Вот после такого и сбежала девчонка из дома.
Откуда я это знаю? От госпожи Лимиры. Та не менее вдохновенная сплетница, а людям глаза не завяжешь и рот не заткнешь. Все видят, все знают.
Госпожа Фатина очень праведная, очень набожная, очень порядочная… И, кстати, осуждает всех окружающих. Меня – потому что я живу одна. Точно мужиков вожу. Госпожу Лимиру – потому что та приехала невесть откуда. Точно вела непорядочный образ жизни. Соседей, родственников, родственников соседей и соседей родственников… И делает это по принципу «Все люди сволочи».
Не сволочь? Маскируется! Не знаю за человеком грехов? Придумаю!
И фантазия ее безгранична. Меня-то давно записали в продажные девки, я и не надеюсь отмыться. Куда мне, если я регулярно дома не ночую. Точно развратничать езжу.
Правда, сомнения в моей нравственности совершенно не мешают госпоже Фатине приходить сюда через два дня на третий, ныть и жаловаться. Как лекарь и маг жизни могу точно сказать: эта дама здоровее неведомого зверя олифанта, на ней можно пушки перевозить и огороды вскапывать, но – у нее все болит.
Болит голова, горло, ноги, руки, спина…
Я все хочу посоветовать ей меньше у замочных скважин подслушивать, вот и проблем не будет, но такой совет себе дороже выйдет. Как все женщины с нечистой совестью, она мстительна, жестока и коварна, и что придумает – неизвестно. К тому же сейчас она себе болячку не выдумала. На руке и правда появилась ссадина весьма неприятного вида. Уж дня два ей? Пришлось прочищать, смазывать мазью и даже давать маленькую баночку с собой.
– Что ж вы так?
– Вот, окно мыла, а тут порыв ветра, рама и шевельнулась, – разахалась Фатина.
Лучше б ты язык прищемила. Навечно. Но такое чудо и Сияющему не под силу.
– Раньше надо было приходить. В тот же день. Как бы не воспалилась ранка-то!
– Ручки у тебя золотые просто. Даст Сияющий – и не воспалится.
– На Него уповаем.
– И Им живем, – подхватила госпожа Фатина, благочестиво творя символ Светлого. – А мази с собой не дашь?
Я послушно достала маленькую баночку.
– Мазь у тебя просто волшебная!
Я невольно насторожилась. Что-то меня сильно насторожило в ее словах. А госпожа Фатина продолжала как ни в чем не бывало:
– И хвалят тебя все, и выздоравливают все… Как чудо какое…
– Так тут ничего удивительного нет. Ко мне ведь не с самыми сложными случаями идут, – улыбнулась я. – Что посложнее – других лекарей ищут. Из Зеленого и Белого города.
– Ой ли? А с пристани? Этот, как его, малек просто чудеса о тебе рассказывает!
Я мысленно пообещала Шими надрать уши.
– Чудеса? Ой, а что именно?
– Что ты любую болезнь видишь…
– И что? Я ж лекарка, это моя работа. Как бы я лечила, не зная что?
– И не ошибаешься никогда?
– Ошибаюсь, – я помрачнела. – Еще как ошибаюсь. У нас только Сияющий все видит, а мы, глупые, довольствуемся тем, что он нам дал.
– Но некоторым он дает больше, чем остальным?
Темного крабом!
Снова и снова пригодилось мне умение «держать лицо». Спасибо родителям, вбили науку, а с неприятными людьми маску я нацепляла автоматически. Госпожа Фатина и не заподозрила, что внутри у меня все сжалось в один огромный комок, а потом распалось на ясные и прозрачные звенья цепи. Пресветлый Храм – Деньги – Жрецы – Магия – Поиск – Расспросы. Наверняка эта гадина тоже ищет мага жизни, или кто-то в храме попросил ее задать мне вопросы. Или…
Наверняка они ничего не знают. Болтовня Шими и есть болтовня, от нее любой отмахнется. А вот что у меня никто не умирал, что выздоравливают люди, что меня зовут и на простые, и на сложные случаи, молва идет, круг пациентов ширится… От этого не отмахнешься.
А что делать?
Но внешне я абсолютно спокойно пожала плечами.
– Наверное…
Госпожа Фатина прямо-таки впилась в меня глазами.
– А говорят, лучшие лекари из магов жизни получаются.
– Говорят, – в моем голосе прозвучало точно рассчитанное безразличие. – Я ни одного не видела, вот и сказать не могу.
– У них даже безнадежные больные выздоравливают…
– Тогда и ломить за свои услуги они должны втридорога. Кстати, с вас два медяка.
– Вот, возьми, Ветаночка.
Потертые медяки улеглись на скатерть. А я еще долго не могла убрать их в кошелек после ухода старой сплетницы. Бешено колотилось сердце, противно ослабли ноги, подкатывал к горлу горький комок тошноты. А ведь это только первая ласточка.
Меня еще не подозревают – пока! Но что будет впереди? Выход только один. Беречься и беречься. Не лечить никого своей силой, сбрасывать ее помаленьку.
Но как? На то нас и ловят. Мы не можем удержаться, иногда совсем не можем. Да, надо откладывать деньги и переезжать. А Шими я все равно уши оборву.
Малек трепливый!
Когда ночью в мое окно забарабанили так, что едва стекло не вылетело, я даже не удивилась. Не в первый раз. Но увидеть за окном Майло Варна не ожидала.
– Что случилось?
– Госпожа графиня… она чем-то отравилась. Ее рвет.
Я поспешно натянула юбку и накинула плащ. Тут надо поспешить.
Чем опасны отравления для беременных? Да потерей ребенка. Или расти он будет плохо, или болезни у него какие появятся… У нее сейчас примерно четвертый месяц, но тут надо смотреть, чем отравилась, сколько времени прошло.
– Чем она?..
Карета тряслась по булыжникам мостовой, я перебирала снадобья в своем саквояже. Вот этим сразу напоить, вот это от спазмов, вот это успокаивающее. Надо смотреть. Так сразу я и не скажу, что и как.
– Не знаем. После ужина ей и заплохело.
– После ужина? А что она ела?
– Что господин граф приказал. Супчик куриный, опять же мясо отварное, пирог с яблоками, молочко.
– И все?
– Так вы ж сами, госпожа Ветана…
Я сама. Ну да, дала я кухарке рецепты для беременных, есть такое. Это у крестьянок по-другому, они и беременеют раз в два года, кабы не раз в год, и рожают часто, и выживает у них каждый третий, а иногда и каждый пятый. Да, бывает.
Но там тяжелый труд от зари до зари, мало денег, работать должны все. А аристократы могут позволить себе заботиться и о своем здоровье, и о здоровье ребенка. Вот и пусть.
Правильное питание – одно из основных условий развития здорового ребенка. И хороших родов тоже. А то бывает иногда… Видела я и такое у аристократок. Деньги ведь есть, вот они и лопают что хотят, когда в тягости. И что хотят, и сколько хотят, а потом по трое суток разродиться не могут, потому как мамаша неповоротливая, а деточка раскормлена до жутких размеров.
Не стоит до такого доводить.
Графиня, кстати, не высказывала недовольства рецептами. У нее были другие поводы.
– А в супчике что плавало?
– Курица. Картошка, моркошка, лучок, чуток зелени Лита положила. Я пробовал – вкусно.
– А больше никто не заболел?
– Нет.
И как это понимать? Специально отравилась? Тогда – чем, как и кто принес яд?
Ничего не понимаю, но на месте разберусь.
«На месте» было весело и интересно. Служанки бегали с грязными мисками и тряпками, несколько человек метались вокруг графини, а ту совершенно неаристократично рвало над очередной посудиной.
Когда я вошла, на меня даже взгляда не бросили. Пришлось оглядеться – и по-быстрому выставить всех лишних вон. Остались я, графиня и две служанки. Дождавшись конца спазмов, я присела рядом с женщиной, положила ей руки на виски, вгляделась в глаза.
Зрачки расширены. Тело содрогается от спазмов, это плохо. Если спазмы пойдут ниже, она может попросту скинуть ребенка, а на четвертом месяце это опасно. Не факт, что жива останется.
– Что ты пила?
– Да пошла ты…
И чего еще я могла ожидать?
Графиню начали опять сотрясать сухие спазмы, и я невольно – я не хотела, но так получилось! – выпустила дар из-под контроля.
И тут же вскочила.
– Срочно! Молока сюда! Промыть ей желудок! Воды! В молоко вбить сырые яйца!
Дыхание женщины отдавало чесноком. Мышьяк? Но как?! Откуда?! А почему она не заметила? Или нарочно?! Как повезло, что она пила молоко!!! Яд и связало большей частью. То, что попало, видимо, не успело изуродовать ни мать, ни ребенка.
Служанки заметались вспугнутыми ланями, а я схватила графиню за руки.
– Смотри на меня! Ну!
Глаза в глаза было проще. Пока я связываю ее взглядом, она не заметит другого. Как по моим пальцам почти незаметные в ярком свете множества ламп стекают и впитываются в ее кожу крохотные золотистые искорки.
При отравлении мышьяком возможны судороги. Я не знаю, какая доза яда попала в кровь, не знаю пока, какие будут последствия – сейчас мне это расскажет дар, – но мне жалко ее ребенка.
Детеныш ведь не виноват, что сделать его у мамы с папой ума хватило, а осознать свою ответственность – нет. Так что я нейтрализую судороги, а потом посмотрим, что делать дальше.
Яд, Темного крабом, яд! Где ж ты взяла его и зачем?!
Спустя шесть часов я выползла из спальни графини вымотанная, как будто кирпичи возила. Майло Варн ждал меня под дверью, и глаза у него были темные и встревоженные.
– Как она?
– Жить будет.
– А…
– Ребенок тоже жить будет. Господин граф дома?
– Да.
– Доложите обо мне. Нам надо поговорить.
Графиня уснула, и спала она крепко. Теперь до утра можно быть спокойной, а вот мне сейчас предстоял неприятный разговор. Очень неприятный.
Граф принял меня в кабинете, сидя за столом. Карие глаза глядели исподлобья.
– Что у нее сейчас случилось, госпожа Ветана? Опять истерика?
– Нет, ваше сиятельство. Мышьяк.
– Что?!
Граф вскочил, как будто его в попу иголкой ткнули.
– Да, ваше сиятельство, – спокойно подтвердила я. – Уверена, что графиня была отравлена мышьяком. Нарочно.
– Н-но…
– Сейчас она почти в порядке, ребенка тоже сохранить удалось, но чудом. Только чудом.