А вообще… Судя по его взглядам, я могу действовать иначе.
Ещё ни один мужчина, который хоть сколько-нибудь был мне интересен, не мог остаться равнодушным, а этот Бьёрн… не знаю, чему его учили у дарханов, но пусть попробует устоять перед Кейсарой ди Мори, которая станет хорошей девочкой.
Очень хорошей и очень милой девочкой.
Глава 4. В которой море одерживает верх
Смех Бьёрна даже немного задел, но я не стала обращать на него внимание. Он ещё пожалеет, что так обращался со мной, словно я девица из ближайшей лавки, которую надо схватить за шкирку и тащить в этот Сеттеръянг — город чужих богов — точно нашкодившую кошку.
Я прошла дальше по пустой каюте, вытянутой вдоль корпуса судна. Оглянулась по сторонам, с тоской понимая, что мне уже не уйти с этого корабля.
А ведь Нидейла ждёт меня с ночи. Хотелось бы знать, предчувствовала ли ведунья то, чем обернётся в итоге моя попытка побега из дома? И если так, то, должно быть, уже занялась своими делами: заварила любимый терпкий чай с цветами, принесла подношения Великим Духам и ждёт, что скажут ей боги.
А что они скажут мне?
Я дошла до крохотного, забранного решеткой окна в корме. Скошенное отверстие позволяло смотреть больше на воду вокруг и на берег родного острова, чем на небеса, откуда хотелось дождаться ответа.
Корабль качнуло на пологой волне, когда один из соседних кораблей поменьше развернул паруса, и внутри всё нехорошо сжалось. Что ж, пусть дарханы сами пеняют на себя, что уволокли меня силой! Это путешествие обещает стать невыносимым…
К моменту отплытия в каюту начали приходить люди. Я забралась на свою крохотную койку, на которой разве что с трудом вытянешь ноги, и задвинула хлипкую штору — вот и вся преграда от других случайных попутчиков. Проклятье, надеюсь они не храпят.
Я скинула шляпу в дальний угол и скомкала тонкий грубый плед ногами, ещё не желая мириться с действительностью: мне правда придётся плыть на этот Итен и принимать чужие правила игры?
Перед глазами снова возник Тавиан: дрожащими пальцами он не мог нормально держать вилку. Брат почти никогда не рассказывал о службе подробно, всегда отделывался шутками и переводил тему. Или и вовсе щёлкал по носу, утверждая, что не доросла до подробностей, это для взрослых. А потом… я сама не хотела знать, с чем именно ему пришлось столкнуться во время подавления мятежа под Сеттеръянгом.
Мама, папа! Это было жестоко. И хотя отец всегда говорил, что уроки нам даны, чтобы развиваться и расти, сейчас мне не хотелось и мысли допускать, что они правильно поступили, предугадав мой побег и подсказав этому северянину, где и как меня ловить.
— Отдать швартовы, — раздалось приглушенное с верхней палубы.
Теперь потолок сотрясали множество пар ног матросов, которые под команды капитана резво взялись за управление. Я плюхнулась на подушку, набитую соломой, и закрыла глаза. Главное не разозлиться слишком сильно, чтобы не поджечь ещё и весь корабль. Что может быть хуже, чем странствовать по жуткому океану на хлипкой деревяшке, да еще и с угрозой устроить на ней пожар?
Я задышала глубоко, успокаиваясь, как учил Арон. Вот только воспоминаний о бывшем учителе мне сейчас не хватало, да?
Подтянув к себе колени, я устроилась в свое убежище в самом углу и не заметила, как снова задремала под тихий плеск волн. Пробуждение оказалось не из приятных.
Мы уже далеко отплыли, судя по всему. Солнце начало клониться к закату и светило в крохотные окна общей каюты, пробираясь даже за штору. Корабль валко шёл по волнам, и каждое мотание из стороны в сторону заставляло желудок, в котором и без того было пусто, болезненно сжиматься.
Не выдержав, я выбралась из “каюты”, отодвинула пыльную ткань и прошла, шатаясь, к двери. Не без труда тяжелое дерево подчинилось моим рукам, но я наконец вырвалась на свободу.
Ветер тут же обдал лицо, и стало капельку легче. Красно-оранжевое солнце слепило глаза. Вокруг гомонили и носились туда-сюда десяток матросов в льняных рубахах и выцветших от солнца широких штанах, где-то раздавался смех и самые низкосортные ругательства от матросов откуда-то сверху с мачт, которые терялись в натянутых полотнах парусов.
Не в такой компании я привыкла находиться, что за жестокая шутка судьбы?
Размышлять было некогда, желудок скрутило так, что я успела лишь прильнуть к высокому — по локти мне — борту и вцепиться в него руками. Однако ничего, кроме болезненных сухих судорог, так и не случилось. Ветер бил в лицо, путал волосы, выбившиеся из прически. Хорошо, что оставила шляпу в каюте — её бы унесло прочь этим ветром.
— …И что теперь? — раздался спокойный голос, когда ветер на мгновение стих. — Надо учитывать, что времена изменились. Нам нужны люди.
— Да и что теперь, каждую цыпочку хватать, лишь бы угодить императору?
— Смотрите-ка, кирия тут на палубе, — донеслось издалека чьё-то хриплое, и разговор прервался с коротким смешком.
Я предпочитала не поворачиваться и не обращать внимание. Всё равно ничего не видела кроме мутного горизонта, да и смысл их слов доходил с трудом. Мне было так плохо, что единственное, что я могла ответить — это послать их всех в бездну… Или вот в эту морскую пучину, что так и жаждет сожрать случайных путников: вон как пенится и бурлит под бортом вода.
Снова стало мутно и тошно, и я пыталась дышать, чтобы стало легче.
— Эй, Патрик, воды принеси, — раздался знакомый голос.
— Сейчас, сентар де Ларс, мгновение, — шустро ответили следом.
Ишь ты какой, сентар де Ларс! Конечно, дежурит неподалеку от кают, чтобы “драгоценная госпожа” снова не творила глупостей и не сиганула за борт? В этот раз пусть не надеется. Моя жизнь мне дорога, и я не расстанусь с ней от простого отчаяния.
“Сентар де Ларс”. Ну надо же.
И всё-таки любопытно… Мои мысли перекатывались в голове, как всё внутри от бесконечной качки. Если к этому Бьёрну обращаются так уважительно… может, он не посыльный от дарханов, а хоть кто-то поважнее? Конечно, он маг, и одним этим заслужил себе особое положение, но стало интересно узнать о сероглазом что-нибудь еще. Если сопротивляться бесполезно, надо хоть воспользоваться ситуаций и развернуть её себе на пользу.
— А вы, любезная кирия, не лгали насчёт качки, верно?
Бьёрн небрежно облокотился о борт неподалеку: боковым зрением я видела его светлые косицы, забранные с боков, которые мотались на ветру у шеи свободными кончиками, и белеющую на фоне волн рубаху, но была не в силах смотреть в лицо, подставленное ветру. Не дай боги вывернет прямо так.
Мой мучительный стон стал ответом, и я опустила лицо на кисти, которым держалась за борт. Кожу так хорошо остужал влажный и прохладный ветер, что хотелось замереть и дождаться, когда полегчает.
— Держите, пейте, — предложил Бьёрн жестяную кружку.
— Это поможет? — хрипло произнесла я наконец пару связных слов.
— Не уверен. Но вы попробуйте — и мы узнаем, — его тон был по-прежнему насмешлив, а я была явно не в лучшей форме, чтобы произвести на него впечатление.
Я всё-таки сделала пару торопливых глотков теплой и не самой свежей воды, подышала снова, отдав кружку обратно, но проклятая тошнота вернулась. Уткнувшись снова лицом вниз, я пробормотала:
— Сколько нам осталось?
Бьёрн цокнул.
— Мы всего несколько часов, как вышли, кирия ди Мори. Плавание до архипелага Итен обычно занимает не меньше пары недель от Корсакийских.
— Боги. Просто… убейте меня… — протянула я мучительно, пытаясь понять, как выжить столько времени в открытом море — а ведь это корабль почти не качает и ветер ровный и свежий.
— Позволите? — спросил вдруг сероглазый, касаясь моего запястья.
— Что, уже просите мою руку? — нервно рассмеялась я, не удержавшись от издевки и по-прежнему прижимаясь лбом к лежащей на борту руке. — Так быстро!
От мокрого дерева пахло солью и старостью. Корабль поскрипывал на волнах, и каждое его движение отзывалось противным ноющим ощущением внутри. Как же плохо. Ох… Если бы хоть кто-то был на моём месте и чувствовал то же, что и я, он бы понял, что невозможно казаться милой и обаятельной, когда желудок то и дело подкатывает к горлу.
— Только руку, кирия. На сердце… не претендую, — усмехнулся Бьёрн так, что я буквально видела его лицо в этот момент.
Я расслабила левую руку и позволила ему развернуть предплечье, уложив тыльной стороной ладони на высокий фальшборт корабля; пара моих колец глухо стукнулись о дерево. Тёплые, сильные, но будто нежные пальцы обхватили мое запястье и прижались к одной у кисти точке, сдавили её одним точным сильным касанием. Отдалось тупой болью, и я уже хотела с силой выдернуть руку из его хватки, но вдруг поняла, что… мне становится лучше!
Я замерла, прислушиваясь к ощущениям и не открывая глаза. Бьёрн по-прежнему держал пульсирующую под его пальцами руку, но это давление было меньшим злом по сравнению с дурнотой от качки. Он чуть ослабил пальцы и снова мягко надавил на впадину между сухожилиями. Каждое мгновение становилось ещё немного легче. Это что, его магия? Не мог сделать так сразу, идиот несчастный?!
— Прикажете держать вас так всю дорогу, госпожа ди Мори? — вкрадчиво поинтересовался наглец, склонившись чуть ближе ко мне и явно наслаждаясь произведённым эффектом.
Я даже различила тонкий древесный дух плоской круглой подвески, которая болталась на его шее, и ещё мускусно-терпкий аромат его кожи, разогретой на солнце. И даже запах дыхания, от которого почему-то закружилась голова. Наверное, это последствия тошноты и качки.
— А вы что… слушаетесь моих приказов? — не менее вкрадчиво уточнила я, искоса повернув к нему голову и наконец позволив себе посмотреть.
Бьёрн рассмеялся и потянул за руку к себе, заставляя выпрямиться перед ним.
Я нехотя встала, старательно не глядя по сторонам на глазеющих на нас матросов. Впрочем, лучше бы смотрела на них, чем в серые глаза стоящего напротив мужчины, которые изучали меня снова насмешливо и равно