— Лучше все-таки прими бенадрил, — сказал Ройбен.
— Очаровательные, просто очаровательные люди. Кстати, где они живут?
— Можно сказать, по всему лесу, — ответил Ройбен.
— Нет, я имею в виду: где они живут? Где у них дом? Они были так милы. Я хотел бы пригласить их на кофе. Мне очень понравилось их общество.
В комнату стремительно вошла Лиза.
Ройбен уже держал наготове стакан с водой.
— Вам не следует заходить в тот район, — сказала Лиза. Там поселились африканские пчелы-убийцы, а они очень агрессивны.
Фил рассмеялся.
— Но, Лиза, откуда же вы знаете, где именно я гулял?
— Мне сказал Элтрам, — ответила она. — Очень хорошо, что ему пришло в голову поискать вас.
— Я как раз говорил Ройбену, что они очаровательные люди, эта семья. Он и рыжая красавица Мара.
— Не помню, чтобы я когда-нибудь встречался с Марой, — сказал Ройбен, пытаясь совладать с голосом, который внезапно начал срываться.
— Ну, как же, она была на ярмарке в городе, — с готовностью пояснил Фил. — Не знаю, была ли она на приеме. Прекрасные рыжие волосы и чистая кожа, прямо как у твоей матери.
— И все равно, Фил, держитесь подальше от этой части леса, — строго сказала Лиза. — И примите эти таблетки, чтобы не было лихорадки.
В субботу Ройбен отправился в Сан-Франциско, чтобы забрать подарки для родных и друзей. Все запланированное он заказал заранее по телефону или Интернету через торговцев антикварными книгами, сейчас же лично осмотрел каждую покупку, прежде чем их упакуют с приложением соответствующей открытки. Для Грейс он подобрал мемуары какого-то так и оставшегося безымянным врача, в которых он описывал свою долгую и героическую медицинскую практику в условиях фронтира. Для Лауры — первые издания «Дуинских элегий» и «Сонетов к Орфею» Рильке. Для Маргона было заготовлено одно из самых ранних изданий автобиографии Т.Э. Лоуренса, а для Феликса, Тибо и Стюарта — замечательные старые издания нескольких английских авторов, сочинявших романы о призраках — Эмили Эдвардс, Шеридана Ле Фаню и Элджернона Блэквуда, — которые Ройбен особенно ценил. Сергею, Фрэнку и Лизе он приготовил собрания путевых заметок, Хедди и Жан-Пьеру — сборники английской и французской поэзии. Для Селесты был заказан подарочный экземпляр — в кожаном переплете — автобиографии Кларенса Дэрроу, а Морту — антикварное издание «Дома о семи фронтонах» Хоторна, которого, как он знал, Морт очень любил.
Джиму он приобрел книги о кинорежиссерах Робере Брессоне и Луисе Бюнюэле и первое издание эссе лорда Актона. Стюарту также были куплены прекрасные книги Дж. Р.Р. Толкина, К.С. Льюиса, сборник работ «Инклингов»
[10]
, а также новые стихотворные переводы романов о сэре Гавейне и Зеленом рыцаре.
И, наконец, для Фила он добыл собрание пьес Шекспира под редакцией Джорджа Лаймена Киттреджа в издании «Джинн и компания» — почти миниатюрные томики, каждый в индивидуальном переплете, — которое Фил очень любил еще в свои студенческие годы. Получилась весомая стопка книг в отличном состоянии, прекрасно отпечатанных на прекрасной бумаге, без каких-либо пометок и дефектов.
В довершение всего он добавил к своим покупкам несколько книг поновее — книг Тейяра да Шардена, Сэма Кина, Брайана Грина и еще нескольких авторов, — а потом отправился за подарками иного рода. Обожаемой домоправительнице Рози он купил духи, сумочку и несколько милых безделушек. Для Лизы отыскал в сан-францисском магазине красивую камею, для Жан-Пьера и Хедди — кашемировые кашне. И лишь тогда решил, что этого достаточно.
Явившись в дом на Русском холме и не застав там ни одной живой души, он сложил подарки под елку и отправился домой.
Все утро понедельника он писал для Билли большую статью об изменениях отношения к Рождеству и Новому году в Америке, начиная от запрета любых рождественских праздников в первый период существования колоний и до современного общественного неодобрения коммерциализации праздников. Он писал и ощущал себя совершенно счастливым оттого, что может сочинять эссе на свободную тему, чему, безусловно, всегда отдавал предпочтение перед всякими репортажными заметками. В голове у него уже крутилась мысль написать исторический обзор рождественских обычаев. Он вспоминал нанятых Феликсом артистов в средневековых костюмах и думал о том, много ли народу знает, что такие ряженые некогда были обязательной принадлежностью празднования Рождества.
Билли не пыталась навязать ему каких-нибудь заданий. (Она несколько раз — слишком уж много раз! — повторяла, что понимает его отношение к Сюзи Блейкли. Это, конечно же, были намеки, которых он предпочел не понимать.) Но его эссе тоже нравились ей, и она говорила ему об этом при любой возможности. Такие статьи придают «Обзерверу» дополнительный вес, говорила она. Найденные им графические иллюстрации Викторианской эпохи привели ее в полный восторг. Она уже подумывала о том, чтобы привлечь его к анализу искусства в Северной Калифорнии, может быть, поручить ему обзоры постановок мелких театров в разных городах или музыкальной жизни в Винной стране. Ройбену такая перспектива, в общем-то, нравилась, а как насчет Шекспировского фестиваля в Ашленде (Орегон)? Да, сказал Ройбен, он с удовольствием поработал бы там. И сразу же вспомнил о Филе. Не захочет ли Фил поехать туда вместе с ним?
В пятницу из Европы прибыли еще двое «служащих» — молодые женщина и мужчина, Генриетта и Петер, представившиеся как секретари и помощники Феликса, — но уже на следующий день выяснилось, что они работают под началом Лизы и делают все, что она им поручает. Эта светловолосая парочка — они походили друг на дружку, как брат и сестра, — были, по их словам, швейцарцами по происхождению, но говорили о себе очень мало и бесшумно передвигались по дому, и были готовы выполнить любое пожелание главных обитателей Нидек-Пойнта. Генриетта часами сидела в бывшем кабинете Марчент около кухни, изучая бюджет имения. Стюарт и Ройбен, тайком переглядываясь между собой, изучали манеры поведения этой пары и ее практически безмолвное общение.
Ройбен получил от Сюзи Блейкли короткое сообщение, в котором говорилось: «Праздник мне очень понравился, и я запомню его на всю жизнь». Он подумал, что написать такую длинную фразу, притом без ошибок, было для нее довольно трудно, и ответил, что надеется, что у нее будут рождественские праздники куда лучше этого и что он всегда рад ее электронным письмам или звонкам. Письмо от пастора Джордж было куда длиннее. Она написала, что настроение у Сюзи стало заметно лучше и она захотела подробно рассказать обо всем своим родителям, хотя те так и не верят, что ее спас знаменитый Человек-волк. Сама же пастор Джордж собирается в Сан-Франциско, чтобы разделить ленч с отцом Джимом и посмотреть его церковь в Тендерлойне.
Каждую ночь Ройбен просыпался перед рассветом. Каждую ночь он подолгу бродил по коридорам на всех этажах, безмолвно призывая Марчент для беседы. Но так и не видел ни малейших признаков ее присутствия.
В воскресенье днем дождь ослабел, и Фил с Ройбеном отправились на продолжительную прогулку в лес. Ройбен признался, что до сих пор не осмотрел полностью свои владения. Феликс за ленчем сообщил, что намерен обнести оградой всю территорию, включая участки Дрекселов и Гамильтонов. Затея была грандиозной, но Феликс сказал, что ему это кажется необходимым, и сил на это у него вполне хватит — если, конечно, Ройбен даст согласие.
Еще он пообещал, что после Рождества покажет Ройбену и Филу дома, где некогда жили Дрекселы и Гамильтоны — большие старинные викторианские сельские особняки, которые можно перестроить и обновить так, чтобы они не утратили своего духа.
Ограда предусматривалась из металлической сетки в шесть футов высотой. Но в ней должно было иметься множество ворот; к тому же Феликс обещал позаботиться о том, чтобы каждый дюйм этого уродливого сооружения был спрятан за плющом и другими красивыми вьющимися растениями. Конечно, никаких запретов на прогулки по лесу не будет, об этом даже речи нет. Только туристам нужно будет входить через главные ворота, и у Ройбена и Феликса будет хоть некоторое представление о том, кто сейчас находится в окрестностях. Но будет и определенное время, когда будут распахиваться все ворота и туристы смогут свободно гулять по владениям. Да, «владение» лесом — дело несправедливое, но он хочет сохранить его и опять же глубоко изучить.
— Но ведь это не помешает бывать в лесу Элтраму и его родным? — спросил Фил.
Феликс на мгновение растерялся, но тут же овладел собой.
— О, конечно, нет. Они смогут бывать в лесах где и когда пожелают. Мне даже в голову не могло прийти как-то препятствовать им. Наши леса — их леса.
— Очень приятно это слышать, — сказал Фил.
В тот вечер Ройбен, поднявшись к себе, обнаружил на кровати длинную темно-зеленую бархатную мантию, а рядом — массивные тапочки из такого же материала. Мантия была снабжена капюшоном и доставала почти до полу.
Маргон объяснил, что это одежда для рождественского сочельника — в ней он пойдет в лес. Мантия походила на монашескую рясу — длинная, свободная, с широкими рукавами, — но в отличие от нее была снабжена шелковой подкладкой и не имела пояса, но застегивалась спереди на золоченые пуговицы. Вдоль кромок золотой нитью был вышит изящный узор. Это могли быть и какие-то письмена, очень похожие на восточные, наподобие тех, которыми порой что-то сообщали друг другу Почтенные джентльмены. От них веяло тайной и даже святостью.
Смысл такого переодевания был ясен сразу. В лесу им всем предстояло перевоплотиться в волков; при этом они без труда сбросят мантии наземь, а потом легко смогут снова надеть их. Ройбен с великим нетерпением ждал ночи. Стюарт смотрел на предстоящее с легким налетом цинизма. Ему очень хотелось узнать заранее, какого рода «церемонии» их ожидают. Но Ройбен был уверен, что предстоит нечто волшебное. По большому счету, его совершенно не интересовало, что именно произойдет. Ему было безразлично, явится туда Хокан Крост или загадочные женщины или нет. Феликс и Маргон тоже с нетерпением ждали столь важной для всех ночи, но казались при этом совершенно спокойными.