— Да, Аннис — это нечто. Но там ещё двое, и они вроде бы ничего, нормальные. Только старшая слишком уж пугливая, — вздохнул дракон и отправился за следующей сеткой.
За работой время пролетело быстро. Хорошо, что мужчины догадались вместе с продуктами для людей и поросят прихватить хлеб и головку сыра — ими мы и пообедали. Надеюсь, среди привезённых из города продуктов сыр будет, потому что делать его я не умела. Его привозили из города, и в нашей семье его ели очень редко. Тот мешок, что был в дарах для дракона, привёз староста, и забрал бы обратно, выбери Керанир что-то другое. Но в этот раз он многих расстроил, тех, кому по жребию выпало свою скотину или продукты в дары отдать. Только хозяину лошади повезло, а собака вообще приблудная была.
Мы уже почти всё разгрузили и разложили — мне, как женщине, доверили расставлять в буфете посуду и в целом обустраивать дом, — когда увидели ещё четырёх драконов. У этих поклажи было меньше, издалека почти и не видно было, что у них там в лапах зажато. Один опустился вдалеке, возле пасеки, а трое — рядом с нами. Первым спустился Эльрод, на ладонях которого сидели Аннис и Саннива, следом — Леонейл с двумя коровами, и Нивена. У неё в каждой лапе было по большой корзине, и, судя по раздающемуся оттуда визгу, поросятам не очень понравилось летать. Коровы тоже недовольно мычали, но было непонятно, от испуга или от того, что их пора было доить. Возле дома сразу стало очень шумно и многолюдно.
— Кажется, придётся строить и коровник тоже, — вздохнул Фолинор.
— А я пойду, возьму ведро — бедняжек нужно подоить. Только зачем сразу две? Разве одной бы не хватило?
— Вообще-то коров три, просто третью не взяли, лап не хватило, — пожала плечами Нивена. — И часть поросят тоже на берегу осталась. Они еще слишком малы, чтобы питаться только зерном и овощами, им нужно делать молочную болтушку, коровы скорее для них. Хорошо, что Эльрод сообразил показать Базилде купленных поросят, иначе бедняжки передохли бы от голода. Зачем он взял таких крох, ума не приложу.
— Место в трюме экономил, — пояснил подошедший к нам Эльрод. — А в итоге пришлось еще и трёх дойных коров покупать. У нас же только телята, мы ж их на мясо брали, да на развод в перспективе, а не на молоко. Я подумал — куда Аэтель ещё одну корову, ей и той хватает, плюс коза.
— Вторая бы не помешала, — пожала я плечами. — С одной коровы много масла с творогом не получается, а едоков у нас всё больше.
— Да, об этом я не подумал. Ладно, поросята подрастут — одну корову заберёшь. Или две, как хочешь. Ну, вы тут осматривайтесь, а я полетел за остальными поросятами. Кто со мной? Там ещё корабли разгружать, овец и коров на пастбища относить, работы непочатый край. О, сетки! Отлично! А то в лапах много ли унесёшь.
— Керанир подсказал. Он именно так принёс дары в день летнего солнцестояния, — пояснил Аэглеф, снова став драконом и собирая лежащие возле свинарника сетки.
— Сообразительный мальчонка, — одобрительно кивнул Эльрод.
— Этот мальчонка старше тебя, — усмехнулся Фолинор. — Просто выглядит ребёнком, а прожил-то дольше.
— Да? А ведь и правда, — согласился уже дракон. — Ладно, девочки, обустраивайтесь, я буду заглядывать.
Это он уже Аннис и Санниве, которые стояли молча, глядя на происходящее вокруг. Ещё через минуту мы остались вшестером — девушки, Фолинор, Леонейл, Нивена и я. Остальные улетели, захватив с собой сетки. С пасеки взлетел еще один дракон, оставив возле старых ульев человеческую фигурку и несколько ящиков, наверное, новые ульи. И тут я сообразила, что кое-кого не хватает.
— А где же ваша мама? — обратилась я к девушкам.
— Она пешком идёт, — тут же ответила младшая. — Мама слишком боится драконов, и летать тоже боится. Батя пытался её заставить, даже… — тут она снизила голос до шёпота, — ударить хотел, а дракон… Тот, который старше других, но не тот, который старик…
— Диэглейр, — догадалась я. Его я тоже здесь не видела. На пасеке, похоже, был Магилор, потому что дракон был коричневый, а Диэглейр — зелёный.
— Наверное. Так он не позволил. Схватил батю за руку и сказал, что на этом острове закон — женщин бить нельзя. И коли батя маму еще раз ударит, то он сломает ему руку. Потому что мужчин тут бить можно. Батя напугался. Потому что этот Ди-гэ… эээ…
— Диэглейр, — да, я сама это имя дольше всего запоминала, язык сломаешь с непривычки.
— Ага, он. В общем, батя ж вырваться попытался, а он его прям за руку и поднял. И пока говорил, батя так и висел, до земли не доставал. Представляешь, одной рукой на весу держал!
— Да, они сильные, — я оглянулась на мужчин, которые, взяв по корзине, вместе с Нивеной шли к свинарнику. А корзины были далеко не маленькие, и явно не лёгкие. — И добрые.
— Ага. И красивые! — в голосе Саннивы слышалось восхищение. — А какие у них крылья! А чешуя как на солнце переливается!
— А еще клыки, когти и шипы, — ехидно подхватила её сестра. — Не понимаю, как ты можешь восхищаться этими мерзкими ящерицами-переростками. Они же отвратительны.
— Ты только при них это не говори, тебе ещё здесь жить, — нахмурилась я. — Не стоит оскорблять тех, кто дал вам приют.
— Приют? Да мы же здесь рабыни!
— Ты на дом свой новый посмотри, «рабыня», — я первой зашла внутрь, подхватила пару вёдер, одно протянула Санниве. — Пойдём, подоим коров, а то поросят покормить нужно. А эта… «рабыня» пусть осмотрится. Как её тут угнетать будут, в темнице держать, в кандалы заковывать. А ты, — уже стоя на пороге, я обернулась к Аннис, — в погреб загляни. Оцени, как впроголодь жить будете.
И, сердито фыркнув, решительно зашагала к коровам, уже нашедшим воду и теперь пьющим из каменной чаши, заменявшей колодец. Меня просто распирало от негодования. Неблагодарная! Да все тут полдня трудились, чтобы людей получше обустроить, я же видела, какую им отдали мебель, какую посуду, простыни, полотенца всякие, даже половики заморские. А продуктов сколько навезли. И коровы ж не только для поросят молоко давать будут. А колодец! А ручей в свинарнике, чтобы чистить его легче было! А… а… да всё! Всё для них, а она! Да как она посмела моих драконов мерзкими ящерицами обозвать? Сама она ящерица! Ушастая ящерица, вот. Так и буду её называть, мысленно, конечно.
— Не обижайся на Аннис, — Саннива догнала меня возле коров, я топталась, дожидаясь, пока животные напьются. — Просто, понимаешь… У неё ж жених был, свадьбу на осень назначили. А когда всё это случилось, он её бросил. Сказал, что десять лет её ждать не сможет, и неизвестно, что там с ней за эти годы произойдёт, а ему что, жизнь себе ломать зря? Нас же не сразу увезли на ярмарку, мы ещё несколько дней дома были, так он даже не дождался, пока уедем — стал с другой гулять.
— Ну, и зачем ей такой? — удивилась я. — Пусть радуется, что от гада этого избавилась. Он же её не любил.
— Так она его любила, — пожала плечами девочка. — Или думала, что любит. Он красивый, а оно… Ну… не очень. Зато приданное у неё хорошее… было.
— Думаю, вам всем нелегко пришлось, так свою жизнь изменить. Но ты-то никого не оскорбляешь.
— А зачем? — девочка пожала плечами. — Они мне, правда, нравятся. Такие… как в сказке.
— Согласна, — кивнула я. Коровы, наконец, напились и покорно позволили нам устроиться рядом и начать дойку. — Знаешь, мне кажется, тебе здесь понравится. Мне, например, очень нравится. Хотя я тоже сюда попала не по своей воле.
— А как? — у девочки глаза загорелись любопытством. — Расскажешь?
— Обязательно. — Нет смысла скрывать, всё равно же узнают. — Только сначала ты расскажи — как вы умудрились столько задолжать, что оказались вчетвером в долговом рабстве аж на целых десять лет? Это же… я даже не представляю, сколько деньжищ-то!
— Ага, — вздохнула девочка. — Только кто ж знал, что жеребец помещика соседского столько стоит? Оказалось — племенной, да какой-то там чем-пьён, я не знаю, что это такое, но вроде как победитель, что ли. В общем, дорогущий. К нему кобыл на случку аж с других городов привозили. А из-за бати он сдох. А батя во всём маму винит. А на самом деле это вообще случайность. Только помещику тому, поди, докажи. Ему деньги вынь да положь за жеребца-то сдохлого. Вот наш-то нас всех и продал, кроме младших.
— Это как? — я совсем запуталась. — Ты понятнее объясни. С начала самого.
— Ладно, слушай, — и под мерное шуршание струй молока о стенки вёдер, девочка начала рассказывать.
Глава 14. ЧТО МОГУТ НАТВОРИТЬ ПЧЁЛЫ
1 июля, день десятый.
— Мой батя — пасечник, ты уже знаешь, — видя, как я кивнула, Саннива продолжила: — Он арендовал дом и землю под пасеку у нашего помещика, а мама у него свинаркой работала, мы с Аннис ей помогали, а Эйкин — бате.
— Эйкин?
— Наш братишка. Ему десять, но он мелкий совсем, младше выглядит, так что его не стали вместе с нами продавать, решили — какой с него работник, на прокорм больше уйдёт. Его и Илбергу наш дядя к себе забрал, мамин брат. У него своих трое, да куда ж деваться, родня всё же, — вздохнула девочка.
— Илберга?
— Младшая сестрёнка. Чуть постарше вашей девочки.
И Саннива кивнула в сторону свинарника, куда ушла Нивена вместе с мужчинами. А я мысленно усмехнулась. Знала бы она, сколько Нивене на самом деле лет! Но я не скажу. Не моя тайна. Если драконы захотят — сами расскажут.
— Так что же случилось? — поторопила я Санниву, которая, задумавшись о чём-то, может, об оставленной дома сестрёнке, молча доила корову.
— Однажды Эйкин прибежал домой вечером и сказал, что из одного из ульев вылетел новый рой. — Видя мои удивлённые глаза, она пояснила. — В каждом улье есть всего одна матка, ну, главная пчела, которая откладывает яйца, а из них вылупляются обычные пчёлы. Но иногда рождается ещё одна матка, новая. Тогда часть пчёл, вместе с ней, вылетает из улья, и они ищут себе новый дом.
— Это и есть новый рой? — сообразила я.
— Да. Обычно они начинают роиться где-нибудь поблизости, иногда на ближайшем дереве, сбиваются в комок, и их довольно легко собрать и поместить в новый улей. Батя много раз так делал, ему не привыкать. Даже я пару раз видела. Но в этот раз был уже вечер, а батя был сильно пьяный — в тот день его кум, дядька Леофрик, дочку просватал, как раз обмывали. А пьяным к пчёлам нельзя!