— Где он сейчас?
— В храме, ваше величество, — ответил де Нару с той сдержанной интонацией, которая обычно сопровождала его тонкие насмешки. — Размышляет о мироздании, судя по всему. Или, возможно, просто сбежал от своих юных дарований на Итене. Я вижу, что вы устали…
— Нет-нет, я пойду прямо сейчас. Спасибо, де Нару.
— Конечно, ваше величество. Кто, если не вы, может осветить своим присутствием даже самые мрачные залы храма? Хотя, если быть честным, думаю, что мой сияющий затылок справился бы ничуть не хуже. Могу пойти вместо вас. Заодно проверю, выдержат ли стены мою божественную силу.
Арнеина закатила глаза, но уголки её губ дрогнули.
— Знаешь, иногда я думаю, что за остроты в адрес короны я должна назначить тебе пожизненное дежурство на воротах.
— Это будет честным наказанием, ваше величество. Но я предпочитаю вас веселить, пока вы меня терпите.
Де Нару отступил с видом победителя, а она направилась к выходу, чувствуя, что разговор с Эльхананом сможет наконец сдвинуть дела с мёртвой точки.
Храм Четырёх богов, возвышавшийся в центре Эмариша, казался не храмом, а горой. Он был построен еще сотню лет назад при короле Эстеиаре — как дань предкам, основавшим здесь город, позднее ставший столицей самой великой и обширной империи мира.
Чёрные камни гладкого мрамора органично встраивались в высокий холм, на котором этот храм был построен. Лестница к нему вела широкая и длинная — но не настолько, насколько она высока в Сеттеръянге. От этого храм казался доступнее, хоть ощущения здесь Арнеина всегда испытывала самые смутные.
По этим широким тёмным ступеням она поднималась двадцать лет назад — совсем юной восемнадцатилетней девушкой — на последние испытание императорского отбора невест. И именно в этом храме едва не умерла на руках у Сиркха…
Четверо богов всегда любят посылать своим самым любимым сыновьям и дочерям наиболее трудные испытания. С этими мыслями Арнеина повторила путь двадцатилетней давности, поднялась по лестнице и вошла в полумрак холодного зала. Стены храма, казалось, дышали древностью, а воздух был пропитан благовониями.
В небольшой комнате для молитв она нашла настоятеля монастыря священного города Сеттеръянг, главного служителя Четырёх богов Иввара.
— Ну, здравствуй, девочка моя, — улыбнулся Эльханан в русую бороду.
Арнеина мигом почувствовала себя дома. Удивительное свойство этого человека состояло в том, что достаточно было находиться рядом, чтобы испытать ни с чем не сравнимое состояние покоя и божественной мудрости.
Казалось, стоит прийти к нему даже в разгар кровавой битвы — доползти, истекая кровью, мучаясь от душевной боли и опасаясь будущего — и даже тогда тревога отступит, боль покажется легкой, а тяжелый камень на груди свалится, освобождая.
— Эльханан! — позволила себе улыбнуться Арнеина. — Я ужасно скучала.
Они встретились в центре комнаты под лучом падающего из окна света и обнялись так, что Арнеине отчего-то захотелось заплакать. Сколько лет она не позволяла себе этого?
— Ну, дорогая моя. Ты же знаешь, что я всегда рядом.
— Сеттеръянг — не так уж и рядом, — покачала головой она.
Эльханан лукаво улыбнулся, пряча уголки губ в усах.
— Ты знаешь, о чём я.
— Конечно, знаю, — вздохнула Арнеина. — Но мне от этого не становится легче.
— Я здесь, чтобы напомнить тебе, что даже в самые тёмные времена мы всегда остаёмся частью света, который не гаснет.
Как сильно его слова перекликались с теми, что говорил бродяга. Арнеина не сомневалась в том, что её принадлежность божественному свету Великого духа никогда не исчезнет.
И сколько бы не твердили, что магия — это Тёмные проявления хаоса, она не сможет в это поверить.
— Ты снова за своё, — проговорила она с насмешкой, но голос дрогнул. — Говоришь, как служитель.
— Я он и есть, — согласился он и усмехнулся. — Помимо того, что наставляю наши юные души… Но про свет — ты знаешь, что я прав.
— А если свет… погаснет, Эльханан? — она резко подняла взгляд, и в её голосе невольно прозвучала горечь.
Вспомнился Сиркх на холме, теряющий связь с реальностью. Ветер трепал его волосы, дневной свет отражался в сияющих голубых глазах, и он, полный силы и невероятной мощи в самом деле мог свернуть горы в поисках ответов на свои вопросы.
— Свет не погаснет, пока ты жива, Арнеина. — Взгляд Эьльханана блестел в полумраке: он всегда знал нечто, что ей было недоступно.
Она опустила взгляд, чтобы скрыть глаза, которые вдруг наполнились слезами. Но его голос оставался рядом, твёрдый и тёплый, как и всегда.
Хотелось рассказать всё, что с ней случилось. Но после гибели целительницы Джемал было страшно даже заикаться. Хотя беременность — это не то, что удастся долго скрывать, и время идет на недели, в лучшем случае месяцы. Всё, что ей удалось сейчас достичь — это научиться скрывать свое состояние ото всех и ещё больше, чем прежде, сторониться любых контактов.
Но сейчас было иначе.
Эльханан подошёл к ней и вдруг обнял по-простому, минуя все приличествующие церемониальные ритуалы. Так, как мог бы обнять ее отец, будь он сейчас жив. Слезы всё-таки потекли из защипавших глаз.
Ей не было так страшно и больно прежде: ни на испытаниях отбора, ни в сложных делах государства, ни перед лицом самого Сиркха — а вот сейчас, понимая, что ей всё равно предстоит сделать страшный выбор, она не могла унять нервную дрожь.
— Я… знаю что с тобой, милая, — он осторожно огладил её по спине.
— Сразу понял?
— Не сразу, вот только что.
— Значит, и он поймет. Я больше не смогу это скрывать.
— И что тогда? — Эльханан прищурился, его взгляд стал острее, чем обычно.
— Я не знаю. — Её голос дрогнул. — Возможно, я потеряю всё.
Она замолчала, не смея произнести вслух свои самые тёмные мысли.
Эльханан тяжело вздохнул и отстранился.
— Самуэль возвращается сегодня вечером?
— Да. Эльханан… — Арнеина взглянула ему в глаза. — Я встретила одного странного человека, он едва не погиб под копытами моей лошади… Это посланник Покровителя, о котором сейчас многие говорят. Он показал мне символ, который скроет мысли и даст мне время, чтобы сделать выбор.
— Что это за человек?
— С короткой черной бородой, темно-синие глаза, лет тридцати, быть может. Я не знаю, кто он, так и не назвал имени. И исчез так таинственно, что не видел никто из стражи.
— Покажи мне этот символ, — предложил Эльханан и повёл её к столику для записи молитв. — Ты его помнишь?
Арнеина обмакнула перо в чернила и вывела на куске пергамента сложный орнамент, который вился по кругу и замыкал сам себя. Хитрое плетение врезалось в память так, словно она собственноручно чертила каждую линию кровью — а она лишь однажды провела по вырезанному в дереве узору пальцем.
— Такой… необычный кагард, — пробормотал Эльханан, изучая её рисунок. — Таких прежде не видел. Он замкнут, но не постоянен. Как будто движется, даже на пергаменте.
Арнеина молчала, глядя на символ. Её пальцы невольно замерли над чернилами, будто боялись коснуться магического плетения снова.
— Думаешь, я ошиблась, что согласилась его коснуться?
— Я не могу сказать, — он покачал головой. — Думаю, это был твой выбор и твоя просьба к Четырём богам. Но как всё обернётся — решать только тебе.
Эльханан аккуратно свернул пергамент, поднёс к пламени свечи, чтобы сжечь, но его взгляд задержался на Арнеине.
— Если ты решишь оставить его в своей жизни, он должен быть с тобой как напоминание о твоей силе, а не как страх перед неизвестным.
— Что ты предлагаешь?
— Оставь знак при себе, — ответил он. — Но не на бумаге. Ты узнаешь, когда он тебе понадобится.
Вечером, когда Арнеина сидела у окна в своих покоях, стража принесла небольшую шкатулку. Она была из чёрного дерева, украшена простым серебряным узором.
Открыв её, Арнеина застыла. Внутри лежало массивное золотое кольцо — с тонкой вязью на даори. На внутренней стороне кольца был выгравирован тот самый символ, замкнутый круг узоров, но теперь в центре тонкой вязью были вырезаны её инициалы.
Рядом лежала записка от Эльханана, которую она сожгла сразу после прочтения:
«Скажи, что это подарок от меня — защита в тёмные времена. Ты найдёшь ему применение, когда наступит время. И тогда сделаешь верный выбор».
Кольцо блеснуло в свете лампы, и Арнеина впервые за долгие дни почувствовала лёгкость — зыбкое, но обещание, что дарит надежду.
Остаток дня прошел в смутном забытье, пока она сидела в молчаливой практике тишины. Сиркх пришёл ровно в тот момент, когда она открыла глаза. Привычное счастье затопило душу. Хотелось смотреть на него и снова различать все малейшие черты: от чуть сощуренных ярких глаз до едва различимого шрама на щеке.
Самуэля не раз пробовали убить те, кому были не по нраву его правила. Но он предупреждал её ещё много лет назад, что так случится.
Такова судьба правителя. Тобой всегда будут недовольны и многие всегда будут ненавидеть. Я не могу ничего сделать с чувствами других людей. Я знаю, в чём мой долг. Дать свободу тем, кого много веков держали в кандалах. Я знаю, что мы можем многое миру — и мы можем использовать это во благо.
— Муж мой, — поднялась она к нему.
Сиркх подошёл и легко подхватил под поясницу, снова даря то ощущение нежности и хрупкости, которое она испытывала в его руках. Так недолговечна жизнь, способная оборваться от любой мелочи. Так мимолетно пребывание их духа в материальном воплощении на этой земле.
Быстрый, наполненный событиями сон, который переживает дух в своем бесконечном странствии по мирам и воплощениям, пока не пройдет всю череду опытов, падений и взлетов — и не познает все грани бытия. Самуэль прошёл их множество. Наверное, не меньше, чем мудрый Эльханан.
— Я скучал, — прошептал император, проводя ладонью по пояснице и выше по спине; тёплое дыхание овеяло шею, и мурашки покрыли верхнюю часть плеч, и даже волос