Я даже перестала обращать внимание на всех вокруг, что по-прежнему шумели, разговаривали и толкались, стоя в очереди за своей порцией. Зал трапезной был вместительным, человек, наверное, на полстони, но даже этого места хватало впритык.
— А сколько тебе лет? — продолжала любопытствовать новообретенная союзница, искоса поглядывая на меня, отрываясь от своей порции. — Мне шестнадцать.
— Восемнадцать.
— Тебя взяли в академию так поздно? Почему? Я здесь уже третий год, думала, все так рано приезжают, чтобы…
“Чтобы бессловесно служить императору и помереть на его бесконечной войне?” — чуть не сорвалось у меня с языка, но я его вовремя прикусила.
— У меня было домашнее обучение.
— Откуда ты родом? — продолжала сыпать Мэй вопросами.
Вообще-то это я собиралась допрашивать её, а не наоборот. Но девчонка поймала меня на том, что я ослабла от голода, и приходилось отбиваться. Я ненадолго замолчала, доедая последний кусок и с благодарностью приняла кружку с простой водой, которую Мэй заботливо сунула мне в руки.
— Моя родина — Корсакийские острова.
— Ух ты! — округлила Мэй глаза, как мне показалось, с уважением. Но тут же добавила невинно, без малейшего стеснения: — А где это?
Захотелось скрипнуть зубами. Да, можно было сделать скидку на то, что ей всего шестнадцать и она ещё мало что знает о мире, но… Демоны подери, именно наши острова поставляют в Империю весь сахар и табак, что в Ивваре так ценят. И именно возле Корсакийских островов проходит главный торговый путь на Восток — по безопасному участку Восточного океана, минуя большие коралловые рифы, где прежде регулярно тонули корабли.
— На Юге, — скупо ответила я, когда мой осуждающий взгляд не возымел никакого эффекта на простодушную ученицу академии.
— А! Ну да, — поддакнула она, ещё раз пристально оценив мой внешний вид, куда более темную кожу, которую я прежде считала едва ли не алебастровой, тщательно оберегаемой от обжигающего южного солнца, и мои темные кудрявые волосы, которые я начала прятать в высокие хвосты и косы с момента отплытия с острова. — Понятно.
Пока я дожевывала и пыталась понять, с чего начать мой собственный допрос, Мэй снова выбила меня из колеи, когда пригнулась и низким шепотом допыталась:
— Сентар де Ларс был твом кучером в юности? — Я поперхнулась от слова “юность” в отношении Бьёрна, но не успела ответить, потому что посыпался новый град вопросов: — Когда-то жил там тоже? Как вы с ним познакомились? Он такой красавчик, правда? Мы его обожаем! Все просто мечтают попасть к нему и иногда делают очень дурацкие поступки…
Мэй хихикнула, прикрывая рот рукой, и это сделало её ещё младше и наивней. Я решила проигнорировать вступительную часть и узнать только то, что мне действительно может быть полезно:
— Что значит: “Мечтают попасть к нему”? Куда попасть?
— А ты не знаешь? — недоверчиво отпрянула Мэй. — Если он твой…
Я с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза.
— Он не говорил о том, чем занимается здесь, — процедила я, отставив в сторону грубую глиняную тарелку.
— Понимаю, — вдруг быстро кивнула Мэй, перестав сомневаться в моих словах. — Старшие дарханы иногда так делают. Никогда не знаешь, что говорят им боги. Здесь это называется “испытанием”. Иногда я думаю, что нас здесь тоже… того. Изучают.
Это я уже поняла.
— Так что же он здесь делает? — Я поправила края светлой рубахи, невольно стягивая под ощутимым вниманием собравшихся в таверне учеников, хоть и старалась не подавать вида, что это замечаю. — Чему учит?
— Он — целитель, — произнесла Мэй заговорщически и даже будто с придыханием. — Один из лучших, кто может в один миг почувствовать другого человека и его боль. Говорят, к его дару однажды обращался сам Император, когда был в Сеттеръянге пару лет назад.
Целитель, значит! Так вот почему тогда, на корабле… Я вспомнила и его прикосновение к запястью, когда он показывал способ унять тошноту, и его касание моей щеки после пожара в шторм, когда он будто отключил сознание, отправив в долгий исцеляющий сон. И ведь ни словом не обмолвился, кто он такой на самом деле!
Впрочем, я и сама не спрашивала, сочла мелкой сошкой. Но он делал всё, чтобы я так о нём думала. Несносный, дерзкий и нахальный Бьёрн со своими дурацкими косичками, который отчего-то считал, что я должна терпеть его издёвки и смех, хоть понятия не имела…
Но здесь он надо же — Учитель!
Когда я представила, как юные девицы сохнут по нему и табунами выстраиваются у дверей, притворяясь в том, что они больны, мне стало одновременно смешно и противно.
Чего не сделаешь ради красивых глаз, да? А как же самоуважение? Нет уж, пусть он дальше зовет меня хоть “принцессой Юга”, хоть “ваше величество” — всё лучше, чем пытаться вызвать у него симпатию и стать наравне с толпой поклонниц.
— Да, он всегда подавал надежды, — выдала я ему скупую “рекомендацию” свысока, оставляя Мэй гадать, кто же я на самом деле.
Быть может, в самом деле стоит сохранить тайну своего появления здесь и оставить остальным догадываться, какие на самом деле отношения связывают меня с одним из учителей-дарханов: пока ничто здесь не вызывало желания поскорей открыть кому-нибудь душу.
— Пойдем, я помогу тебе подшить штаны, я уже наловчилась это делать. Нам выдают не так много и часто — навырост, на год и больше, поэтому лучше её поберечь. Я уже три раза перешивала свои, когда становилась выше, — в её словах прозвучала гордость.
Все это звучало для меня так дико, что я поначалу сочла это шуткой. Но присмотревшись к её и в самом деле потрепанному наряду, пришлось признать, что это Мэй не смеется. Они действительно носят эту одежду… годами. Боги.
Знала бы об этом моя мать — та, которая не наденет одно и то же платье дважды, потому что в этом её уже видели на одном из празднеств. Я была не столь расточительна и любила повторять наряды дважды, а то и трижды — особенно, если знала, что сиреневый цвет платья красиво оттеняет мои глаза, отчего все собравшиеся поклонники не могут отвести от меня взгляды.
Тавиану, конечно, было плевать на одежду — он предпочитал развивать свое тело и дух, зная, чем можно привлечь юных девиц. И уже не раз сбегал из дома ночами на тайные свидания, о чем требовал у меня молчания. Я же ждала, когда он наконец жениться и перестанет без конца задевать меня — пусть теперь достается его жене.
И только при воспоминании о его ранении мне стало на миг совестно. Брат не заслужил той боли, что ему пришлось пережить, но последнее время я видела за его улыбками и шуточками скрытую рану. Он умен, хоть и вредная зараза, и достаточно энергичен, чтобы управлять поместьем, которое должно достаться ему по наследству. И уж точно не должен сложить свою голову, служа Императору.
Наконец оказавшись в том же Сеттеръянге, где провел несколько лет Тавиан, я, кажется, начинала его немного понимать. И болючей иголкой проскользнула в сердце мысль, что дай боги его ранение не помешает ему найти свою судьбу и любовь, как однажды повезло нашим родителям встретить друг друга. Не дай боги кто-то посмеет смеяться над ним из-за этого!
Потому что если служба императору поломает Тавиану жизнь — я пойду и отомщу за него так, что даже этот Бьёрн меня не остановит.
Глава 16. Посланник богов
Узкую улицу, ведущую с окраины этого ивварского поселения в горы, оцепили с привычной тщательностью — всюду, где следовал император или его супруга много лет соблюдали этот порядок, не позволяя и на волосок просочиться недоброжелателю. Периметр оберегали и дарханы, обученные боевой магии, особо чутко способные среагировать на любую опасность.
С одной стороны это создавало чувство безопасности и порядка на улицах, с другой — всё больше Арнеина чувствовала отстраненность к простому народу и всё меньше было точек соприкосновения, хоть она и делала, что могла.
Праздненства, торжественные события, встречи и даже “народные” гуляния состояли сплошь из близкого круга доверенных лиц, магов и дарханов, изредка — из их неодаренных, но важных родственников.
Иногда ей казалось, что уже все люди Империи — посредники Четырёх богов, и в такие мгновение особенно верилось в слова императора об избранности их нации, и что земли, на которые отныне распространялась власть Иввара, должны считать это благословением богов и — особым их расположением.
— Мне кажется, что способность к магии мы распространяем так же, как нашу волю, — сказала она полгода назад мужу в один из тихих вечеров, когда во дворце стихли разговоры и придворная суета, и они впервые за долгое время остались наедине после длительного приема иностранных послов и наместников отдаленных от столицы земель.
— Однажды все мы сможем говорить с богами. — Сиркх положил ладонь чуть выше её живота, будто где-то там, в центре солнечного сплетения, и живет её связь с Великим Духом — прародителем всего сущего.
Арнеина прильнула к нему, наслаждаясь прикосновением. Сила, толкнувшая их друг другу двадцать лет назад, не ослабевала. Но до сих пор в памяти звучали слова Сиркха о том, что они пришли на землю из других миров, и что должны сделать всё, что потребуют от этого воплощения боги. На них большая надежда.
Где-то раздались в толчее простого народ дикие крики и понукания, что приближались к их процессии. Мелькнула из подворотни внезапная черная тень со крутой улицы пригорода, тонувшего в сумерках. Как это возможно?!
Кобыла вскочила на дыбы, и Арнеину тряхнуло. Копыта лошади скользнули по мощеной улице, заскользили по камням. Оглушительное ржание и резкий всхрип, рывок, и на пару мгновений даже перехватило дыхание — пока императрица Иввара сделала всё возможное, чтобы не сорваться с дамского седла, хотя для этого пришлось буквально повиснусть на поводьях.
Каким-то чудом Миури удержалась, загарецевала, едва не затоптав одного из стражников, бросившихся на подмогу. Зазевавшиеся гвардцейцы мигом окружили возможных врагов, но Арнеина была занята только тем, чтобы унять бешеное биение сердца. Она склонилась ниже, почти коснулась лицом тщательно заплетенных с золотом косичек на гриве её Миури, и затихла, слившись с ней в единое целое.