — кучка священников в черных одеяниях и с подобающими их сану воротничками, — а за ними десятка полтора обитателей прибрежного Мендосино и других городов Винной страны.
Прибыли медсестры из больницы, где лечился Стюарт, и тот с искренней радостью обнял каждую из них. Следом появилась доктор Катлер, красавица-врач, лечившая Стюарта, выразила восхищение прекрасным состоянием здоровья своего пациента и поинтересовалась, приехала ли уже Грейс. С доктором Катлер пришли еще пять или шесть врачей и других представителей больницы Санта-Роза. Затем вошел католический священник из округа Гумбольдт, первым делом поблагодаривший Феликса за приглашение, потом еще несколько священнослужителей из различных церквей, разбросанных по побережью, с теми же самыми пылкими благодарностями.
Девушки в униформе и подростки-волонтеры принимали у гостей верхнюю одежду и провожали их к столикам; впрочем, по мере того как павильон заполнялся, им все чаще предлагали пройти прямо в дом. Другие юноши и девушки разносили закуски на подносах. Фрэнк то исчезал, то вновь появлялся, чтобы препроводить куда-нибудь следующего гостя.
Чистые, берущие за душу голоса пели теперь «Ковентрийский хорал», и Ройбен то и дело ловил себя на том, что, вслушиваясь в музыку, упускает какие-то эпизоды приветствий и знакомств, однако же продолжал внимательно пожимать руки и предлагать гостям чувствовать себя как дома.
Феликс между тем продолжал:
— Судья Флеминг, позвольте представить вам нашего хозяина Ройбена Голдинга, — и Ройбен кланялся с радостной улыбкой. Прибыл тот самый сенатор штата, с которым он познакомился днем в городе, и еще несколько человек из Сакраменто. Еще несколько католических священников и два раввина с большими черными бородами и в черных ермолках. Фрэнк, похоже, был знаком с ними: он приветствовал обоих по имени и бодро повел их в гущу гостей.
Ройбену пришлось признать, что общее возбуждение заразительно. Когда к хору подключился оркестр, он решил, что это едва ли не самое приятное впечатление из всех, которые он испытал в жизни.
Гости были одеты очень по-разному — кто в вечернем платье, кто в смокинге, кто в деловом костюме, кто в джинсах и пуховой куртке; детей одели в лучшие воскресные наряды, маленькие девочки красовались в длинных платьях. Фил в твидовом пиджаке и рубашке с расстегнутым воротом ничем не выделялся среди гостей. И еще здесь было множество женщин в шляпах — фантазийных шляпах, винтажных шляпах и тех маленьких коктейльных шляпках с вуалетками, о которых рассказывал Джим.
Появился шериф в синем костюме с разодетой женой и миловидным сыном, вероятно, студентом колледжа, а за ним, естественно, и его сотрудники, кто в форме, кто в штатском, тоже с женами и детьми.
Тут кто-то сказал, в столовой уже сервирован обед, и толпа зашевелилась. Часть гостей направилась в дом, а успевшие раньше потянулись с полными тарелками в руках занимать места за столиками.
Наконец-то прибыли Грейс, Селеста и Морт, все приветливые, заинтересованные и довольные, как будто прием понравился им, еще пока они стояли в очереди к входу. Грейс приехала в одном из своих любимых вязаных платьев и в очаровательном молодежном стиле распустила волосы по плечам.
— Господь Всемогущий! — воскликнула она. — Это просто сказка. — Она заметила пару знакомых врачей и помахала им, громко назвав по именам. — И даже архиепископ здесь! Кто бы мог подумать?
Селеста, пробиравшаяся через толпу под руку с Мортом, в расшитом блестками черном шелковом платье выглядела сногсшибательно и казалась совершенно счастливой.
Павильон поражал гостей своим великолепием, как только они переступали порог и окунались в круговерть событий.
Подъехавшая следом Рози, домоправительница семейства Голдингов, в ярко-красном платье, с собранными в свободную прическу волосами выглядела совсем молодой. За нею шли ее муж Азек и четыре дочери. Ройбен обнял Рози. Мало кого в мире он любил так, как ее. Ему не терпелось показать ей весь дом, но сейчас он лишь проводил ее глазами, когда она исчезла в толпе вместе с Грейс и Селестой.
Родственники из Хиллборо накинулись на Ройбена с объятиями и радостными восклицаниями и тут же забросали его вопросами насчет дома.
— Ты и вправду видел этого самого Человека-волка! — громким шепотом поинтересовалась кузина Шелби. Впрочем, заметив, что он не хочет говорить об этом, она тут же дала задний ход: — Да я же просто так.
Ройбен ответил: пустяки, не обращай внимания. Ответил совершенно искренне. Ему всегда нравилась Шелби. Старшая дочь дяди Тима, такая же рыжая, как Тим и Грейс, частенько нянчила Ройбена, когда тот был маленьким. Нравился ему и Клиффорд, ее одиннадцатилетний сын, тоже рыжий и очень симпатичный. Шелби родила его вне брака, когда еще училась в школе. Сейчас Клиффорд, пораженный, судя по всему, размахом праздника, улыбаясь во весь рот, разглядывал Ройбена. Ройбен всегда восхищался тем, что Шелби повсюду водит Клиффорда с собой. А вот кто его отец, она так никому и не сказала. Дедушка Спэнглер постоянно возмущался этим, а ее отец Тим (он недавно овдовел) был безутешен. Шелби была образцовой матерью. И, конечно, вся родня его обожала, особенно дедушка Спэнглер. Грейс немедленно вернулась, чтобы взять Шелби, Клиффорда и прочую родню под свою опеку. А потом явилась в инвалидном кресле седовласая Джози, сестра Фила, которую сопровождала чрезвычайно обаятельная пожилая медсестра. Фил взял на себя заботу о сестре и повез ее туда, где ей было бы удобнее слушать хор.
В конце концов Феликс сказал, что они приветствуют гостей уже полтора часа и можно сделать небольшой перерыв и перекусить самим.
Гости теперь то и дело входили в павильон и покидали его, а некоторые, в основном те, кто с самого утра трудился в городе на ярмарке, уже собирались домой.
Ройбену ужасно хотелось погулять по дубраве и посмотреть, что же видят там гости, но он тоже сильно проголодался.
У двери дежурили Тибо и Фрэнк.
В помещение вошли несколько чрезвычайно красивых женщин, скорее всего, знакомых Фрэнка. Хм-м-м-м… А может быть, и Тибо. Все в весьма вызывающих платьях. Они походили на киноактрис или фотомоделей; ничего более определенного Ройбен предположить не мог. Возможно, одна из этих красоток была женой Фрэнка.
Повсюду — в библиотеке, в большом зале, в оранжерее — расположились гости с едой. Кое-кому удалось завладеть маленькими складными сервировочными столиками, застеленными баттенбергскими салфетками. Юные официанты подливали вино и проворно убирали пустые тарелки и кофейные чашки. Во всех каминах горел огонь.
Конечно, то и дело звучали сакраментальные слова «Человек-волк» или «окно»; при этом люди указывали на то самое окно библиотеки, в которое Человек-волк ворвался в ночь своего появления, чтобы разделаться с загадочными и злокозненными русскими врачами. Но мало кто заговаривал о Человеке-волке вслух, и Робен был очень рад этому.
Ройбен слышал топот ног по старой дубовой лестнице и невнятный гул голосов гостей, гулявших по второму этажу.
В столовой он набрал себе на тарелку гору индейки, ветчины и жареной гусятины с картофельным пюре, обильно сдобрил все это изюмным соусом и направился к окну, чтобы хоть из дома полюбоваться волшебным лесом.
Все было так, как он представлял себе: гости семьями прогуливались по тропинкам, а прямо под окном, на подъездной дорожке, играл небольшой оркестр.
В толпе, выстроившись змейкой, плясали ряженые в средневековых костюмах. До чего же хороши они были в зеленых костюмах, украшенные листьями и лозами плюща! Один красовался в маске в виде лошадиной головы, второй — черепа, а еще один — демона. На одном была настоящая волчья шкура, даже с головой, которую он пристроил к себе на голову. Рядом был человек в медвежьей шкуре с головой. Двое играли на скрипках, один на дудке, а «демон» на концертино. У нескольких человек были тамбурины и маленькие барабанчики, привязанные к поясам. Замыкавший цепочку разбрасывал что-то вроде больших золотых монет — вероятно, для сувениров гостям.
Другие ряженые обоего пола раздавали гостям бокалы с глинтвейном, высоченный седовласый святой Николай, он же рождественский дед, в длиннополом зеленом одеянии оделял детей деревянными игрушками. Насколько мог разглядеть Ройбен, это были кораблики, лошадки, паровозики и тому подобное, без труда вмещающееся в родительские карманы. Но из большого зеленого бархатного мешка то и дело появлялись маленькие книжечки и фарфоровые куколки с движущимися руками и ногами. В восторге от подарков были не только дети, сгрудившиеся вокруг рождественского деда, но и взрослые. Блондинка, которую он заприметил днем в городе в окружении детей, тоже была здесь, но уже без своей поразительной зеленой шляпы с цветами. Что, если это и вправду Лоррейн, о которой расспрашивал Джим? Ройбен не собирался спрашивать об этом. В доме и лесу поблизости сейчас было, пожалуй, не меньше тысячи человек.